Джулия беззвучно плакала. Она уже не вытирала слезы маленьким носовым платочком. Склонившись над столом, взяла царя за руку:
– Нет, Рамзес, это не Клеопатра. Разве ты не понимаешь? Да, ты совершил ужасную ошибку, и мы должны найти способ исправить ее. Но это не Клеопатра. Такого просто не может быть.
– Джулия, я не ошибся. Она узнала меня, понимаешь? Она назвала меня по имени!
Из «Мэна-хаус» доносилась приятная музыка. В окошках мигал желтый свет. Крошечные фигурки бегали взад-вперед по просторной террасе.
Клеопатра и американец стояли в темном тоннеле на вершине пирамиды у погребального обелиска.
Она страстно обняла юношу, скользнув руками в шелковых перчатках под его рубашку. Ах, соски мужчин такие нежные, они словно ключ, открывающий путь томления и экстаза! Как он содрогнулся, когда она сдавила их пальцами! Ее язык ворочался у него во рту.
Теперь с него слетела вся его бравада и самоуверенность. Он стал ее рабом. Клеопатра стянула с него рубашку, засунула руку под кожаный ремень и дотронулась до его мужской плоти.
Юноша застонал. Она почувствовала, как поднимается ее юбка… Вдруг рука его замерла, тело напряглось. Клеопатра неловко повернула голову – американец смотрел на ее обнаженную ногу, на ступню.
Он смотрел на длинную полосу окровавленной кости, на голые кости ступни.
– Господи Иисусе! – прошептал он, отшатываясь к стене. – Господи Иисусе!
Царица зарычала от ярости и обиды.
– Перестань пялиться на меня! – завизжала она на латыни. – Не смей смотреть на меня с отвращением!
Она зарыдала, обеими руками схватила его за голову и стукнула об стену.
– За это ты умрешь! – крикнула она.
А потом привычно повернула его голову. И он тоже умер.
Вот и все, что от нее требовалось. Наступила благословенная тишина, а его тело лежало у ее ног, как тело того, другого, и из-под полы пиджака торчали деньги.
Ее раны не могли убить ее. Жаркое пламя, которое наслал на нее человек по имени Генри, не смогло убить ее; тот выстрел, сопровождаемый страшным грохотом, оказался бессилен. Но их самих убивать очень легко.
Клеопатра выглянула из окошка усыпальницы, посмотрела на темные пески, на уютные огни отеля «Мэна-хаус». И снова услышала приятную музыку, далеко разносившуюся в холодном воздухе ночи.
В пустыне всегда ночью холодно. И очень темно. Лишь крошечные звезды в лазурном небе. Она почувствовала странную умиротворенность. Приятно побродить в одиночестве, уехать от всех в пустыню.
Но как же лорд Рутерфорд? Лекарство? Уже темнеет.
Клеопатра наклонилась и вытащила у американца деньги. Вспомнила о его прекрасном желтом автомобиле, который очень быстро отвезет ее назад. Теперь автомобиль принадлежит ей одной.
И она рассмеялась от удовольствия. Спустилась с пирамиды, легко перепрыгивая с одной каменной плиты на другую. Теперь у нее так много сил! Со всех ног она побежала к машине.
Все очень просто. Надо нажать на кнопку электрического стартера, потом на педаль газа. Автомобиль тут же зафырчал. Так, теперь толкнем вперед рычаг – она видела, как это делает американец, – отпустим другую педаль. И – о чудо из чудес! – она поехала вперед, судорожно вцепившись в руль.
Клеопатра сделала большой круг, объезжая «Мэна-хаус». Несколько испуганных арабов бросились врассыпную перед носом ее автомобиля. Она нажала на «клаксон» – так американец называл это гудящее устройство. Звук клаксона напугал верблюдов.
Клеопатра выехала на дорогу, снова потянула за рычаг, чтобы автомобиль ехал быстрее, потом толкнула рычаг вперед, в точности повторяя действия американца.
Подъехав к металлической дорожке, она остановилась. Дрожа, крепко схватилась за руль. Но в пустыне ни слева, ни справа не слышно было никаких звуков. А впереди под темнеющим звездным небом лежал ярко освещенный Каир. Потрясающее зрелище.
– Божественная Аида! – запела Клеопатра, тронулась с места и помчалась вперед.
– Ты попросил нас о помощи, – сказала Джулия. – Ты попросил у нас прощения. А теперь я хочу, чтобы ты выслушал меня.
– Да, я слушаю, – с искренней готовностью отозвался Рамзес. Однако он был явно удивлен. – Джулия, это… она. Без сомнения.
– Да, это ее тело, – ответила Джулия. – Оно принадлежит ей. Но разве существо, которое живет в этом теле сейчас, – это она? Нет. Это не та женщина, которую ты когда-то любил. Эта женщина, кем бы она ни была, не понимает, что происходит с ее телом.
– Джулия, она узнала меня! Она меня знает!
– Рамзес, мозг, находившийся в этом теле, знал тебя. Но подумай сам, что ты говоришь. Подумай о сути. Ведь душа – это все, Рамзес. Наш интеллект или наша душа, если хочешь, не живет во плоти, не спит в теле, пока оно веками разлагается. Душа или претерпевает изменения, или отказывается существовать вовсе. Душа Клеопатры, которую ты любил, покинула ее тело в тот же день, когда она умерла.
Рамзес смотрел на нее, пытаясь понять.
– Сир, мне кажется, в этом есть смысл, – сказал Самир. Он тоже был растерян. – Граф говорит, она знает, кто она такая.
– Она знает, кем она должна была бы быть, – возразила Джулия. – Клетки существуют, они возродились к жизни, и вполне может быть, что в них закодирована часть ее памяти. Но это существо всего лишь чудовищное подобие твоей умершей возлюбленной. Чем же еще может оно быть?
– Наверное, так оно и есть, – пробормотал Самир. – Если вы сделаете то, что предлагает граф, если вы дадите ей еще больше снадобья, вы можете оживить… демона.
– Это выше моего понимания, – признался Рамзес. – Это Клеопатра!
Джулия покачала головой:
– Рамзес, мой отец умер всего два месяца назад. Его тело не подвергалось вскрытию. На него могли подействовать только волшебная египетская жара и сухие ветры пустыни. Оно лежит в целости и сохранности в склепе, здесь, в Египте. Неужели ты думаешь, что, если бы у меня был этот эликсир, я пошла бы в склеп и подняла отца из мертвых?
– Господи, – прошептал Самир.
– Нет! – сказала Джулия. – Потому что оживший мертвец не будет моим отцом. Связь уже была роковым образом нарушена. Пробудился бы двойник моего отца. Двойник, который вполне мог бы знать все, что знал мой отец. Но он не был бы моим отцом. И он не знал бы, что вытворяет здесь его двойник. И та, которую ты вернул к жизни, всего лишь двойник. Твоей Клеопатры, твоей умершей возлюбленной нет на земле.
Рамзес молчал. Казалось, его потрясло то, что он услышал. Он посмотрел на Самира.
– Какая религия, сир, гласит, что душа остается в истлевшем теле? Такого не было и в религии наших предков. О подобном нет речи ни в одной религии мира.
– Ты на самом деле бессмертен, любимый, – сказала Джулия. – Но Клеопатра была мертва двадцать столетий.