Вокруг было неестественно тихо: ни шороха листьев, ни дуновения ветерка, ни пения птиц. Все замерло, и даже воздух стал неподвижным и тяжелым. Лишь стоящие на краю поляны осины тихонько шелестели листьями. Я удивлялся, как бабушка с дедом Федором столько времени выдерживают неподвижность и молчание. Солнце стояло совсем низко, когда из леса вышел старик очень маленького роста, со злым выражением лица и пронзительным взглядом черных глаз. Он проделал уже знакомые мне действия, сердито зыркнул по сторонам и отправился в дом. Лишь после этого бабушка и дед Федор подошли к камням с символами.
Видимо, каждый гость хорошо знал свое место. Никто не приближался к тому символу, которого касался другой. Следом за бабушкой я тихонько вошел в дом и устроился в уголке. Гости сидели вокруг стола, между ними стояла чаша из темного металла, до краев наполненная водой. Их руки лежали на столе, кончики пальцев касались краев чаши, глаза были устремлены в воду. Бабушка и дед Федор заняли свои места. Я молча созерцал происходящее. Присутствующие здесь люди казались восковыми статуями, которые пытаются что-то разглядеть в воде. Я немного переместился, желая заглянуть в чашу через бабушкино плечо, и ничего не увидел. Там была вода или какая-то другая жидкость – такая темная, что казалась непроницаемым зеркалом, которое почему-то ничего не отражало.
Поверхность воды была матово-черной и чем-то напоминала глаза Серого. Зато я заметил, что на краях чаши были выгравированы те же символы, что и на малых камнях. И пальцы каждого из присутствующих касались своего знака. От тишины и неподвижности мне стало немного жутко и захотелось выйти на улицу. Я тихонько подергал бабушку за рукав – она даже не шевельнулась. От этого стало еще страшнее. Я уже начал пятиться к двери, как вдруг над чашей появился свет. Он исходил от отразившихся на поверхности воды символов. Казалось, они прошли сквозь металл и теперь поднимались из глубины, излучая слабое зеленоватое свечение. Оно становилось все ярче и ярче и наконец засверкало всеми цветами радуги. Я замер, завороженный чудесным виде́нием. Тут раздался голос деда Федора:
– Братья и сестры, пришло время обновить силу Теплого ключа. Готовы ли вы к слиянию своих сил с силами мира?
Последовали несколько фраз на непонятном языке.
– Готовы, – ответили сидящие за столом и повторили непонятные фразы.
Дед Федор коснулся пальцем своего символа на поверхности воды, и символ ожил. Он задвигался, выписывая странные спирали. Теперь заговорила бабушка:
– Братья и сестры! Теплый ключ ждет освящения. Готовы ли вы к соединению с вечностью? – Далее вновь последовали непонятные фразы.
– Готовы, – ответили остальные и повторили текст.
Бабушка продолжала:
– Тогда пусть каждый скажет и сделает то, что должен сказать и сделать.
Теперь все по очереди произносили несколько непонятных слов, касались своих знаков, и те начинали двигаться по поверхности воды, создавая сверкающий хоровод. Над чашей сгущался комок темноты, внутри которого плавали светлые шарообразные образования. Они будто парили там, изображая затейливый танец. Зрелище было потрясающее: сгусток бархатной черноты, висевший в радужном сиянии, как драгоценный камень в оправе, в котором перемещались, подобно бликам, светлые пятна. Виде́ние притягивало, завораживало, от него невозможно было отвести взгляд. Казалось, вся вселенная заключена в этом темном комке. Последним заговорил маленький сердитый старик:
– Пошто рябенка приташшили?! Куды яго дявать собираетесь? Нечаво ему тут делать, мал ишшо! Все чудишь, Анна Георгавна?
Голос у него был сиплый, неприятного тембра, а речь настолько неправильной, что резала слух. Когда он говорил, все его лицо кривилось и подергивалось, и весь он напоминал старого уродливого гнома. Остальные переглянулись.
– Странствие, – произнесла молодая женщина.
– Странствие, – повторил высокий старик, взглянув в мою сторону.
– Странствие, – в унисон сказали люди с раскосыми глазами. Они были похожи, как близнецы. Даже голоса их звучали одинаково. Казалось, что это один человек, стоящий перед зеркалом.
– Против я. Какое ишшо странствие? Неча яму тут делать! – снова возразил злой старик.
– Странствие, – прорычал дед Федор, положив свою лапищу на плечо старого гнома. Тот испуганно отшатнулся:
– Странствие, – неохотно проворчал он. И, пробурчав несколько слов, коснулся своего символа. Знаки на поверхности воды задвигались быстрее, сливаясь в сверкающее кольцо. Им в такт ускорилось мелькание светлых пятен в темном углу.
Бабушка подняла руки, сложив пальцы в сложную мудру[3]:
– Властью Хранителя и воли семерых объявляю эту ночь ночью освящения. Властью Хранителя и силой Творца объявляю эту ночь ночью слияния неба и земли. Властью Хранителя и рождением жизни объявляю эту ночь ночью возрождения Теплого ключа на благо мира.
Ее пальцы коснулись воды, и та вспыхнула белым огнем, который тут же был поглощен темным сгустком над опустевшей чашей. Вода куда-то исчезла, лишь легкое радужное сияние исходило от ее полусферы. А внутри висящей над ней черноты бушевало бешеное белое пламя.
– Подойди ко мне, Странник, – произнесла молодая женщина, протянув ко мне руку. – Не бойся!
– Я и не боюсь, – буркнул я, тем не менее оставаясь на месте.
– Иди, иди, – бабушка легонько подтолкнула меня в спину, и я пошел.
Женщина положила ладонь мне на голову и повернула мое лицо к комку тьмы, висящему над чашей.
– Смотри в Вечность, Странник, – сказала она.
– Смотри в Вечность, Странник, – повторили остальные.
– Волею семерых и силой ночи возрождения Теплого ключа войди в Вечность, Странник, – продолжала она.
– Войди в Вечность, Странник, – вторили остальные.
«Войди в Вечность, войди в Вечность, войди в Вечность», – звучало в ушах. Чернота надвинулась на меня и поглотила. Я вошел в Вечность.
Их было семеро – четверо мужчин и три женщины. Все молодые, в длинных белых одеждах. Они выходили один за другим из кубического строения, стоящего на месте домика деда Федора. Оно было сложено из тесаных камней.
Дед Федор, бабушка… Когда и где это было? Что-то теплилось в глубине моей памяти. Местность вокруг изменилась, лес стал гуще, избушка пропала, исчезли сарай и огород. Только тройка дубов все так же охраняла круг из камней с символами. Однако сами камни, прежде едва выступающие из земли, превратились в расположенные вокруг алтарного камня колонны высотой в два человеческих роста. Алтарь, мистерия пробуждения силы… Откуда я это знаю? Я стоял, держа в руках маленький нож с тонким, узким лезвием и причудливой, покрытой неизвестными знаками рукояткой. Нет, почему неизвестными? Я понимал каждый символ, я мог прочитать надпись: «Семь сливаются в одно, один порождается тремя, три едины с четверкой, четверо побеждают тьму, три принимают свет, один является носителем. Кровь несет жизнь…»
Они выходили из каменного куба. Идущий впереди высокий мужчина нес перед собой чашу из темного металла с парящим над ней сгустком черноты, внутри которого плескалось пламя. Он осторожно держал ее на вытянутых руках, как величайшую драгоценность. Остальные шли следом. Вот худощавая девушка со светлыми волосами и тонкими длинными пальцами – Хранитель огня Вечности, вот молодой человек с пронзительными черными глазами и черным каменным браслетом на левой руке, – Сдерживающий тьму. Впереди с чашей в руках следует страж Хранителя. Позади – Хозяева стихий. Все посвященные несут живой огонь, творя мистерию Освящения.
Я стою у алтарного камня, держа в руках ритуальный клинок. Я – Хранитель памяти. Я вижу свои руки, сжимающие нож, – руки пожилого человека. Чувствую биение сердца и помню все, что происходило и что должно произойти. Это ко мне все посвященные идут за напутствием, чтобы соединиться на хлебе и крови.
Пространство наполнилось чернотой, я почувствовал, что падаю. Все исчезло. Я висел над поляной, видел лес, алтарный камень, Теплый ключ. Видел потоки силы, исходящие из земли и деревьев, Серого и других существ, которые, изменяясь, перетекали между стволов и камней. Видел семерых, вышедших из дома, впереди шел дед Федор, неся чашу с живым огнем. Затем бабушка, за ней сердитый старик, далее следовали остальные. Их плечи покрывали длинные отрезы белой ткани. Они подошли к алтарному камню, и каждый встал рядом со своим символом. Дед Федор поставил чашу на середину алтаря вместе с хлебом. Они достали из-за пазухи отломленные кусочки хлеба, согретые теплом тела, и положили перед собой на алтарь. Дед Федор взял нож и уколол свою руку. Показалась кровь, алые капли потекли на отломленный кусочек хлеба, и все начали произносить заклинание, написанное на рукоятке клинка. Как только первые капли крови упали на хлеб, огонь в темном шаре запульсировал с новой силой. Подул ветер, и где-то вдалеке зарокотал гром.
