— Обычные командные игры в сухом бассейне «Чак И. Чиз» [24]. С тех пор, как Люцифер свалил обратно на небеса, Мейсон полностью захватил власть. Генералы Люцифера передрались из-за планов сражений. Маммона с Бафометом занялись вредительством в отношении войск друг друга. Травят им пищу, и тому подобное дерьмо. Всё для того, чтобы подлизаться к Мейсону. Семиаза — единственный генерал, отказавшийся целовать Мейсону задницу, так что ему пришлось бежать из города, — сообщает он последние новости.
— Мудрый шаг.
— Мейсон к чему-то готовится. Он отовсюду стягивает войска, но они разбросаны по всему аду, так что это займёт какое-то время. Наряду с этим, он затеял какую-то другую игру, но я пока ещё не понял, какую.
Я могу проходить сквозь тени и выходить почти везде, где хочу, проходя через Комнату Тринадцати Дверей, точку в самом центре времени и пространства. Я могу попасть в эту Комнату, потому что много лет назад один из генералов Люцифера, тот, который хотел, чтобы я был его личным ассасином, засунул ключ мне в грудь. Я единственный во Вселенной, кто может попасть в эту комнату, потому что единственный ключ у меня. Но когда Бродячие носились по городу, как кладбищенская саранча, я узнал, что Мейсон пытается сделать свой собственный ключ.
— Это Комната Тринадцати Дверей? Он нашёл способ попасть внутрь?
— Не думаю. Если бы ему удалось, он бы уже был здесь, глодая твой череп.
Касабян прав. Мейсон не из робких или медлительных. Если бы у него был шанс сбежать из Даунтауна, даже хотя бы на минутку, он бы им воспользовался и попытался убить меня.
— Итак, что он задумал?
— Ты скажи мне. Ты каждую ночь разговариваешь с этим парнем. Раньше с Элис, что было довольно жутковато, а теперь с доктором Думом [25].
Он бьёт в двенадцать. Шар отскакивает от бортика и не падает. Мой черёд.
Я откладываю сигарету, кладу кий между большим и указательным пальцами и целюсь.
— Что это значит?
— Раньше в «Макс Овердрайве» ты разговаривал во сне с Элис. Однако с тех пор, как мы перебрались сюда, всякий раз, когда засыпаешь, ты начинаешь вертеться, словно цыплёнок на вертеле, и разговаривать с Мейсоном.
— И о чём я говорю?
Я играю единицу от борта, и загоняю в угловую лузу.
— Кроме «пошёл на хуй» и «я убью тебя», ты много бормочешь на адском, так что трудно сказать.
— Купи словарик.
Он обходит по периметру стол, кружащий вокруг мухи мясистый паук.
— Есть ещё кое-что. На самом деле это ничего не меняет, но ты можешь захотеть узнать.
— Что?
— Никто в Даунтауне больше тебя не боится. Раньше ты был бугименом [26], от которого они не спали по ночам. Теперь они говорят о тебе так, словно ты был школьным хулиганом.
— То есть, они позабыли обо мне.
— Я этого не говорил. Я имею в виду, что теперь Мейсон — новый жуткий человек в городе, а тебя так долго не было, что он по умолчанию завоёвывает титул крутого парня.
Я бью тройку, но ударяю слишком сильно, и шар откатывается обратно в центр стола.
Я беру сигарету, а Касабян вскарабкивается обратно на стол.
— Сперва он отправляет меня в ад, а потом даже не даёт мне сохранить свою репутацию. Этот мелкий хрен хочет всё заграбастать.
Касабян прицеливается.
— Так ступай туда и прикончи кого-нибудь. Перережь глотки нескольким генералам. Ты монстр, убивающий монстров. Будь креативным.
Я качаю головой.
— Все знают меня в лицо, а Мейсон расставил патрули на всех входах, которые я использую, чтобы попасть в ад. Он узнает об этом в тот же момент, едва я суну туда большой палец ноги.
— Беспокойство о подобном дерьме звучит для меня не особо похоже на Сэндмена Слима, если не возражаешь.
— Возражаю, но ты уже это сказал.
— Просто спустись вниз и убей его наконец! Ты раньше делал намного более безумное дерьмо, чем это.
— Сейчас не самое подходящее время. Мне нужно остановить всё, что он делает. Планы сражений. Закулисные сделки с генералами. Всё это. Мне нужно больше хаоса. Убьёшь кого-то на ледовом шоу, и вокруг всё превратится в сплошной дурдом. Снесёшь кому-нибудь голову в зоне боевых действий, люди переступят через тело, не отрываясь от бутерброда.
— Возможно. Несколько месяцев назад ты бы уже типа ДжонУэйнил [27] себе туда дорогу и начал свою собственную войнушку. Мне кажется, что ангел у тебя в башке сделал тебя мягким. Ты слишком долго был доброй волшебницей Глиндой [28].
Он прав. Мейсон как-то говорил со мной. Он овладел телами других людей и говорил со мной через них. Он становится сильнее и трудится над ключом. Он собирает войска. Мне следовало быть в Даунтауне, убивая его и доставляя падшим ангелам новые кошмары. Я впустую потратил последние шесть-семь месяцев, прыгая через скакалку с Уэльсом и Стражей, напиваясь в дупель и становясь тряпкой.
После стольких лет я всё ещё не понимаю этот мир. Он мягкий и глупый, и полон мягких и глупых людей. Почему они все не сходят с ума и не рвут друг друга в кровавое конфетти? Им же хочется. Я могу читать их глаза. Слышу биение их сердец. Чую пот страха. Пот гнева. Ярость внутри, которую они никогда не могут выпустить. Я превращаюсь в одного из них. Это цена жизни в этом мире и попытки вписаться в него.
Ангел в моей голове — часть его. С другой стороны, был ли вообще ангел? Может, я схожу с ума, и это мой Тайлер Дёрден [29]. Возможно, я всегда был сумасшедшим, а возвращение сюда выплеснуло это наружу. Ад был моим галоперидолом, и без него я медленно погружаюсь в шизу. Слышу голоса. Выполняю приказы того, кого, может быть, даже не существует.
Элис здесь нет, а без неё это место всегда будет лишь пустыней. Но я теперь связан с другими людьми. Видок. Аллегра. Кэнди. Карлос. Касабян. Даже Бриджит, которая меня бросила. Они являются шлакоблоками, тянущими меня ко дну океана. Знакомство с ними, то, что я плюю на них, высасывает мозг из моих костей. Делает меня слабым. Они хотят, чтобы я был в здравом уме и добродетельным, но монстр во мне хочет слышать, как шеи адовцев трещат и лопаются, как бутылки шампанского на Новый год.
Касабян загоняет один шар и выстраивает другой. Надо бить по полосатому шару или сплошному? Не помню. Я докуриваю последнюю сигарету и бросаю окурок в банку из-под газировки, оставленную под пластиковой табличкой «Не курить».
— Может, тебе стоит заняться чем-нибудь здесь. Сходить, поколотить ещё скинхедов. Сразиться с драконом. Или Кисси.
Я смотрю на него, пытаясь прочесть. Он не особо-то дышит или потеет, так что это непросто. Он сосредоточен на ударе, так что я не вижу его глаза.
— С чего это ты про них вспомнил? Кисси исчезли.
Я знаю это, потому что убил их, целую расу уродливых недоделанных ангелов. Ну, почти всю расу. Я видел одного, он называет себя Йозеф, несколько недель назад. Он жив и знает, где находятся остальные Кисси. Мы долго беседовали об этом.
Касабян замирает и смотрит на меня. Мы достаточно долго живём вместе, чтобы знать, когда я … ну, чрезвычайно серьёзен.
— Остынь, — говорит Касабян. — Это была шутка.
Он бьёт сплошной пятнадцать, и тот со стуком залетает в лузу. Монстр быстро передвигается, пытаясь вернуть всё в нормальное русло, обратно к игре. Загоняет ещё один.
— Не шути по поводу них. Мне это не нравится, — замечаю я.
— Как скажешь, чувак. Если я задел твои чувства, мы можем посмотреть «Жареные зелёные помидоры» [30] и откушать пинту «Хаген-Дас» [31].
Я больше не могу это выносить. Достаю обезболивающее зелье Видока и осушаю одним глотком.