«Идея «короткой молитовки» подобна идее мантры на Востоке» (с.112).
Главный вопрос, актуальный и для Мантра-йоги, и для Иисусовой молитвы таков: влияет ли смысл произносимого на сущность и направленность перестройки психики? Скорее всего — нет. Мантра есть не что иное, как монотонно действующий раздражитель на фоне доминирующей мотивации и уже произошедшего акта программирования. Повторение мантры приводит субъекта в такое состояние сознания, в котором ему «открывается» теоретически описанная реальность, в существовании которой он, безусловно, уверен. Мантраяна вызывает такой тип трансформации сознания, когда мы имеем дело с переживанием ожидаемой реальности, что совпадает с «умным деланием» в христианской аскетике. Если человек не знает, чего он хочет, можно повторять мантру сколько угодно долго, ничего не получая, потому что сознание всё равно занято привычной, пусть даже сильно изменённой деятельностью. Если мантры смысловые включают полное понимание произносимого, пусть притуплённое из-за бесконечного повторения, то бессмысленные (так называемые биджа-мантры — слоги-зерна) — всё равно как-то держат привычный тонус сознания, создавая отсутствие молчания ума. Может случиться и так, что повторение одного и того же происходит вообще при выключенном сознании, отчего никак не может последовать что-либо положительное. В специальной литературе мне встретилось описание эпизода с моряком, который на рубеже сороковых-пятидесятых годов был смыт в океан с одного из Курильских островов гигантской волной цунами. Спустя сутки его совершенно случайно выловили в открытом океане спасатели, но до самой своей смерти он много лет не спал и беспрестанно, с интервалом в несколько секунд, повторял одно только слово — «волна» — понятно, что эта «мантра» ничего позитивного не давала бедняге.
Безусловно, существует вибрационное, механическое, частотное воздействие мантр, которое способно вызывать резонансный эффект в объёме мозгового вещества, но вопрос этот на сегодняшний день абсолютно не изучен.
Как в Иисусовой молитве — согласно Отцам церкви — может не быть позитивным образ Бога, точно так же нельзя приписать однозначно положительное влияние произнесению Его имени.
Знание и текст непрерывной молитвы существовали в Палестине и, быть может, в Египте с четвёртого века (архимандрит Василий), но: «...Исихастская молитва была в XIII-XIV веках разработана на Афоне великими подвижниками, среди которых известны Никифор Уединённик, Григорий Синаит, Григорий Палама, святые Отцы Каллист и Игнатий». Эта датировка примерно совпадает со временем независимого становления йоги Тантры в тибетском буддизме.
Если в святоотеческих текстах, с одной стороны, настаивается на совершенно определённой технологии возможного получения благодати, то одновременно с этим сплошь и рядом встречаются утверждения о том, что: «Никакая техника, никакой искусственный приём не имеет ни малейшего значения в деле соединения души с Богом живым...». (с.122). Понятно, что эти слова подчёркивают полную необеспеченность получения благодати самими действиями подвижника. К этому важнейшему вопросу мы вернёмся немного позже.
Григорий Палама: «В напряжённой молитве тело также легчает и разогревается... от упорного моления Богу в теле возникает ощутимый жар» (с.123).
Поскольку ни в каких святоотеческих писаниях нет упоминаний о расслабленном образе молитвы, это лишний раз говорит о том, что процессы, разворачивающиеся в теле и психике подвижника, имеют чёткую симпатическую окраску, они не являются уравновешивающими, спонтанными, но непрерывно инициируются и поддерживаются личными усилиями субъекта. При подобном варианте событий не имеет даже смысла говорить о какой-либо природной спонтанности внутрипсихических процессов, поскольку психику здесь силой вынуждают подтвердить умозрительные представления сознания.
«Есть между телесными деланиями и такие, которые как бы срастаются с умною молитвою и никогда от неё не отходят, однако остаются сугубо подсобными. Немыслимо утверждать, что за их счёт, путём простого им следования, можно существенно приблизиться к соединению с Богом. Их даже нельзя считать обязательными» (Феофан Затворник: «Умное делание», с.131).
Мы видим резкое отличие описываемой данным пассажем технологии исихазма от того, что имеет место в классической йоге. Возможность целенаправленной работы с телом для очищающего воздействия на сознание не была понята и разработана Отцами церкви, поэтому, возможно, они и не смогли придти к необходимому для истинного познания успокоению, «заклинившись» на частном случае представления Единого. Православные аскеты вынуждены были силой воли «вбивать» себя в «изменёнку», при которой срабатывали защитные механизмы психики, в конце концов когда-нибудь разворачивающие ожидаемое переживание. Чтобы спровоцировать возникновение подобного режима, использовались такие экстремальные способы как покаяние, а затем — невидимая брань, которая являлась бессознательным сопротивлением резкой ломке стереотипов. Поскольку психосоматика оказывалась целенаправленно изнасилованной, благодать, которая всё же снисходила на некоторых подвижников, была особого свойства, о чём говорится так: «Установка... исихазма — трезвение, зоркая собранность сознания; и духовные процессы, выстраиваемые сознанием трезвенным и опьяненным (здесь скрытая полемика с технологией суфизма), разумеется, нельзя относить к одному и тому же типу» (с.125).
Итак, чётко заявлено, что в Умном делании аскет лично руководит процессом, и при этом сознание его «зорко собрано». Излишне говорить, что это кардинально противоречит происходящему в йоге. Тогда вопрос: откуда и каким образом возможно возникновение некой спонтанности, которая, по утверждению святых Отцов, и обеспечивает снисхождение благодати? Конечно, у них ответ был простым и однозначным: подобная спонтанность (самодвижность) может быть дана только милостью Божией! Это значит — не следует искать объяснений, что для тех, кто не ограничен рамками религиозной веры, попросту неприемлемо. Попытаемся всё же обсудить этот вопрос, отталкиваясь от сути йогической технологии.
Итак, и сознание, и бессознательная части психики подвижника в результате долгой и напряжённой практики Иисусовой молитвы в какой-то момент времени оказываются «перегретыми» сверх всякой меры. Причины тому следующие:
— доскональное знание вероучения, то есть информация о природе и характере ожидаемых сверхъестественных явлений — программирование;
— непрестанное представление и ожидание трансформаций собственной природы — активизирование программы, происходящее в сознании, и, соответственно, в бессознательном;
— наличие сопротивления бессознательного требуемым изменениям, поскольку подвижник желает осуществления благодати не во сне, а наяву, всегда существует непреодолимое препятствие к этому отсутствие у бессознательного достаточной энергии для «пробоя» сознания или изменения его бодрствующей структуры.
Обе основные части психики имеют чётко ограниченные области функционирования, которые практически никогда одновременно не пресекаются в сознании, — в противном случае человек был лишён и необходимой его ясности и способности к действию. Проще говоря, хотя бессознательные процессы и могут быть как-то представлены в бодрствующем сознании, но для этого энергетические характеристики последнего должны быть изменены кардинальным образом. Естественный процесс обратного информационного обмена между скрытой частью психики и Я-сознанием, в отличие от привычного прямого, осуществим только при полной деактивации бодрствующего сознания, превращении его в инертный воспринимающий экран, который лишён собственной активности и только потому может стать «пустым» и однородным.
Опьянено ли сознание суфийским восторгом любви и поклонения Божеству, либо оно выстраивает духовный процесс в трезвенном состоянии — без разницы, оно остаётся напряжённым и возмущённым, а это значит, что всё, предъявленное в этих условиях бессознательным, может быть дано только в экстремальных режимах! Необходимый «разогрев» бессознательного, в который годами «вбивается» одна и та же модель нестерпимо ожидаемого, рано или поздно неуправляемо, а значит, спонтанно (только спонтанность эта патологическая по своей природе — многомерная направленная галлюцинация) «выстрелит» ожидаемым в сознание, сминая его бодрствующую структуру.
Это видения, истинные галлюцинации, запрограммированные сознанием и ожидаемые им, являются в виде мощных психосоматических разрядов. Сознание, пребывающее в режиме привычной динамики, не может иметь «прозрачности», необходимой для контакта, а последний не может называться спонтанным именно по причине того, что в Умном делании сознанием затребована к предъявлению конкретная модель виртуальной реальности. И когда-то она приходит — в оглушающем оформлении психосоматических феноменов, в виде громадного облегчения — наконец, вот оно! — и ощущение наконец-то постигнутой окончательной истины овладевает подвижником.
