Крис помолчала.
— Я неверующая, вы правы, — заговорила она наконец, поигрывая розочкой и глядя куда-то вниз. — Я не верю в Бога. Да-да, не верю в него до сих пор. Но вот Дьявол — дело другое: пожалуй, в него бы я поверить смогла… если уже не верю. Нет, не только из-за того, что случилось с Рэгс. Вообще. — Она пожала плечами. — Представьте себе человека, который обращается к Богу: через столько сомнений приходится ему пройти!.. Есть ли он вообще, этот Бог?.. Не отсыпается ли, устав от этой нашей назойливости? Вы понимаете? Всегда мы к нему пытаемся обратиться, никогда он не заговорит с нами первым. Дьявол же себя рекламировать не устает. Куда ни глянь, вся жизнь — сплошной его рекламный ролик.
Секунду Дайер глядел на нее молча. Потом тихо произнес:
— Если все зло нашей жизни заставило вас поверить в Дьявола, то чем объясните вы тогда добро, которого так много в нашем мире?
Крис сощурилась задумчиво, опустила глаза.
— Да… пожалуй, — прошептала она. — Пожалуй, в этом что-то есть.
И вновь мутным, удушливым облаком опустилось на нее воспоминание о том страшном дне. Но все-таки одна яркая искорка неутомимо мерцала в стене непроглядного мрака; усилием воли Крис заставила себя сосредоточить свое внимание только на ней.
…Этот маленький разговор произошел у них с Дайером по пути с кладбища, когда тот пошел провожать ее к машине.
“— Не хотите зайти ко мне ненадолго?
— С радостью бы, но не могу: опоздаю на празднество. — Он поймал ее недоуменный взгляд. — Смерть для иезуита — всего лишь рождение в новой жизни. И мы спешим порадоваться за усопшего. Для нас это всегда праздник…”
В голове у нее промелькнула новая мысль.
— Вы говорили, отец Каррас мучился сомнениями, его смущала слабость собственной веры?
Дайер кивнул.
— Невероятно. В жизни не встречала человека, чья вера была бы столь сильна!..
— Мадам, такси подано.
Крис встрепенулась.
— О’кей, Карл, спасибо.
Дайер поднялся вместе с ней.
— Нет-нет, вы останьтесь, святой отец. Я сейчас — только за Рэгс поднимусь.
Иезуит рассеянно кивнул и проводил ее взглядом. Ему все еще не давали покоя странные предсмертные слова Карраса, те слова, что слышали Шэрон и Крис. Что-то важное было в них, какой-то скрытый смысл… Впрочем, женщины помнили обо всем очень смутно.
И вновь перед мысленным взором его возникли глаза умирающего друга. Что за странная радость вдруг вспыхнула в них? И как пробился сюда лучик… триумфа?
Как ни странно, воспоминание это принесло сейчас Дайеру облегчение. Почему? В мыслях своих он не нашел ответа.
Священник вышел в прихожую, остановился в дверях и стал наблюдать, как Карл загружает вещи в багажник такси. Дайер отер лоб: было жарко и влажно. Затем обернулся на звук шагов.
Мать с дочерью рука об руку спустилась по ступенькам. Крис подошла и поцеловала его в щеку, затем прикоснулась пальцами к лицу, испытующе заглянула в глаза.
— Все хорошо. — Он пожал плечами. — Да, мне кажется… все хорошо.
Она кивнула.
— Я позвоню вам из Лос-Анджелеса. Ну… пока!
Дайер опустил взгляд: будто пораженная каким-то болезненным воспоминанием, девочка хмуро глядела на него исподлобья. Потом, опомнившись, вытянула руки и поцеловала подставленную щеку. Вновь замерла и поглядела на него очень странно… Впрочем, не на него — на круглый иезуитский воротничок.
— Ну, пошли, — выдохнула Крис и взяла дочь за руку. — Не то опоздаем. Пойдем-ка.
Дайер проводил их взглядом и помахал рукой; увидел, как Крис скользнула вслед за Риган на сиденье, послала ему воздушный поцелуй и еще раз махнула из окна. Наконец, свое место рядом с водителем занял Карл; автомобиль тронулся с места и через несколько секунд исчез за поворотом.
Некоторое время Дайер стоял у обочины; из оцепенения его вывел визг тормозов у дальнего тротуара. Киндерман вышел из полицейской машины, обошел ее и вразвалочку двинулся к священнику. Издалека помахал ладошкой.
— Иду прощаться!
— Опоздали. На минуту буквально.
Киндерман застыл на месте, удрученно склонил голову.
— Как девочка? — спросил он, наконец поднимая глаза.
— По-моему, неплохо.
— Ну и прекрасно. Прекрасно. В конце концов, это самое главное. — Он поглядел куда-то вбок. — Что ж, в таком случае — за работу! Опять за нее, родимую… Всего хорошего, святой отец. — Он сделал шаг по направлению к автомобилю, затем как-то нерешительно оглянулся. — Вы в кино ходите, святой отец? Любите вообще кино?
— О да, конечно.
— А у меня контрамарки есть… — Он на секунду замялся. — Собственно говоря, как раз на завтрашний вечер, в “Крест”. Как вы на это смотрите?
— А что там идет?
— “Грозовой перевал”.
— И кто в главных ролях?
— Хатклифф — Джекки Глисон, Катрин Эрншоу — Люси Болл. Что, довольны?
— Видел уже, — бросил Дайер небрежно.
Киндерман поглядел на него как-то тускло и отвернулся.
— Еще один… — Он шагнул на тротуар, взял священника под руку и повел по улице. — Знаете, вспомнил одну фразу из “Касабланки”. Там, помните, Хамфри Богарт в самом конце говорит Клоду Рэйнсу: “Луи, мне кажется, это начало красивой дружбы”.
— А знаете, вы похожи немного на Богарта.
— Ага, заметили наконец!..
…Они шли, пытаясь забыть сейчас обо всем. Чтобы память эту пронести сквозь годы.
В описании территории Джорджтаунского университета и его окрестностей я позволил себе некоторые географические неточности. Это касается, в частности, Института языков и лингвистики. Дома на Проспект-стрит не существует, равно как и приемной в резиденции Ордена иезуитов — по крайней мере, в том виде, в каком она представлена в романе.
Фрагмент прозы, приписанный Ланкастеру Мэррину, заимствован из проповеди Генри Ньюмана “Вторая весна.”
Глиптика — изделие из драгоценного или полудрагоценного камня с резьбой по нему.
Еще чаю, парень? (араб.)
Аллах с тобой, парень (араб.)
Обыгрывается название известного шлягера 50-х “Рок по часовой стрелке”.
Society of Jesus — Общество Иисуса.
Нецензурные выражения (англ.).
Прошу прощения (лат.).
