Она вернулась в спальню и снова увидела себя в зеркальной дверце шкафа. Она исцелилась. Прекрасно. Ее ноги обрели нормальную форму. Даже боль в груди, в том месте, куда ее ранил злодей по имени Генри, исчезла.
И голубые глаза! Это поразило ее.
Была ли она такой же красивой раньше? Может, Рамзес знает? Мужчины всегда говорили ей, что она очень красива. Клеопатра начала пританцовывать, придя в восторг при виде собственного нагого тела, наслаждаясь ласковыми прикосновениями влажных волос к плечам.
Рамзес мрачно наблюдал за ней из угла. Ладно, в этом нет ничего странного. Рамзес – тайный наблюдатель. Рамзес – судия.
Клеопатра потянулась к бутылке вина на туалетном столике.
Пустая. Она разбила ее о мраморную поверхность столика, и осколки посыпались на пол.
Рамзес не шелохнулся, продолжая смотреть на нее тяжелым немигающим взглядом.
Ну и что? Почему бы не продолжить танец? Она знала, как она прекрасна, знала, что мужчины будут любить ее. Двое мужчин, которых она убила сегодня днем, были очарованы ею, и не было ни одного свидетеля этих убийств, так что прятаться не надо.
Крутясь на месте, с развевающимися волосами, она воскликнула:
– Живая! Живая и невредимая!
– Внезапно из соседней комнаты раздался противный крик – заорала дрянная птица. Теперь пришло время убить ее, принести в жертву собственному счастью – это все равно что купить на рынке белого голубя и отпустить его в небо, благодаря богов.
Клеопатра подошла к клетке, открыла маленькую дверцу, просунула внутрь руку и сразу же поймала хлопающую крыльями, суетливую птицу.
Она сжала пальцы и убила ее. Потом бросила на дно клетки.
Обернувшись, увидела Рамзеса. Ах, какое печальное лицо! Надо же, он ее осуждает, бедняжка.
– Теперь я не смогу умереть. Это правда?
Он не ответил. О, она и сама это знала. Она задавалась этим вопросом с тех пор, как… как все это началось. Когда она смотрела на других людей, где-то в глубинах сознания таилась эта мысль. Рамзес воскресил ее из мертвых. Значит, теперь она никогда не умрет.
– Почему у тебя такой грустный вид? Разве ты не доволен своим колдовством? – Клеопатра подошла к нему и тихонько рассмеялась. – Разве я не красавица? А ты плачешь. Какой же ты дурак! Ведь ты об этом мечтал, правда? Ты пришел в мою гробницу, вернул меня к жизни, а теперь плачешь, будто я по-прежнему мертва. Помнишь, ты отвернулся от меня, когда я умирала? Ты позволил им накинуть на мое лицо погребальную ткань. Рамзес вздохнул:
– Нет. Ты не помнишь, что произошло.
– Зачем ты это сделал? Зачем ты вернул меня? Кем мы были друг для друга, ты и я? – Как собрать воедино эти маленькие проблески памяти? Когда эти разрозненные куски и кусочки соединятся в цельное полотно?
Клеопатра подошла еще ближе и стала его поглаживать. Какая упругая кожа!
– Я знаю, что ты был там, со мной, когда я умерла. Ты был кем-то, кого я любила. Я помню. Ты был там, а я была напугана. Яд змеи парализовал меня, я хотела позвать тебя, крикнуть, но не могла. Я боролась. Я произнесла твое имя. Но ты повернулся ко мне спиной.
– Нет! Нет, этого не могло быть. Я стоял там и смотрел на тебя.
Плакали женщины. Клеопатра снова слышала их плач. Пусть они уйдут из этой комнаты, в которую вошла смерть, уйдут из комнаты, в которой умер Антоний, ее обожаемый Антоний. Она не разрешила им унести его кушетку, хотя шелк пропитался кровью из его ран.
– Ты позволил мне умереть.
Рамзес снова грубо схватил ее за руки. Он что, всегда так делает?
– Я хотел, чтобы ты была со мной, такая, как сейчас.
– Такая, как сейчас. А как это? Что это за мир? Мифический Аид? Мы встретимся с другими… с теми, кто… – Но ведь минуту назад она все помнила! – С Антонием. Где Антоний? – Она это знала.
Клеопатра отвернулась. Антоний умер, его нет, он лежит в гробнице. А Рамзес не дал волшебного зелья Антонию, так что все повторяется.
Рамзес подошел к ней и обнял.
– Когда ты позвала меня, – сказал он, – чего ты хотела? Скажи мне.
– Заставить тебя страдать. – Клеопатра засмеялась. Она видела его отражение в зеркальной дверце шкафа и смеялась над тем, как его лицо искажала боль. – Я не знаю, зачем позвала тебя. Я даже не знаю, кто ты такой. – И тут она ударила его. Никакого эффекта. Все равно что стукнуть по мрамору.
Клеопатра побрела в гардеробную. Ей захотелось надеть что-нибудь очень красивое. У этой жалкой женщины много платьев – какое из них самое лучшее? Ага, вот это – шелковое, цвета нежной розы, с легкими кружевными оборками. Клеопатра вынула его, просунула руки в рукава и быстро застегнула на груди маленькие крючки. Платье прекрасно облегало грудь, у него была прелестная пышная юбка, хотя теперь необходимость скрывать ноги отпала.
Клеопатра надела сандалии.
– Куда ты собралась?
– В город, на улицу. Это Каир. Почему бы мне не пройтись по городу?
– Мне нужно поговорить с тобой…
– Поговорить? – Она взяла в руки полотняную сумочку. Краем глаза увидела блестящие серебристые осколки бутылочного стекла на мраморном туалетном столике. Большой осколок от бутылки, которую она разбила.
Она лениво двинулась к столику, пошарила рукой среди валявшегося на столе жемчуга. Бусы она тоже прихватит с собой. Конечно же Рамзес поплелся за ней.
– Клеопатра, взгляни на меня, – попросил он.
Она резко обернулась и поцеловала его. Неужели его так легко одурачить? Да, губы его выдавали. Как восхитительно он страдает! Склонившись к его плечу, Клеопатра схватила большой осколок стекла, размахнулась, полоснула Рамзеса по горлу и отступила назад.
Рамзес стоял и пристально смотрел на нее. По его белой рубашке струилась кровь. Но он не испугался. Он даже не пошевелился, чтобы остановить кровь. Его лицо оставалось печальным, страха не было.
– Я тоже не могу умереть, – едва слышно сказал он. Клеопатра улыбнулась.
– Тебя тоже кто-то поднял из могилы? – И она снова набросилась на него, лягаясь и царапаясь.
– Остановись, умоляю тебя!
Коленом она ударила его между ног. Эту боль он почувствовал, о да. Он согнулся пополам, и следующий удар Клеопатра нанесла по затылку.
Перебежав через двор, она зажала сумочку в левой руке, а правой ухватилась за стенку ограды. Еще секунда – и она, перемахнув через ограду, помчалась по узкой темной улице.
За несколько минут она добежала до автомобиля. Сразу же нажала на педаль газа, подав топливо в двигатель, и машина, взревев, выскочила из переулка на широкую улицу.
Ветер снова дул в лицо. Свобода! И власть над этим огромным железным зверем, который подчиняется ее командам.
– Отвези меня к ярким огням британского Каира! – приказала она. – Мой милый маленький зверь. Да!