— Нет. Давай посмотрим «Дикую банду» [32] и заплатим, чтобы нам принесли рёбрышки по-корейски.
— Ну, ебать меня членом Ллойда Бриджеса [33]. В конце концов, ты всё ещё жив, — говорит он. Затем добавляет: — Угловая луза.
Он наносит ногой удар по сплошному, восьмёрка отскакивает от дальнего борта и закатывается в угловую лузу с моей стороны.
— Ты платишь, — подытоживает он.
— Как обычно.
Я помещаю Касабяна в его сумку для боулинга, чтобы иметь возможность отнести в номер, не вызывая нервного срыва у других постояльцев отеля. Я всю дорогу держу сумку закрытой на молнию, но он всегда расстёгивает её на несколько сантиметров, чтобы иметь возможность выглядывать.
По пути через парковку я замечаю, как зверочеловек нагуаль хватает за руку маленькую блондинку. Когда она кричит на него, слышно, что у неё скандинавский акцент. На ней традиционная майка сёрфингиста и шорты, которые, похоже, носят все иностранные студенты по обмену. Нагуаль не показывает своего звериного лица, поэтому она понятия не имеет, что парень, с которым она спорит, не человек.
Я ставлю Касабяна на скамейку и подхожу. Увидев меня, нагуаль отпускает девушку. Я пробиваю его головой ветровое стекло блестящей прокатной машины и несколько раз ударяю лицом о приборную панель. Когда я прекращаю бить гада, тот бежит, сломя голову. Скандинавка не сдвинулась ни на йоту. Она не сводит глаз с разбитого ветрового стекла. Девушка не говорит спасибо, когда я прохожу мимо, но я и не жду этого. Между мной и нагуалем, она слишком потрясена, чтобы вообще хоть что-то сказать. Добро пожаловать в Лос-Анджелес, дорогая.
Когда я несу Касабяна вверх по лестнице, он говорит: «Это именно то, о чём я говорил».
Наутро такое ощущение, что мой мозг сбежал, чтобы присоединиться к цирку, был потрёпан львом и, возвращаясь домой, не миновал ни одной кочки и булыжника. Обезболивающее, которое дал мне Видок, не особо сочетается с «Джеком Дэниэлсом», если только вам не нравится ощущение, будто кто-то припарковал Сатурн-5 [34] на ваших глазных яблоках.
Странные виски-сны прошлой ночью. Мне снились старые фильмы «Лики смерти». Псевдодокументальные интермедии, попурри из реальных и явно постановочных кадров людей, убитых интересными и креативными способами. Настоящее родео кровавого побоища. И в главной роли каждого из сегментов моего сна была Элис, которую калечили в широкоэкранном техниколоре [35].
По прошествии столько времени я всё ещё не знаю, как она умерла. Я знаю, что её убил Паркер — волшебник, профессиональный ублюдок и любимый худу-головорез Мейсона по приказу хозяина. Но я не знаю, как Паркер убил её. Это вопрос вечно повисает в глубине души всякий раз, когда я думаю о ней. Когда я сплю, мои сны проигрывают различные сценарии. Всё, начиная от быстрой пули в затылок до удара ножом и смерти от кровопотери. Сцены её смерти смешиваются со снами, что я снова на арене. Любой зверь, которого я убиваю, превращается в умирающую у моих ног Элис.
Я знаю, что это своего рода предательство — прятаться от правды о том, как она умерла, но я знаю разум Паркера и сомневаюсь, что он сделал это быстро. Паркер из тех парней, которые заставляют тебя хотеть поверить в реинкарнацию. Один раз я уже убил его, но, если бы у меня была такая возможность, я бы никогда не переставал убивать его. Убийство Паркера стало бы моей круговой тренировкой. Моей игрой в ракетбол. Я мог бы построить целый новый здоровый образ жизни, трижды в неделю сбивая его с ног и сворачиваю шею.
Видок заезжает на такси примерно в десять. В мои лучшие деньки солнце отнюдь мне не друг. Этим утром, будучи с бодуна и во вчерашней одежде, всё, что мне остаётся, это прикрывать голову и перебегать от тени к тени, словно забывший завести свои часы вампир.
Когда я добираюсь до такси, Видок ждёт меня у передней пассажирской двери, что странно. Обычно мы едем сзади, чтобы поговорить. Я заглядываю через окно назад и вижу, почему он спереди. Внутри Кэнди.
— Ты что, играешь в сваху?
Видок хватается за дверцу и лезет в такси.
— Уи. Тебе нужно поговорить с кем-то ещё, кроме меня и того болтливого фонаря из тыквы в твоей комнате.
Видок садится рядом с водителем. Я сажусь сзади с Кэнди.
На ней её обычный ансамбль из белой футболки, потрёпанной и чуть великоватой кожаной куртки, Чак Тейлоров [36] и чёрных джинсов до колен. Она выглядит как младшая сестра Джоан Джетт [37]. На ней детские солнцезащитные очки, как те, что продаются в Маленьком Токио. Белая оправа с синими язычками пламени, а по бокам летающие роботы. Когда я сажусь, она не здоровается. Она касается середины оправы прямо над носом. Солнцезащитные очки начинают петь лейтмотив из какого-то японского детского мультика жестяным голосом робота. Это заставляет мой череп пульсировать.
— Ты надела их, просто, чтобы пытать меня?
Она касается оправы, и робот снова заводит свою песню.
— Не только ради тебя, но да, в изрядной степени. И мне всегда хотелось закадычного друга-робота.
— Может это быть молчаливый робот?
Песня прекращается. Она держит палец над оправой.
— Не заставляй меня снова использовать на тебе свою супер-жуткую робосилу.
Кэнди такая же как я. Монстр. Говоря точнее, она нефрит. Нефриты похожи на вампиров, только хуже. Они растворяют ваши внутренности и выпивают их, как пауки. Но она хорошая девочка и старается заменить человеческий молочный коктейль особым зельем. Метадон [38] из крови и костей. Помимо того, что привлекательная и опасная, она спасла мою задницу от присоединения к живым мертвецам, после того как меня укусил Бродячий. Я ушёл уже далеко и не хотел принимать лекарство, поэтому она ударила меня ножом, покрытым этой дрянью. Да, это больно. И да, я рад, что она это сделала.
Я вскидываю руки.
— Ты победила. Забирай наши земли и золото, но оставь мне мою добродетель.
— Это мой единственный выбор?
— Если ты собираешься охотиться на добродетель, тебе лучше прихватить экскаватор и динамит. Придётся глубоко копать.
— Я прихвачу страпон [39].
Я смотрю на Видока на переднем сидении.
— Заставь её остановиться. У меня похмелье, а у неё робот. Это нечестно.
— Жизнь честна только в могиле и в спальне. В данном случае, как видишь, ни то, ни другое.
— Вот почему я не пользуюсь такси.
Я выглядываю в окно. Таксист несколько кварталов везёт нас по Голливудскому бульвару, затем разворачивается на Сансет и возвращается тем же путём, которым мы ехали.
— Куда мы направляемся?
— «Бамбуковый дом кукол».
— Какого чёрта, чувак? Он всего в нескольких кварталах. Мы могли бы пройтись пешком.
— Но тогда ты мог бы уйти. Если заметил, я велел нашему водителю ехать длинной дорогой, чтобы я мог поговорить с тобой. Женщина, с которой мы собирались встретиться, решила, что там тебе было бы удобнее обсудить дела.
— Что за женщина?
— Джулия Сола.
— Никогда о ней не слышал.
— Маршал Джулия, так ты раньше её называл. Одна из агентов маршала Уэллса. Она тебе понравилась. Ты сказал, что она единственная из Золотой Стражи обращалась с тобой как с человеком.
Я сажусь ровно.
— Ты, блядь, издеваешься? Только потому, что она не тыкала в меня ледорубом, не означает, что я хочу работать с ней. Или с кем-нибудь ещё из Национальной безопасности. Остановите машину. Я выхожу.
— Езжайте дальше, — приказывает водителю Видок и оборачивается ко мне. — Перестань вести себя как ребёнок. Стража мертва, и Национальной безопасности больше здесь нет. И ты это знаешь. Джулия открыла собственный частный сыскной бизнес. Доверься мне. Неужели ты считаешь, что я настолько глуп, чтобы работать на кого-то, не разузнав всё о них?
