Голос проник в его мрачные сны, тихий, как шелест ветра, но Эшер знал, что голос этот ему не приснился. Ужаснувшись, Джеймс тщетно пытался выбраться из пропасти сновидений.
— Если бы он захотел его смерти, она бы уже наступила, — проворчал другой голос, явно принадлежащий одноглазому Харалпосу.
— Разбудим его, — хихикнула Байкус Кадинэ. — Разбудим и спросим.
«Разбудим»! — Он застонал во сне. — «Разбудим!» Они уже стоят вокруг моей кровати!
— Может быть, оживить его поцелуем? — Глубокий грудной голос Пелагеи. — Как царевну в тереме?
Что-то похожее на острые ноготки пробежало по его голой груди.
Шепот расплывался, пропадал. Эшеру казалось, что он видит тусклый золотистый очерк дверного проема, подсвеченный дырчатой медной лампой из коридора. Сами вампиры, столпившиеся вокруг него, были незримы, и лишь зрачки их изредка вспыхивали красным.
— Может быть, он знает, куда делся Бей?
— Почему ты думаешь, что он знает?
— Кто-то же принес его сюда…
— Мы должны найти его…
— И что, мы ему скажем? — насмешливо спросил Зардалу. — Что какой-то негодный армянский пес был найден с разорванным горлом?
— Обескровленный…
— В церкви…
— Этот человек был священником…
— Тогда он тем более этого заслуживал.
— Если бы только он! А еще старик, продававший инжир…
— Он становится дерзок, наш Сумеречный Волк. — Зардалу произнес это имя по-турецки — Гелге Курт; слово прозвучало гортанно и резко. — Теперь Бей волей-неволей должен нарушить уединение, снова выйти в ночь, прекратить возиться с дастлахом и со своими неверными алеманами…
— А если он этого не сделает?
— Таких убийств не прощают. Не удивлюсь, если Бей прикажет нам найти этого чужака Гелге Курта и убить его…
— А что бы ты сказал о крестьянине, вообразившем себя солдатом только потому, что другой выслужившийся крестьянин вручил ему ружье?
— Мы должны найти Бея…
— …найти его…
Эшер уже не знал, точно ли они толпятся в его комнате. Ему вдруг показалось, что если он сейчас проснется, то найдет ее пустой. Двери открыты настежь, в пятнистом свете висящей в коридоре лампы смутно золотится стена.
«Это не твое дело!» — сказал Олюмсиз-бей.
И Чарльз: «Я любил ее до самой смерти и после смерти».
Эшер подумал, что знает, где нужно искать Олюмсиз-бея, — и сердце его сжалось от боли и жалости.
* * *
— Нет Бога, кроме Аллаха, и Магомет — Пророк Его. — Отдаленный голос муэдзина проник сквозь оконные решетки, за которыми истекал кровью причудливый и величественный константинопольский закат.
Лидия никак не могла совладать с собственными руками и придать прическе хотя бы относительную симметричность. «Да и в конце-то концов, — подумала она, пытаясь сосредоточиться исключительно на щипцах для завивки, — никогда они у меня не кудрявились как положено…»
Она старалась не глядеть на стол, где лежал вскрытый конверт с короной Габсбургов.
В этом не было нужды. Лидия уже знала содержание письма наизусть:
Если вам дорога жизнь вашего мужа, мы можем встретиться возле Горелого Столпа сегодня в 3.00. Один из ваших знакомых — слуга Бея, но не говорите об этом никому, иначе ваш муж к утру будет мертв. Доверьтесь мне. Кароли.
Доверьтесь мне…
Горелый Столп Лидия видела два дня назад, когда они с Разумовским направлялись к базару. Столп представлял собой массивный монумент из византийского порфира с закопченным бронзовым всадником, стоящий в самом средоточии старого города, окруженный лабиринтом дворов, переулков, складами и заброшенными банями.
Идеальное место для похищения, особенно если жертву предварительно усыпить хлороформом. Когда ей, утром доставили это письмо, Лидия первым делом подумала: Да что он меня, за дурочку принимает?
Однако уверенность в том, что подозрение ее правильно, не принесла Лидии облегчения, когда во время чаепития у леди Клэпхэм часы в посольстве пробили три.
И если repp Якоб Цайттельштейн сегодня вечером не придет на прием к этому турку, приятелю герра Хиндла (при условии, что герр вообще вернулся из Берлина), что ей тогда делать?
Уже среда. Джеймс пропал неделю назад.
Она закрыла глаза, щипцы остывали в опущенной руке. Боже правый, помоги мне найти его, — молилась Лидия. — Господи, укажи хоть еще одну ниточку, кроме этой…
«Лед», — немедленно пришло ей в голову. В памяти зазвучал голос Разумовского, приглушенный гомоном Большого Базара. «Кто-то с кем-то обязательно знаком…»
Если герр Якоб Цайттельштейн отправился в Берлин за какой-то деталью сломавшейся холодильной установки, Олюмсиз-бей должен покупать лед. За пару дней можно проследить.
Я не могу ждать пару дней! — в отчаянии подумала она. — Джейми не может ждать пару дней!
Сзади послышался какой-то шум, и Лидия испуганно открыла глаза.
В зеркале она увидела, что на пороге комнаты, моргая от льющегося сквозь решетки света, стоит Маргарет.
Желудок болезненно сжался.
Только не перед встречей! — безнадежно подумала Лидия. — Еще одной сцены я не вынесу…
Она поправила очки и обернулась, не вставая со стула. Рыжие волосы рассыпались по плечам. Следовало сказать что-нибудь нейтральное, например: «Здравствуйте, Маргарет», или: «Ну как? Вы купили, что собирались?» (Гувернантка ушла из дому утром, когда Лидия еще не проснулась.) Но сил на слова не нашлось. Лидия молча смотрела, как Маргарет озабоченно теребит кружево своей митенки.
Наконец она подняла глаза:
— Миссис Эшер… Лидия, я… я прошу извинить меня.
С пятилетнего возраста Лидию приучили, что в таких случаях следует улыбнуться и сказать: «Все в порядке». Но рука чуть выше локтя была накрест залеплена пластырем и перебинтована. Доктору Манцетти и леди Клэпхэм, порекомендовавшей Лидии этого врача, она сказала, что ее покусала собака.
Спрашивать «Почему?» тоже не имело смысла.
Найденный ею сонет все уже объяснил.
Прошедшей ночью она долго не могла уснуть, строки не шли из головы, заставляя сердце биться сильнее. Ничего похожего Лидия еще не ощущала. Во всяком случае, к Джеймсу она испытывала совсем иные чувства. А тут вернулся старый страх перед Исидро…
Но в синих глазах Маргарет стояли слезы, и гнев пошел на убыль.
— Вы боялись за него, — словно бы утешая ее, сказала Лидия. — И вы хотели помочь ему. Вы боялись, что он умрет из-за этого данного мне обещания.
Маргарет вспыхнула, пошла пятнами и снова уставилась на свои перчатки. Из-под очков поползли струйки слез. «Эта женщина пыталась убить меня, — устало подумала Лидия. — Почему я должна щадить ее?»
