— Все под контролем, капитан. Мы организовали четыре пути и направляем по ним машины. Заторов нет. Пострадавших тоже. На юге еще остаются штатские. Мы сажаем их в те машины, где есть место.
— Ветер?
— Очень сильный. Вокруг все ходуном. Надеюсь, мы успеем.
Сбоку раздался звенящий звук, какой бывает, когда лопается гитарная струна. Пламер повернул голову. Тонкий трос, удерживавший флаг, не выдержал, и теперь знамя летело над базой, как большой мотылек-патриот, кувыркаясь в порывах ветра.
— Продолжайте, — прокричал он в рацию. — Нам нужно вывезти всех!
— Капитан, вам бы тоже уходить!
— Не ваше дело! Выполняйте приказ!
— Слушаюсь, сэр!
Вышку качнуло. Протяжно заскрипели ее металлические суставы. Находиться здесь становилось опасно. Пламер опустился на колени и снова посмотрел на север. В непрерывном мелькании молний он заметил какое-то движение и взялся за бинокль.
— Господи, спаси и сохрани!
Дома рушились. Они склонялись, словно таящий воск и падали, раскалываясь на части. Можно было различить четкие линии, по которым происходили разрушения. И эти линии становились все чаще, вытягиваясь на юг. Пламер перевел бинокль на центр города. Автомобили все так же толпились там, медленно растекаясь по открытым военными улицам.
Он снова посмотрел на север. От ближайшего очага разрушения до центра оставалась не больше трех кварталов.
Вышка снова качнулась. Небо впереди разрезала гигантская молния, и, на мгновение Пламеру показалось, что земля засветилась изнутри.
— Зачем? — переспросила Анна. — Что ты имеешь в виду?
— Не важно. Теперь не важно.
— Майкл прекрати! Перестань корчить из себя этакого загадочного мудреца! Ты хочешь напугать меня до чертиков?
— Прости.
Майкл направился к лестнице, расположенной под большим экраном.
— Майкл.
Он остановился.
— Что?
— Откуда ты знаешь, как ее выключить?
— По-моему, я уже высказывался на эту тему.
— Но это невозможно!
— Ты пойдешь со мной или останешься здесь?
Лестница была пологой и длинной. На стенах на расстоянии нескольких футов один от другого, пульсировали красные светильники, заливая ступени неровным призрачным светом. Две темные фигуры двигались, словно вирусы, внутри огромной артерии, ведущей к невидимому сердцу. Сердцу, которое надо остановить.
Майкл и Анна спустились на два пролета и оказались в узком коридоре, в конце которого горел яркий свет. По мере того, как они приближались к нему, красное сияние блекло, растворяясь в холодной белизне, но почему-то это не приносило успокоение.
Они вошли в длинную комнату. Большую ее часть занимала консоль, усеянная множеством кнопок и индикаторов. Они то вспыхивали, то гасли вновь, окрашивая ближайшую стену всем спектром цветов. Выглядело все это в высшей степени футуристично. Посередине комнаты, немного скривившись в сторону, стояло кресло на колесиках. Белым пятном на нем выделялся листок бумаги. Майкл подошел к нему и принялся изучать.
— Что-то интересное?
Он поднял глаза и рассеянно покачал головой.
— Нет. Какой-то график. Фамилии и даты. Ничего интересного.
Он подошел к консоли.
— Думаешь, ты сможешь в ней разобраться?
— Вряд ли, но это и не нужно.
— Почему?
— Они сами мне все покажут.
— Не поняла.
Майкл сел в кресло и стал медленно крутиться на нем.
— Когда мы вошли в зал, установка еще не была включена, ведь так?
— Да.
— Значит, ее включили позже, когда мы с тобой уже стояли наверху и наблюдали за спектаклем. А откуда ее еще можно включить, как не из этого замечательного помещения?
— Ты хочешь посмотреть, как они это сделали, а потом запустить процесс наоборот? Так?
— Точно!
— Не самая удачная мысль.
— Почему?
— Откуда тебе знать, что она не взорвется от того, что ты тут понаделаешь. Может быть, она выключается совсем по-другому. Какой-нибудь красной кнопкой.
— Если уж говорить об опасности взрыва, то я бы как раз поставил на красную кнопку. А потом, у таких вещей обычно существует защита от идиотов. Вряд ли тут что-то взорвется.
— А как ты думаешь, здесь много идиотов?
— По крайней мере один точно имеется.
Анна покачала головой.
— Ты ведь не слушаешь меня, верно?
— Почему? Я весь внимание.
— Ты уже все решил?
Майкл молча смотрел на нее. Он не ответил. Вместо этого он достал тетрадь Хорька и положил ее на пульт. Анна отвернулась.
Комната была такой же длинной, как коридор, может быть, еще длиннее. Консоль занимала почти половину ее ширины, оставляя узкий проход, где едва могли разойтись два человека. Анна шла вдоль стены, чуть касаясь ее пальцами. Поверхность была гладкой, как зеркало, и матовой; она поглощала яркий свет ламп, словно губка. В центре комнаты одной лампы не доставало, и там царили зыбкие сумерки.
Анна думала.
Это место опасно. Если пустыня со всеми своими язвами пугала ее неприкрытой, явной враждебностью, то здесь угроза была надежно скрыта за внешним спокойствием… и оттого казалась еще более страшной. Это как конец пути, больше нет призрачных надежд, которыми они питались в пустоши, и которые помогали им двигаться вперед, их сменила последняя ставка. «All-in» — все на кону. Туман перед ними исчез. И показался выход. Вот он. Яркий, с парадной табличкой; осталось лишь протянуть руку и сделать последнее усилие. И они его сделают, а потом…
Да-да, это может быть обманом. Все может быть обманом. И, если так, то что они будут делать? Как смогут пережить такое разочарование? Это уже не робкие надежды — эта уверенность, а в случае Майкла — фатальная, безусловная, слепая вера. Если все обман, сможет ли он жить дальше?
Она обернулась и посмотрела на него. Майкл сидел в кресле, склонившись над тетрадью, и что-то рисовал. На протяжении всего пути он был сильнейшим из них, он сохранял спокойствие тогда, когда Анна уже была готова поддаться панике и бежать. Ей даже начало казаться, что он вовсе не тяготится пустошью. Что он ее… не любит — нет. Что-то другое. Какое-то другое слово.
Теперь он сорвался. Очень быстро и как-то незаметно. Если его затея не удастся, Майкл погибнет. Анна в этом не сомневалась. Убеждая ее ни на что не надеяться, он сам сохранил в сердце надежду, и она дала плоды. Уродливые и опасные плоды фанатизма и самообмана.
«Господи, только бы все получилось. Даже не ради того, чтобы выбраться отсюда, а ради него. Если Майкл умрет, я просто не смогу жить. Не сумею».
Ее рука уперлась в какой-то выступ. Анна остановилась и подняла голову.
