Карета катила по подъездной дороге, когда Виктория обернулась, чтобы бросить взгляд на дворец; она подавила подступившее к горлу рыдание — королева знала, что никогда не вернется.
Она закрыла глаза и попыталась не думать о будущем, таком неизвестном и неопределенном. Они с Альбертом решили, что уедут за границу — неважно куда, лишь бы это было за пределами Европы. Как можно дальше от Англии, от Германии и Бельгии. Других планов у них пока не было — кроме тех, что надо жить и выжить, и попытаться быть счастливыми.
Все это означало бегство. И отречение — это было их главным желанием. Держаться подальше самим, а еще важнее — держать подальше детей от тех тягот судьбы, что были им навязаны. На этом она заснула.
Карета неожиданно остановилась, и королева открыла глаза. Несколько мгновений она ничего не могла понять, думая, что они уже проехали много миль, и Альберт доставил их в порт, но когда протерла свои красные, усталые глаза и огляделась, то с удивлением увидела знакомые деревья и кустарники, росшие около дворца. Ей казалось, что она спала вот так много часов, убаюканная мерным движением руки Альберта и теплом его тела. На самом же деле они едва выехали за ворота.
— Виктория, — позвал ее Альберт и показал вперед, где виднелась фигура женщины, сидевшей на лошади.
В мертвой тишине, в морозном холоде утра, Виктория и Мэгги Браун смотрели друг на друга.
Мэгги восседала на Хенстридже.
Они обе делали то, что считали правильным.
Обе следовали своему долгу.
— На пару слов, Ваше Величество, — сказала Мэгги и кивнула на местечко недалеко от обочины, где на лужайке стояло дерево. И тут же она спрыгнула с коня, не забыв потрепать его по крупу. Стиснув рукоятку меча, она двинулась к указанному месту.
— Ты разве пойдешь? — произнес Альберт, когда Виктория полезла вниз.
— Да, я пойду, — ответила она.
Она чуть помедлила. «Если что-то случится, скачи, Альберт».
— Виктория…
— Нет. Просто пообещай мне это — что если случится нечто, ты сразу же, как можно быстрее, уедешь.
Альберт глянул на Мэгги Браун, та невозмутимо встретила его взгляд. «Мне нужно поговорить только с девчушкой», — ровным тоном проговорила она.
Альберт вспыхнул. «Девчушка, — прошипел он. — Ничего себе… Да по какому праву она считает, что может так с тобой разговаривать?»
— Альберт, — фыркнула Виктория, — мы же отреклись. А когда ты отрекся, не стоит беспокоиться, как именно люди к тебе обращаются.
Она спрыгнула на землю и, направляясь к Мэгги Браун, обошла карету сзади. По пути она наклонилась и достала из-за оси свой меч, который она предусмотрительно сунула туда раньше. Она подняла его к плечу, поместив рукоятку на сгиб локтя, и в таком виде появилась из-за кареты.
Мэгги Браун увидела это и улыбнулась.
И теперь Виктория смогла рассмотреть ее лучше. Лицо Мэгги было исполосовано шрамами и порезами.
— Вы, кажется, отбываете, вот так запросто? — сказала Мэгги.
— Я беспокоилась, как бы осуществить это вообще, — ответила Виктория. При разговоре женщины сохраняли дистанцию.
— Ну да, конечно, — чинно поддакнула Мэгги.
Потом защитница грустно улыбнулась: «Когда Вы раньше разговаривали со своей матерью, отгадайте, кто подслушивал?»
— Ума не приложу, — улыбнулась Виктория.
— Вы полукровка, сударыня, — сказала Мэгги так удрученно, будто ничто другое не мучило ее с такой же силой. — Кровь, которая есть в Вас, Вашем муже и Ваших детях, — это то, что я поклялась разрушать. Я не могу позволить Вам выехать за эти ворота.
Виктория смотрела на нее. Это был сильно искалеченный защитник — в битве, которая не могла быть легкой. Виктория разглядела бинты под ее рукавами, Мэгги слегка прихрамывала при ходьбе.
Раз так, могла ли Виктория сражаться с нею?
Нет. И думать об этом она не могла.
— Я не позволю тебе убить моих детей, Мэгги, — сказала она, надеясь, что голос ее звучит смелее, нежели то, что она испытывала в душе.
Она вытащила катану.
— Да-да, — сказала Мэгги, — я и не думала, что Вы это допустите.
Она подняла меч.
Затем поставила меч острием на землю, взялась обеими руками за его рукоять и встала на колено, опустив голову — точно как рыцарь в старину.
— Мэгги… — позвала Виктория.
Мэгги Браун посмотрела на нее.
— Прошлой ночью у молодого Джона Брауна было еще одно видение, — сказала она. — Опять про тот же самый конфликт. Он снова видел много смертей, много страданий. Он никогда не видел такой войны, сказал он, в масштабах человечества. Сейчас мне неоткуда узнать, будет когда-нибудь такая война или нет, и произойдет ли это из-за Вас или вопреки Вам. И я никак не могу узнать, сбудется ли его предсказание, — равно как и то, повлияют ли мои действия на возможные события будущего или нет, потому, что мгновение назад даже я сама не знала, что сделаю. Уничтожу ли я своим мечом Вас и Вашу семью или же скажу Вам, не будьте-ка Вы такой дурой и поворачивайте-ка вы свои задницы обратно во дворец, страна ждет вас.
Она помолчала.
— Главное, Ваше Величество, что какая бы кровь ни текла в Ваших жилах, сердце у Вас доброе, а это то, что нужно стране. Вот почему я стою на одном колене в этот чертовски холодный и бог весть какой ранний час, — она выпрямилась. — Вот почему я говорю Вам, поворачивайте-ка вы свои задницы обратно во дворец и начинайте править страной.
Спустя пару минут Мэгги Браун ускакала, Виктория и Альберт посмотрели ей вслед. Альберт собрался тронуть вожжи, чтобы двинуться дальше. Виктория остановила его. Конечно.
— Поворачивай, Альберт, — сказала она. — Мы едем домой.
То же время, Пембридж, НоттингхиллКвимби быстро отошел от плотных, слава богу, штор на окнах своего дома и повернулся к присутствующим в комнате Перкинсу и Эггу.
— Бог мой, — выговорил он, — они пришли. Полицейские пришли за мной!
Перкинс и Эгг уставились на него; они не двигались. Ждали приказаний?
— Хороша же мне помощь от вашей сладкой парочки, — заорал Квимби, бегая по комнате. Он пока еще не понял, подчиняются ему его зомби или уже нет. Хуже того, когда он пытался выяснить у Перкинса и Эгга, готовы ли они ему подчиняться — а уж они-то, проклятые, должны были это знать! — те затруднялись ответить.
Таким образом, когда полицейские стали тарабанить в парадную дверь и Перкинс потащился открывать, Квимби не знал, что и подумать и только обливался потом от страха. Сейчас они получат прямое — вещественное — доказательство его вины.
