На столе чай из шиповника и пирог со спаржей.
«Ничего невозможно в себе подавить, а вот переделать – да, вполне. Дай время этому состоянию, пусть оно само вытечет из тебя, выветрится или перерастет в какое-то благо. Несчастная любовь с годами становится «красивой болью», которая многому учит. Недавно я встретила мужчину, мы понравились друг другу. Мне на мгновение стало страшно, что если я влюблюсь снова, то непременно в итоге разочаруюсь. Но через еще мгновение я поняла, что это просто страх, обычная мысль, – и прогнала ее. Я готова к новому счастью. И каждый из нас достоин этого – не сомневайся».
Надежда – это дыхание
«Ко мне вчера заходила Эбру из третьей квартиры, за чаем и советом. Я не даю советов, но могу ответить на вопрос, опираясь на свой опыт. Она удивилась, когда я ей об этом сказала. “Как же так? Я ждала именно совета. Ты ведь такая гармоничная, спокойная…” Мне стало смешно. Мало того что люди видят только внешнюю оболочку, так еще и думают, что гармония – это какой-то мгновенный эффект, легкое приобретение, как новый костюм примерить. Мало кто понимает, что это нелегкая работа над собой, своим отношением к себе и над тем, что происходит вокруг. А еще меньше – кто хочет принимать такую повседневную рутину, как “работа над собой”. Люди ждут быстрого результата, не понимая, что счастье – это сам путь, а не конечный результат».
Моей тетушке Гумрал шестьдесят четыре года. Двадцать четыре года назад она переехала с сыном Давидом в Стамбул. Давид – умница. Работает в посольстве США и одновременно вместе с женой руководит Фондом помощи бездомным животным. Гумрал вырастила его одна – муж бросил семью, узнав, что у ребенка отсутствуют пальцы на одной ноге. «Мне не нужен сын-калека».
«Ты не представляешь себе, насколько сильной была моя ненависть. Я два года проходила с флаконом кислоты в сумочке – хотела при встрече плеснуть ему на пальцы рук. Но он сбежал в Россию. К счастью. Сейчас я понимаю, что Всевышний уберег меня, хотя на тот момент я отказалась от веры в справедливость и была обижена на мир.
Только сейчас, спустя тридцать лет, я поняла, что тот урок был абсолютным благом. Окрепла, мой сын, казалось бы, инвалид, нашел себя в жизни, и я научилась прислушиваться даже к слабому шепоту внутри себя, следовать ему. Мы воспринимаем смирение как поражение, а на самом деле только со смирения начинается победа».
Однажды, лет пять назад, тетя Гумрал гостила у нас на даче. Мама в контексте какого-то разговора с ней обронила фразу: «Ты была тогда такой несчастной…» Помню, тетя встала из-за стола и сказала: «Сария, ты говоришь о том, о чем не знаешь. Я была не несчастной, а несчастливой. Это разные вещи».
Мы вспоминаем с тетушкой Гумрал тот вечер на даче, и она смеется, отрезая мне кусок орехового пирога.
«Знаешь, почему я тогда так рассердилась? Слова твоей матери меня не обидели. Скорее, меня задело само определение “несчастная” – оно безысходное, беспросветное. Будучи несчастливой, я всегда подсознательно хотела обрести спокойствие в себе, чтобы не враждовать с миром. С собой в мире – и с миром в мире, понимаешь?
Да, родной, я хотела стать счастливой даже в самые тяжелые времена. А это желание и есть то, что вытягивает нас из болота, поднимает с самого дна. Надежда, которая всегда живет в душе человека. Надежда – как дыхание. Пока оно есть, есть и надежда».
Я спрашиваю тетушку Гумрал о ее желаниях. «Они ведь у тебя остались?» Тетушка долго смеется, а потом признается, что хочет научиться танцевать латиноамериканские танцы и отпраздновать на Кубе свой день рождения. На берегу океана. «И чтобы на торте непременно была одна свечка». Мы выходим на балкон, там льет как из ведра, а полицейский на проезжей части поспешно натягивает на себя желтый дождевик.
«Я ничего не жду, дорогой мой. А зачем? Слишком много времени потратила без толку, ожидая. Теперь я просто наблюдаю, гуляю по набережной, кормлю чаек бубликами, получаю любовь от одних и отдаю ее другим. Пусть у всех все будет поровну. Я верю в такой расклад, хотя, говорят, когда один где-то находит что-то хорошее, другой где-то это хорошее теряет.
Назови меня глупой или оптимисткой, но я не согласна с такой ущербной формулой жизни, как “от одного другому”. На всех нас хватает любви, счастья, встреч, радостей. Ты бы не забивал себе голову псевдоистинами о половинках, одиночестве, потерях и вселенской несправедливости. Вместо этого разгреби в себе завал усталости и найди там родник, свет, прощение себя.
Это не философская пурга, это то, что я знаю по своему опыту. Я, как видишь, абсолютно довольна своей жизнью, вот уже нянчу третьего внука, каждое утро кормлю чаек… Разве не завидуешь моему счастью?» – смеется тетушка Гумрал. Учиться благодарить
«Все в нас самих. Абсолютно все. И это не просто слова, сынок. Это то, к чему привела меня сама жизнь. Я находился в плену 344 дня. Сырой подвал, сухари с водой два раза в день и десятки отчаявшихся людей вокруг меня. Таких же пленников. Раз в два дня нас выводили на воздух, на солнце. На десять минут. Вот эти вылазки стали для меня надеждой – я проживал дни с мыслями о “прогулке”. Надежда увидеть солнце давала силы жить. Все остальное – веру, силы, Бога – я извлекал из себя. А как иначе, когда вокруг тебя обессиленные люди, готовящиеся к расстрелу? Я закрывал глаза, молился, искал в себе Бога, его свет. Выжил и сейчас не понимаю атеистов. Как можно не верить в то, что сильнее всех нас?»
Фарух-бею восемьдесят три года. Он живет в противоположном доме, в квартире с зелеными стенами. «Зеленый – это цвет моей надежды. Не зря это еще и цвет ислама. В плену я представлял себе, как сижу у зеленых гор нашей деревушки Думан. Помню, мы их разделяли на мужской и женский пол. Девушки-горы были с изящными формами, с большим количеством рек, на краю которых росли миндальные деревья. А мужчины-горы были суровые, угрюмые. Но зато они защищали нашу деревню от северного ветра, который срывал крыши домов и замораживал пшеничные поля».
Он печет хлеб и сдает его в местный магазин. «Я бросил работу в министерстве внутренних дел и обратился к тесту. Мама всегда пекла хлеб сама. Разный – и черный, и с оливками, и с семенами горчицы. Я вспомнил все эти рецепты и вернулся к нашей семейной традиции. Теперь я каждый день просыпаюсь в четыре утра, замешиваю тесто и первые пять буханок отправляю внукам. Они не садятся утром за стол, если на нем нет дедушкиного хлеба. После смерти Ройи внуки помогают мне жить. Я должен жить, чтобы их утро начиналось с моего хлеба. Тесто ведь впитывает в себя энергию и чувства того, кто его замешивает. Вот и я вкладываю в хлеб свои силы, надежды, теплые чувства».
Однажды я встретил Фарух-бея на набережной, он как раз передавал хлеб сыну. Мы разговорились. Я тогда переживал расставание с той, которую любил больше себя. «Она уходит? Обними ее и отпусти, не мучай попытками вернуть. В любви не может быть сверхусилий, понимаешь? В любви должны быть покой и мир. Если этого нет, то это не любовь, а эгоизм двух людей. Они давят друг на друга этим эгоизмом и ждут, кто кого поборет».
Тогда я спросил мудрого пекаря: «Она ушла, я уважаю ее выбор. Но что теперь мне делать со всей той любовью, что живет во мне, не дает мне покоя?» Фарух-бей пожал плечами и развернул меня лицом к морю: «Научись у него спокойствию. Да, именно научись, воспитай в себе это качество. У каждого человека есть большие способности, а он использует лишь малую часть.
Будь спокоен. Для начала остановись и оглянись вокруг. Все, что ты видишь, слышишь, – твое отражение. Оно тебя устраивает? Делай выводы и работай над собой. Не надо ждать чуда – ты не проснешься однажды утром спокойным, счастливым человеком ни с того ни с сего. Но ты можешь стать им. А еще научись благодарить. Я вот в своих карманах не ношу ничего, кроме благодарности».
Благодаря Фарух-бею я усвоил то, что без действия невозможно счастье и что укрепившаяся привычка обязательно становится характером, отношением. Важно не только найти, но и услышать. Мы, жители шумных городов, часто не различаем нужную и ненужную информацию. Собираем плевела, выбрасываем зерна.
Я работаю над собой, Фарух-бей. И самое прекрасное то, что у меня получается. Спасибо.
О времени и людях
Свобода не имеет ничего общего с раскрепощенным поведением или жизнью в эгоистическом одиночестве. Свобода – значит прежде всего оставаться человеком, а потом уже чутким врачом, талантливым поваром или читаемым писателем.
Однажды товарищ Бурак меня спросил: «Какой твой самый большой страх?» Я ответил: «Потерять себя». В этих словах он прочитал опасение по поводу того, что сойду с ума. На самом деле «потерять себя» значит утратить главные функции души – умение любить, верить, понимать, делиться. Это то, что должно быть в каждом из нас. Это то, что мы должны в себе развивать.
