на дознании Оливия поклялась, что все случилось у нее на глазах, пока она стояла у окна… и что машина сестры, очевидно, стала неуправляемой. Она якобы видела, как Агнесса пыталась выровнять ход и делала все, чтобы предотвратить трагедию. Тем не менее оставалось много вопросов без ответов – как сам Тони умудрился на таком открытом месте не увильнуть в сторону. И еще говорили, Оливия в какой-то момент почти созналась, что на самом деле ничего не видела из-за всей этой пыли, которую подняла машина. Ее сестра тоже спихнула все на пыль. В конце концов коронер им поверил, и присяжные постановили – смерть в результате несчастного случая. Осмелюсь сказать, что пыль сыграла решающую роль, как ни посмотри, – ее ведь легко пустить людям в глаза… Она как дым. Это не единственный известный мне пыльный вердикт, вынесенный присяжными. Дознания часто проходят в изрядной спешке, как ни странно. Хотя лично я на заседании по делу Тони Тилберри не присутствовал.
– И что, по мнению присяжных, он делал на дороге – один, ранним зимним утром?
– Не зимним, – поправил Блантайр. – Дело было в середине лета. Отсюда и пыль.
– Вот оно что, – протянул я. – Не подумал. Просто в Кламбер-Корте в любое время года пыльно. Вопрос остается – с чего вдруг Тилберри торчать на дороге?
– Агнесса и Оливия подали все так: Тони плохо спал и нередко рано утром выходил прогуляться по парку. Осмелюсь сказать, тут они не наврали. Но люди-то совсем о другом говорили. Говорили, что в то утро Тони собирался сбежать со своей ненаглядной Оливией. По меркам двух взрослых людей – согласитесь, надуманное, скороспелое решение… Но вроде как их к тому подтолкнуло неадекватное поведение Агнессы. Хотя, даже так – поди теперь разберись, почему все к тому пришло. Вопросов много, ответов – ноль. И я не уверен, что имеются реальные доказательства в пользу версии о побеге. На том участке подъездной дорожки, что прямо за домом, нашли машину Тони – гоночная вроде как модель была, но в остальном вполне обычная. Честно говоря, не уверен, что эта история, какой бы странной ни казалась, не послужила бы поводом для стольких пересудов, если бы не пара обстоятельств.
– Каких же?
– Во-первых, после дознания у Оливии случился самый настоящий нервный срыв – ну, так мне сказали. Даже это – не факт, что действительно было. На целый год бедняжка выпала из общественной жизни – вот это уже факт. А как только показалась спустя год, всем тут же стало ясно – она изменилась, и сильно. Вы, верно, не знаете, но она намеревалась стать профессиональной пианисткой, до того, как ей повстречался Тони. Вот ведь забавно, какое сильное впечатление он на нее произвел. Приятный был парень, спору нет, симпатичный, верно, но совершенно, как по мне, обычный во всем остальном. Мне трудно вообразить, чем же такой яркой, артистичной женщине, как Оливия, он вдруг приглянулся. Мне говорили, что вместе, на публике, они смотрелись довольно-таки нелепо… В любом случае, тот год ухода незнамо куда отбил у нее всякую охоту к музыке – зато она повадилась ездить верхом. И всегда – в одиночку. Я слышал, она до сих пор этим увлекается… Но это уже вам виднее.
– Она все еще играет на пианино, – сказал я. – Всякий раз, когда Агнесса ей позволит.
– Вот как, – сказал Блантайр, глядя мне в глаза. – Ну, это все. Я имею в виду, что касается отношений между ними. Вы сами поняли из своих наблюдений.
– Что касается их отношений, я бы поверил во что угодно. Но какая вторая причина?
– Вам обязательно спрашивать? Вы – не единственный, кто что-то видел и слышал… или говорил, что видел и слышал. Не то чтобы я хотел выразить какие-либо сомнения лично вам, сами понимаете.
– Элизабет сказала, всем гостям Тилберри является лишь однажды.
– Вот как? Это какое-то новое правило игры. Нет, оно и понятно – если такие вещи и происходят, с годами они проявляют себя все чуднее и чуднее. А я ведь давно уже не слежу особо за Кламбер-Кортом, хоть мне вроде как и положено. Не нравится мне это место, что уж там. Но в последнее время я и на улицу-то, считай, носа не кажу. Разве что если погода хорошая.
– Элизабет намекала, что люди видели его в самых разных комнатах дома.
– Ну, думается мне, раз парень до сих пор в доме, то почему бы ему не показываться там, где ему заблагорассудится? Возможно, у него есть определенная потребность быть увиденным. Что именно ему нужно – я понятия не имею, но ни одна из теорий, которые должны объяснять эти вещи, не заходит слишком далеко, сами знаете. Все говорят – телепатия, телекинез. А что за этими словами стоит? Где правда, а где выдумки? Возможно, и разницы особой нет между первой и вторыми. Я, напомню, не претендую на то, что мне известно все о случае в Кламбер-Корте.
– И более, как я понял, ничего не известно о том, что случилось между Тони и сестрами в то раннее утро?
– Ничего, ровным счетом. Но раз уж браться за это дело всерьез, то там много историй. Отец их, например, умер много лет назад, это все знают. Но не все знают, что он наложил на себя руки. Все это поняли, но как-то это замяли, и про то, почему он так поступил, даже слухов особых не водилось. Люди постарше, знавшие его, просто говорят, что он всегда выглядел подавленным и каким-то отстраненным или что-то в этом роде. В общем, Брейкспиры – не самое счастливое семейство. Мать стала странной после смерти мужа, хотя до сих пор жива.
– В Фонде меня заверили, что она тоже проживает в этом доме.
– Вот уж не думаю, – сказал Блантайр, слегка улыбаясь. – Об этом меня уведомили бы официально, не правда ли? Очередная небыль, порожденная недостатком фактов. Или вы слышали, как старая карга кричала в ночи, запертая в верхних покоях?
– Чего не слышал – того не слышал, – сказал я.
– Ну, надеюсь, и не услышите. Звучит кошмарно, уверяю.
Он говорил так, будто сам был хорошо знаком с этим явлением.
– На вашем месте, – продолжил он, – я не боялся бы этого дома и не позволял бы ему вогнать себя в тоску. Я говорю об этом потому, что, возможно, такое впечатление складывается из моего рассказа. Не думаю, что это необходимо. Да, повторюсь, лично мне Кламбер-Корт не нравится, но до сих пор привидение никому вреда
