верху. По ту сторону... лучи фонарика были белыми мечами, рассекающими тьму и заставляющими ее кровоточить, как вскрытая вена... там была смерть. Смерть, которая забавлялась и была довольна собой, похотливая и плотоядная. Воняло насилием и червями, перхотью крыльев канюка. Сгустившаяся мерзкая вонь была такой плотной, что Траск чувствовал ее на языке, как вкус медяков с глаз покойника.
Если не считать шума крыльев мясной мухи, воздух был настолько тих, что он мог слышать, как разлагаются трупы: сухой и потрескивающий звук, словно у слив или персиков в дегидраторе [21].
Копы ничего не говорили.
Даже между собой.
Один из них закурил сигарету, и дым, который он выдохнул, стал призраком мертвых, который преследовал их всех, переходя от мужчины к женщине. Да, еще одна бойня, и место преступления было настолько залито кровью и завалено останками, что его пришлось бы вымывать с помощью шланга. Пробравшись через застывший пудинг из крови и ошметков плоти, копы нашли вторую комнату. Как и в первой, здесь было исключительно темно, ни окон, ни работающих ламп, словно освещение любого рода - это инфекция, которую нужно держать на расстоянии. Траск заметил, что не только окна были тщательно заколочены, но и каждая щель и трещина была забита тряпками. Здесь царила тьма. Они нашли еще трупы, но эти были гораздо старше. Как лук, гниющий в темных шкафах, они разложились до черной шелухи.
Траск вернулся в предыдущую комнату, где вонь гниения была свежей и тошнотворной, тучи мух поднимались с человеческих плодов, перебродивших до мерзкого вина, просочившегося сквозь доски пола.
Он знал, что сказать нечего.
Он не смел задавать вопросы, которые нужно было задать... но, несомненно, жертвы здесь умирали добровольно, теснясь в этих комнатах. Неужели они сидели и ждали, пока Ползучая Морда весело танцевал от одного к другому, потроша их?
Возможно ли такое?
Порез, свежевание, отделение. Добрый вечер всем и каждому. Как дела, и как поживают дамы и болтливые юные вертихвостки? Ползучая Морда, должно быть, беседовал с ними, когда его руки превратились в посмертные ножи, кроившие из окружающего живодерню, переполненную трепещущим, сочащимся мясом. Из его уст шепотом срывались печальные истории о преступлениях похоти и залитых кровью ночлежках. Крючки, лезвия и иглы для бальзамирования вместо пальцев, он внес свою лепту кромсая, разрезая, разрубая, отсекая, как лезвиями маятника. Когда он закончил, то, должно быть, стоял там, любуясь своей работой, болтая с мертвыми. А как поживаешь, милый юный препарированный принц? Не очень хорошо, я думаю, не очень хорошо. Как и твои мать, отец и сестра. О, да, пыльный поцелуй мертвых цветов из склепов. Вожделенная неподвижность мраморной вечности.
С отвращением Траск изучал слова на стене, написанные кровью.
Как и в других случаях, это была тарабарщина, которая не являлась ни латынью, ни руническим письмом, но была старой, очень старой, возможно, дочеловеческой, если такое вообще может быть. Единственным различимым словом была подпись:
Ползучее лицо. [22]
- Он опять за свое, - сказал один из копов, как будто в этом могли быть какие-то сомнения.
Но Траска это не интересовало.
Он нашел что-то, завернутое в красную бархатную ткань. Черный кристалл, испещренный ослепительно-красными полосками, похожими на тонкую сеть налитых кровью вен. Он удобно поместился в его ладонь, пульсируя теплом, как сердце новорожденного. Становясь все горячее, кристалл начал обжигать плоть. Когда глаза Траска вылезли из орбит, а мозг превратился в кипящий химический котел, рот его наполнился мерзкой сладостью сахара, ржавого железа и человеческого жира, от которой тошнило. Его мир исказился, перевернулся, был вывернут наизнанку и истекал кровью. Он ощущал обжигающий жар и ледяной холод, странное расщепление заряжало воздух вокруг него тлеющим плутониевым паром, радужные частицы проникали сквозь него, а разум был опутан паутиной из черного стекла. Открылся третий глаз, и он заглянул за грань, туда где раскручивались спиральные галактики и туманности, разрушающиеся под собственным атомным весом, а затем дальше - в черную пустоту какого-то межпространственного чулана.
Доски сорвали с окон, и комнату залил солнечный свет, лучи которого были забиты пылинками и частичками кожи. Свет сразу же закрыл третий глаз Траска, хвала Матери.
Он моргнул и увидел реальный мир, но его язык все еще был в антимире.
- Ктулху фхтагн, - сказал он.
- Ты что-то сказал? - спросил другой коп.
- Нет, - ответил ему Траск, - вообще ничего.
✲
Под розовым бензиновым небом Траск продвигался все глубже в удушающую жару города - еще одна акула с гладким телом, прокладывающая себе путь в черных водах маслянистого городского отчаяния. Теплый ветер дрожал вокруг него, как желатин. Пахло человеческим жиром и нечистотами, крошащимся красным кирпичом и пузырящимися черными сточными водами. Тесные грязные улочки кишели лоточниками и продавцами, как труп с вьющимися вокруг него мясными мухами. Прокладывая путь мимо китайских притонов для промывки мозгов и залов детоксикации, он проходил мимо шлюх с болезненными лицами, продающих бледные тела, и барыг, толкающих контрабандные чипы виртуальной реальности, которые превращали разум в хрустящий белый лед и позволяли увидеть лицо бога, прежде чем ваш мозг выльется из ушей густой кашицей тепло-сладкой боли воспоминаний.
Траск прекрасно знал вкус всего этого. Десять лет он пробирался по катакомбам трущоб вместе с остальным человеческим мусором, прячась в своей клетке зависимости, сталкиваясь с вирусом нужды, бродя по токсичным кладбищам и лавкам старьевщиков, вечно голодный. Но это был обед с проклятыми: ты ешь их, а они едят тебя.
Мать спасла его.
Величайшая похвала Матери.
- Видишь что-нибудь?
- Нет. У меня тут по нулям, - сказал Траск, оглядывая площадь с ее бурлящей толпой, которая напоминала ему переплетение гниющих лиан, с копошившимися на них паукообразными обезьянами.
Расфуфыренная шлюха призывно чмокнула губами в его сторону и улыбнулась с горячим придыханием. Он чувствовал, как от нее веет холодом мертвого викторианского секса. Она была раздута от похоти, как бочка. Траск прошел мимо нее, белая лепрозная плоть коснулась его собственной. Кафе. Он пробирался сквозь толпу, как угорь, плывущий по течению.
- Здесь, наверное, человек пятьдесят сосут латте. На экране ни одного всплеска.
- Он должен быть там, - сказал голос по сети. - Дрон отметил его не далее как десять минут назад.
- Беспилотник все еще на связи?
- Да.
- База, переведите управление на меня. Мне нужна положительная сигнатура.
Меньше, чем за секунду пробежавшись по интерфейсу, Траск сразу же нашел то, что искал: мошенник
