Потом его вывели на улицу. Джейкоб глянул на ключи, болтавшиеся в зажигании «хонды». Дробовик Перната подтолкнул его в спину.
По кружеву кирпичных дорожек обошли бассейн, зашагали к саду Клэр Мейсон шла первой футах в десяти перед Джейкобом. Он пытался остановить кровотечение – вскинул левую руку, правой зажал рану В ключичных впадинах набрались кровяные лужицы, рассеченный висок тоже кровоточил. На кирпичных дорожках оставался кровавый след. Легко смыть из садового шланга. Как и лужи крови на бетонных полах в доме.
Пернат замыкал шествие – поодаль от Джейкоба, но достаточно близко, чтобы не промахнуться. Заряд прошил бы Джейкоба и угодил в Мейсон. Но похоже, Пернату все равно. Видимо, рано или поздно он убрал бы сообщницу. Джейкоб только ускорил дело.
Может, сыграть на ее чувстве самосохранения? Поведать, что стало со всеми подельниками Перната. Только вряд ли она поверит. Архитектор околдовал Реджи Череца и Терренса Флорака, и Мейсон тоже не избежала его чар. Вон как смотрит на повелителя (Мейсон то и дело оборачивалась, и Джейкоб видел ее искаженное лицо, зеленоватое в отсветах бассейна). Во взгляде страх и мольба. О снисхождении. О прощении. Но черта с два она их получит.
Даже если б удалось до нее достучаться, что толку? Она безоружна.
Вошли в сад, неожиданно большой. Идеально ровные ряды деревьев, на ветерке тяжеловесно качались спелые лимоны, фиги и сливы. Их аромат посеял сомнения. Может, попытаться выхватить дробовик? Все лучше, чем умереть безропотно.
Надо определить, как далеко Пернат.
– Я говорил с отцом Реджи, – сказал Джейкоб.
Молчание.
– Он хотел бы забрать этот рисунок.
Ни вздоха.
Джейкоб шел дальше.
Огромная неосвещенная оранжерея на задах сада смахивала на стеклянный ангар, в южной стене отражалось далекое городское зарево. Это что ж такое выращивают на эдаких площадях? И вообще, зачем в здешнем климате оранжерея?
Клэр Мейсон возилась с цифровым замком.
Левая рука Джейкоба занемела, пальцы скукожились, точно неснятые плоды на ветках.
Замок открылся. Мейсон распахнула дверь и щелкнула выключателем. Покрякивая, ожили люминесцентные трубки, показав, что здесь выращивают.
Ничего.
Никаких горшков с растениями, вьющихся лоз и поливальных установок. Травяная лужайка, отчаянно монотонная. Земляные холмики кое-где нарушали однородный зеленый покров. Джейкоб успел насчитать шесть бугорков, прежде чем его опять ткнули дробовиком в спину.
Прошли в дальний конец оранжереи. Что ж, последняя обитель ничуть не хуже любой другой. Мейсон взяла в углу лопату, швырнула под ноги Джейкобу, велела копать яму.
Такое он видел в кино и всегда считал глупостью. С чего вдруг жертва станет рыть себе могилу? Разве что под угрозой истязаний. Теперь же он понял, что это пустяки; главное тут – желание продлить жизнь. Все-таки удивительное существо человек: несколько лишних минут кошмара ему предпочтительнее смерти.
Джейкоб взял лопату. Неподъемная. Ниже локтя левая рука стала меловой. Джейкоб ухватился за черенок и, наступив на полотно, отвалил первый ком. Из раны опять пошла кровь. Джейкоб медленно воткнул лопату в землю. Интересно, Маллик отслеживал перемещения его телефона? А Джейкоб-то, дурак, злился на няньку-коммандера. Будем надеяться, они не станут терять время, рыская по дому. Будем надеяться, они заметят кровавый след.
– Поторапливайся, – сказала Мейсон.
Будто привязанная, она топталась вокруг Перната, тот стоял вольготно, подбоченясь. Ружье смотрело Джейкобу в грудь.
Лопата отбивала похоронный ритм. Черенок стал липким от крови. Перед глазами огненные зигзаги. Шумело в голове. Качало. Ухватиться не за что. Колотилось ослабевшее сердце. Взмокла спина, рука совсем не чувствовалась. В ярко-красной глине маниакально копошились черви и личинки – остров, затонувший в травяном море.
Джейкоб копал.
Шесть дюймов вглубь, семь, потом восемь и девять, еще не конец.
В голове злобно шумел прибой, заглушая чавканье земли.
Нога соскочила с лопатного штыка, Джейкоб потерял равновесие, выправился, замер и прикрыл глаза, ожидая кары: сейчас грянет выстрел, а дальше – тишина.
Но раздался пронзительный вопль Клэр Мейсон: «Что это?» – а затем все звуки потонули в стрекоте бесчисленных крыл.
Джейкоб открыл глаза.
Под немыслимым углом запрокинув голову, Ричард Пернат вперил взгляд в стеклянную крышу оранжереи. Забытый дробовик уткнулся дулом в землю.
Клэр Мейсон раззявила рот в безмолвном крике, тыча пальцем вверх.
Заслоняя звезды, с неба падала огромная чернота. На мгновенье мертвенные оранжерейные лампы высветили твердое подбрюшье, шесть мохнатых членистых ног, безмерные паруса крыльев, и жук размером с лошадь пробил крышу. Все погрузилось во тьму, Джейкоб грохнулся навзничь.
Стрекот стих, повисла тишина, а затем раздались гортанные стоны, вестники муки.
Джейкоб кое-как сел.
Стальной каркас оранжереи разорван, словно нитка, стеклянные рамы разбиты вдребезги. Все, кроме тех, что над Джейкобом. Он сидел на чистом травяном пятачке, а все вокруг искрилось стеклянным крошевом.
Утыканная осколками Клэр Мейсон с воем носилась кругами, молотя воздух.
Ричард Пернат стоял на четвереньках, в спине у него серебристым плавником торчал огромный стеклянный треугольник.
Жук исчез. Там, где он приземлился, в лунном свете стояла идеально сложенная женщина, гибкая и нагая. Она шагнула к Мейсон, та попятилась и, подвывая, вцепилась в искореженный остов оранжереи.
– Нет. Нет.
Голая красавица вскинула руки, перекатились мускулы на спине, потом содрогнулось все тело, и на глазах Джейкоба она разбухла в чудовищную глиняную глыбу.
Из нее вызмеились шишкастые конечности – одна оторвала Мейсон от земли, другая обвилась вокруг ее горла. Шипение, треск, и голова Мейсон покатилась по земле, мелькая гладко запечатанной шеей.
Истекающее кровью туловище осело неуклюжей грудой.
Глиняная глыба вновь содрогнулась и опять стала обнаженной женщиной. Красавица обернулась, Джейкоб увидел улыбку Маи.
Ричард Пернат подполз к дыре в стене разгромленной оранжереи и ужом протиснулся наружу. Мая шагнула следом, но передумала и направилась к Джейкобу, безбоязненно ступая по битому стеклу.
Джейкоб хотел сказать, мол, надо схватить Перната, но изо рта вырвался только всхлип. Мая опустилась на колени, взяла Джейкоба за руки и притянула к себе. Лишь ощутив ее тепло, он понял, что сам уже холоден, как мертвец.
Она его поцеловала.
Корочка, запекшаяся на губах, размякла, и на один восхитительный миг он напитался влажным ароматным дыханием, которое вдруг створожилось и стало отдавать глиной, и он все пытался сглотнуть эту горечь, но потом дыхание вновь обрело сладость плотской любви, сломившей его сопротивление. Глина растеклась по его жилам, оживляя все члены и проникая в самое сердце, потихоньку набиравшее ритм.
