— Наконец-то ты сказала что-то интересное. Что не так с твоим укротителем змей?
— Его отлучили от церкви.
Я поворачиваюсь к Видоку.
— Ты знал об этом? Ты был славным мальчиком-католиком. Это серьёзное дело. Может быть кто-либо хуже отлучённого от церкви священника?
— Да. Тот, которого не отлучили.
Я достаю «Проклятие» и закуриваю. Смотрю на Карлоса. Закон штата гласит, что мне нельзя здесь курить, но он качает головой: «не парься».
— Что Травен натворил? Пощипывал блюдо для пожертвований? Подмазывался к алтарным мальчикам?
Джулия качает головой.
— Ничего такого. Отец Травен — палеолингвист. Он специализируется на переводах древних религиозных текстов и расшифровке мёртвых языков.
— Дай догадаюсь. Вместо того, чтобы в качестве хобби собирать марки, он перевёл книгу, которую Церковь не одобрила, и был за это прижат к ногтю.
— Что-то вроде того. Была одна конкретная книга, доставившая ему неприятности, но он не хочет говорить о ней. Однако, всё это никак не умаляет того факта, что он опытный и чрезвычайно успешный экзорцист.
— Так что пошло не так с ребёнком?
Она садится на один из барных стульев. Качает головой и кладёт руки на стойку.
— Твоя догадка не хуже моей. Казалось, экзорцизм проходит хорошо, и Хантер — Хантер Сентенца, одержимый мальчик — идёт на поправку. Стал выглядеть по-человечески. Голоса прекратились. Исчезли следы огня.
— Огня?
— Не то, чтобы мы видели его на самом деле, но на потолке у него над кроватью был выжжен символ. У него в комнате не было спичек или зажигалок. Мы полагаем, что это сделал овладевший мальчиком демон. Его руки и лицо были покрыты волдырями.
— На что похож этот символ?
— Старый. Мне он незнаком. Отец Травен может больше рассказать тебе о нём.
— Что случилось потом?
— Было похоже, что мы выигрываем. Травен был уверен, что демон у него под контролем, и что он почти достал его. До этого Хантер говорил на разных языках. Но затем показалось, что он в порядке. Мальчик успокоился и дышал нормально. Внезапно он схватил отца Травена и швырнул через всю комнату. Священник поднялся на пару метров над кроватью и закричал: «Меня не запрут». После этого всё стало странно.
— После этого?
— Хантер упал обратно на кровать и не шевелился. Я не знала, потерял он сознание или умер. После того, как я помогла отцу Травену подняться на ноги, мальчик запел.
— «Волшебного дракона Пафф»? [41]
Она качает головой, и уголки её губ искривляет слабая грустная улыбка.
— Это была старая песня «Кордеттс» [42]. Со словами «Мистер Дрёма [43], подари мне сон, сделай его самым милым из всех, что я видел».
Я не могу удержаться от смеха.
— Вот в чём дело. Ты думаешь, что демон знает меня.
— Есть идеи, кто бы это мог быть?
— У меня не такой большой опыт общения с ними. — Я мысленно пробегаюсь по всем своим убийствам. Их так много. Они текут тёмной вонючей рекой. — Может я и убивал демонов время от времени, но не похоже, чтобы у них были отдельные личности. Они как жуки. Кто помнит, как наступал на жука?
— Может, песня была случайностью, но я в этом сомневаюсь. Вопрос в том, что ты собираешься делать в связи с этим?
Я смотрю ей в глаза, затягиваюсь «Проклятием» и выпускаю дым.
— Я отправлюсь в «Макс Овердрайв» и найду мюзикл «Сестёр Эндрюс». Затем поеду в отель, поставлю его и буду пить остаток дня.
Я встаю, чтобы уйти, но Видок хватает меня за руку. Может, он и выглядит старым, но он больше века тренировал свои мышцы. Его хватка подобна клешне подъёмника на автосвалке.
— Дай мне папку, — говорит он Джулии.
Сола достаёт из сумки на ремне, которую поставила на стойку, бежевый конверт из обёрточной бумаги.
Видок подталкивает меня к стойке и достаёт что-то из папки. Это фотография подростка в школьной форме. Возможно, снимок на выпускном. Он улыбается в камеру. Ровные белые зубы и растрёпанные каштановые волосы под шапочкой выпускника. Он выглядит как парень, который был капитаном команды по лёгкой атлетике. Я его ненавижу. Здоровый, счастливый, популярный качок. Мой естественный враг в школе. С другой стороны, он не из тех, кого я бы выбрал для кадрили с демонами.
— Это мальчик, которого мы обсуждаем. Его зовут Хантер. Ему девятнадцать. Столько же, как было тебе, когда тебя утащили в ад. Скажи мне, Джимми, тот опыт сделал твою жизнь лучше? Мне так не кажется. Ты собираешься уйти и дать тому, что случилось с тобой, случиться с этим мальчиком? — говорит Видок.
У меня в горле кислота. В башке водоворот гнева и страха, когда девятнадцатилетний парень, которого я похоронил у себя в голове в темноте под половицами, гораздо глубже, чем ангела, начинает выбираться туда, где я не могу не смотреть на него. Абсолютный вьетнамский флешбэк [44], и я чувствую то, что не знал, что всё ещё могу чувствовать. Сухие хрупкие руки выскальзывают из-под пола в доме Мейсона, хватают меня и тащат в Даунтаун. Ощущение падения. Впечатываюсь в покрытый кровью и дерьмом переулок в Пандемониуме. Пытаюсь прояснить голову и сфокусироваться, когда на меня обрушиваются тысячи новых запахов, звуков и вечно сумеречное небо. Затем медленное осознание того, где я, и ликующие взгляды на лицах адовцев.
Я швыряю фото обратно на стойку.
Когда я лежал там на улице ада, у меня появилось странное ощущение, словно что-то первобытное и жизненно важное внутри меня треснуло, и всё, чем я был или вообще мог быть — имя, надежды, Элис, вся моя нелепая жизнь — пожухло и развалилось, как гнилой фрукт. Когда это случилось, внутри меня не осталось ничего, кроме оцепенелой безнадёжности трупа. Не так уж много, чтобы строить новую жизнь, но это было всё, что у меня осталось, когда я понял, что адовцы не собираются убивать меня сразу. Возможно, именно поэтому мне так легко убивать, и вот почему я прячусь над магазином в одной комнате с покойником с тех пор, как выбрался из ада. От меня осталось слишком мало для чего-либо ещё.
Я бросаю окурок в чашку Солы.
— Мне не нравится, когда мной манипулируют. Ты облажалась. Сама всё и исправляй.
Я встаю и выхожу.
Я перехожу на другую сторону улицы, где темнее, и я могу спрятать глаза от солнца. Кэнди практически нагоняет меня через полквартала.
— Подожди, пожалуйста, — говорит она.
Я продолжаю идти. Она догоняет и идёт рядом со мной.
— Я отправила Видока в клинику и велела ему пригласить Аллегру на завтрак. Хочешь позавтракать со мной?
— Вот зачем Видок подкупил тебя? Я тот засранец, что уходит, а ты тот ангел, который должен привести меня обратно.
— Конечно. Это работает?
— Что-то не заметно.
На углу она встаёт передо мной.
— Давай. Просто позавтракай со мной. Нам не нужно говорить ни о чём таком.
— Спасибо, нет.
— Зачем тебе нужно всё усложнять? Давай что-нибудь сделаем. Только мы. Мы поцеловались той ночью в «Авиле», и с тех пор каждый раз, когда мы пытались узнать друг друга получше, был какой-то пиздец. Но сейчас мы здесь, и мне не нужно спасать Дока, а тебе не нужно спасать мир. Можем мы просто попробовать хотя бы час вести себя как обычные люди?
— Я считал, что именно потому, что мы не обычные люди, мы поладили. Солидарность монстров.
Она кладёт руку мне на грудь.
— Тогда мы можем притвориться. Парочка волков, кушающих черничные вафли среди овец.
— Оставь себе вафли. Мне нужен жир, чтобы избавиться от похмелья. Много бекона или ветчины. Может быть, стейк из жареной курицы.
— Всё, что угодно.
Я отступаю от неё на шаг.
— Давай кое-что проясним. Ты больше никогда не играешь в подобные игры и не лжёшь мне. Ни в чём.
Она кивает.
— Обещаю.
