Ему было только пять лет, и он ростом или весом ничем не выделялся среди детей своего возраста. Крупным ребенком он стал только в девять или десять лет. Даже если бы он мог телепортироваться в спальню Солфонта, внезапность его появления не стала бы гарантией успеха. Если бы Солфонт и его жена проснулись в тот момент, когда он материализовался бы в спальне, если бы первый удар ножа не убил адвоката, а только ранил и подвиг на самозащиту, Конфетка не сумел бы с ним справиться, добить его. Он мог не опасаться того, что его поймают или причинят вред, потому что тут же телепортировался бы домой. Но его могли узнать. Полиция поверила бы такому влиятельному человеку, как Солфонт, даже если бы он выдвинул фантастическое обвинение в покушении на убийство против пятилетнего мальчика. Они заявились бы в дом Поллардов, начали бы задавать вопросы, что-то вынюхивать, и одному богу известно, что могли найти и что заподозрить.
— Так что ты не сможешь убить его, пусть он этого и заслуживает, — шептала Розель, покачивая своего любимого ребенка. Смотрела в его глаза, а он не отрывался от ее голой груди, посасывая кровь. — Вместо этого ты кое-что возьмешь у него в отместку за деньги, которые он взял у меня, кое-что дорогое для него. В семье Солфонта родился ребенок. Несколько месяцев назад я прочитала об этом в газете. Маленькая девочка, ее назвали Ребекка- Елизавета. Разве это подходящее имя для девочки? Так назвать девочку могут только самовлюбленный адвокат и его жена, которые думают, что они и их дети лучше других людей. Елизавета — это королевское имя, а Ребекка, как ты знаешь, из Библии. Видишь, как высоко они ценят себя и свое отродье. Ребекка… ей почти шесть месяцев. Она пробыла с ними достаточно долго, и, если она исчезнет, им будет ее недоставать. Завтра мы с тобой проедем мимо их дома, мой дорогой, милый Конфетка, ты увидишь, где он находится, а следующей ночью ты пойдешь туда и отомстишь им именем Господа. Они скажут, что в детскую забралась крыса, и будут винить себя до своего последнего дня.
Горло Ребекки Солфонт было нежным, кровь — соленой. Конфетке это приключение страшно понравилось. Он испытал восторг, войдя в дом незнакомцев, не испросив разрешения, без их ведома. И прочувствовал собственное могущество, убив девочку, тогда как в это же время в соседней комнате спокойно спали взрослые. Он был всего лишь маленьким мальчиком, но он проскользнул сквозь их защитные редуты и нанес удар, отомстив за свою мать, то есть показал, что в доме Поллардов появился настоящий мужчина. Это новое чувство наполняло его безмерной гордостью, не говоря уже о том удовольствии, которое он получил от убийства.
И с тех пор он с готовностью откликался на каждую просьбу матери отомстить за нее.
В первые годы выполнения этой миссии его добычей становились только младенцы и очень маленькие дети. Иногда, чтобы запутать полицию, он не кусал их и избавлялся от них другими способами, случалось, что и телепортировался из дома вместе с ними, и тело найти не удавалось.
Если бы враги Розель жили исключительно в Санта-Барбаре и в ближайших окрестностях, полиция бы наверняка что-нибудь заподозрила. Но зачастую мать требовала отомстить людям, которые жили очень далеко, о которых она прочитала в газетах и журналах.
Он помнил, в частности, семью в штате Нью-Йорк, которая выиграла в лотерею миллионы долларов. Его мать чувствовала, что своей удачей они обделили семью Поллард, показали себя жадюгами, а потому не заслуживали того, чтобы жить. Конфетке к тому времени исполнилось четырнадцать, и он не мог понять логику матери, но вопросов не задавал. Она была для него одним и единственным кладезем истины. Он убил всех пятерых членов семьи, а потом сжег дом вместе с телами.
Жажда мести его матери утихала, как только Конфетка убивал кого-то по ее требованию. Она светилась счастьем, строила планы на будущее, пекла пироги, пела, суетясь на кухне, начинала шить новое лоскутное одеяло или что-то вязала. Но за следующие четыре недели радость и веселье медленно покидали ее, и ровно через месяц она начинала говорить о других людях, которые причинили вред ей и/или всей семье Поллад. От двух до четырех недель у нее уходило на то, чтобы определиться с конкретной жертвой, а потом Конфетка отправлялся на выполнение миссии. То есть за год он убивал только шесть или семь раз.
Розель вполне устраивала такая частота, но чем старше становился Конфетка, тем меньше она устраивала его. Он не просто пристрастился пить кровь, эта жажда иной раз просто сокрушала его. Завораживал Конфетку и восторг охоты, его тянуло кого-то убить, как тянет алкоголика к бутылке. И, конечно же, враждебность окружающего мира по отношению к его святой матери побуждала убивать чаще и чаще. Иногда казалось, что все настроены против нее, стремятся причинить ей вред, забрать деньги, которые принадлежали ей по праву. Ее врагам не было числа. Он помнил дни, когда ее охватывал дикий страх. Тогда она затягивала все шторы, опускала жалюзи, запирала двери на замок, иногда даже баррикадировала их стульями и другой мебелью, готовясь к нападению врагов. Они так и не переходили в атаку, но ведь могли перейти. В такие дни она становилась печальной, плакала, говорила, что так много людей хочет добраться до нее, что даже он не сможет ее защитить. Он умолял ее перечислить их всех, чтобы он мог с ними разобраться, но она только качала головой, говоря: «Это бесполезно».
Уже тогда, как и сейчас, одобренные матерью убийства он подкреплял охотой в каньонах на мелкое зверье. Но кровь животных никогда не могла полностью утолить его жажду. Для этого требовалась человеческая кровь…
Загрустив от воспоминаний, Конфетка поднялся с кресла-качалки, принялся нервно мерить шагами комнату. Жалюзи он поднял еще утром, так что теперь с интересом поглядывал в ночь.
Потерпев неудачу в поимке Френка и незнакомца, который материализовался у них во дворе рядом с братом, после стычки с Виолет, в которой победа обернулась жестоким поражением, он весь кипел, ему хотелось убивать, недоставало только жертвы. Не находя врага семьи, ему не оставалось ничего другого, как убивать невинных людей или зверьков, которые обитали в каньонах. Проблема заключалась в том, что он не хотел разочаровывать свою святую мать, которая смотрела на него с небес, а кровь домашних животных ни на йоту не умаляла его жажды.
Вот и теперь раздражение и жажда нарастали с каждой минутой. Он знал, что ему придется сделать что-то, о чем потом он будет сожалеть, потому что на какое-то время Розель отвернется от него.
И тут, в тот самый момент, когда Конфетка уже думал, что сейчас взорвется, его спасло вторжение истинного врага.
