давай, смейся, подумала я и неожиданно честно ответила:
– Потому что он тупое безмозглое животное, которое полдня торчит у меня между ног. Конечно, меня это бесит! И никого я не боюсь!
Алим захохотал так, словно я сказала хорошую шутку, и погладил безмозглое животное по морде, пощекотав нос. Конь снова фыркнул, но уже с нежностью, и ткнулся Алиму в шею. Ханыч усмехнулся.
– Он умнее тебя, принц. Ты же можешь договариваться и умеешь убеждать. Попробуй, у тебя получится.
Я озадаченно поглядела на «тупое безмозглое животное», которое ответило мне сердитым взглядом: «Ездят тут всякие…»
Алим оказался прав: с конем можно договориться. Скакали мы небыстро, я позади всех, и плевать мне было, слышит мои аргументы кто-то кроме коня или нет. Их все равно понял бы только Алим, а на него мне было вдвойне плевать.
Конь точно слышал. И – вот честно – эта скотина явно меня понимала. Может, у кочевников лошади волшебные? Может, они оборотни и по ночам в людей превращаются? Нет, серьезно?
В общем, с конем мы в итоге договорились. Сначала аргументом были шпоры, потом: «Ну хочешь, я тебе мешать не буду? Ты же лучше меня знаешь, как нужно скакать. То есть бежать. То есть галопировать. Или рысить? Что ты там сейчас делаешь?»
Как-то так.
К концу того дня я уже не вываливалась из седла, как раньше, а почти грациозно спрыгнула на землю. Ладно, вообще не грациозно – но сама же, меня не сбросили. Я считаю, это прогресс!
О, кстати, где мы остановились – отдельная история. Очень забавная! Рен, тебя не удивляет, что я пишу это сейчас? Ведь не стала бы я брать с собой письменные принадлежности. Набор для чернил, знаешь, какой тяжеленный! А кисти? И бумага. За бумагу, кстати, и убить могут – она очень дорогая.
К тому же я теперь отлично знаю, что писать в седле неудобно, а товарищам по этому походу, которые воры и убийцы, я не доверяю, особенно Алиму. За ними нужен глаз да глаз, и как же я тогда отвлекусь на этот дневник?
Но случай представился, очень, на мой взгляд, смешной. Только кочевники почему-то не смеялись, но это их дело.
Я с замиранием сердца ждала нашей следующей ночевки. Алима я вчера унизила, а то, что сегодня всех спасла от той красотки на реке, – наверняка мелочи, вряд ли мне это зачтется. Уснуть в компании этих головорезов, вдобавок на меня обиженных? Ну уж нет! Значит, придется всю ночь сторожить, а завтра ехать в седле с больной головой, в которой если мысли и будут, то только о том, как в этом самом седле удержаться.
Остановились мы в рощице неподалеку от дороги, нашли подходящую поляну, стали готовить лагерь. Я первая заметила тот дымок. Он вился на самой вершине горы, минутах в двадцати ходьбы от нас, но ради крыши над головой я бы и не на такое согласилась. Крышу я, кстати, тоже углядела. Там, на вершине, кто-то ферму устроил или что-то в этом роде.
Алим с товарищами моим энтузиазмом не прониклись.
«Кто поселится в такой глуши? – возражали они. – До ближайшей деревни топать и топать! А если это снова нелюдь?»
Я удивилась: и что? Мы же вежливо заглянем, спросим, не против ли эта нелюдь компании. Если не против, то мы с ней едой поделимся, заодно уточним, не жрет ли она человечинку. Если жрет, то она и так на нас нападет – мы же все равно рядышком лагерь разбиваем. Потому и надо все разузнать: вдруг стоит поискать для ночлега другое место?
Моя логика кочевников смутила, и они согласились сходить проверить. Точнее, тихонько отправить разведчиков, и это буду ни в коем случае не я.
И отправили.
Я предчувствовала, что таким образом мы вместо крыши над головой еще час будем трястись в седле до следующей рощи, и очень мне это не улыбалось. Поэтому, прихватив кинжал Алима, который он у меня так и не забрал, я вспомнила, что вообще-то являюсь принцем и никто мне не указ, и полезла в гору.
Минут через пять ко мне присоединился Алим со словами: «Ты что творишь?!» Мы вяло переругивались – конец дня, все устали, а я очень хотела выспаться не на земле, а на нормальной постели. Да хоть на сене! Вчерашняя ночевка на свежем воздухе плохо сказалась на спине принца – ее теперь неприятно тянуло. Как видите, у меня были более чем веские причины познакомиться с местными отшельниками, даже если они не очень-то люди.
Разведчиков мы встретили на полпути, они были белыми от страха. Не знаю, что они сказали Алиму, но он тоже побледнел. Я поняла: в доме все-таки нежить.
Не знаю, что со мной не так, но общение с местными нелюдями совершенно меня не пугало. Юрэй не в счет, эти пугают всех. Может, все потому, что я такая жуткая рационалистка, а у нас дома, в России, как-то негусто с привидениями? А может, Шики, когда бил принца, просто отшиб ему что-то в голове? Или я, когда умирала, что-то себе повредила? Я ведь тоже должна бояться сверхъестественного, но почему-то мне совсем не страшно. Как будто знаю, что ничего эти о́ни мне не сделают.
А может, это последствия заклинания принца, которым он меня в этот мир притащил? Не действует же на меня магия Шепчущих: забыть, например, ничего не могу, как бы они ни приказывали, и с Ли случилась осечка – в него-то я по-настоящему влюбилась, а не из-за колдовства. Но это тема для отдельного размышления.
Алим догнал меня у двери в хижину, в которую я вежливо стучала. От волнения ханыч путал имперский и свой язык, отчего я мало что поняла, хотя смысл был достаточно ясен: «Валим! Валим отсюда немедленно!» Утащить он меня, впрочем, не успел: дверь отворилась.
Перед нами стояла согбенная старушка, лицо которой терялось в тени. Я решительно не понимала, что с ней не так, пока она, выслушав мою предельно вежливую просьбу о спасении королевской спины, не вышла на свет. А была она это… как же… Ноп… ноппэ… В общем, я с такими, как она, уже встречалась, когда ходила в Лунную рощу. Лица у нее не было, только гладкая кожа, как мяч надутый. И все.
Алим ахнул и отшатнулся. Я прочистила горло:
– Так переночевать у вас можно, госпожа, или нет? Кивните, если да.
Старуха склонила голову к левому плечу, словно раздумывала, а из дома раздался зычный мужской
