9. Как готовить настойки?
Настойки готовятся просто. Многие знают, как это делается. Можно только дать пару необходимых рекомендаций.
Во-первых, чем мельче перемолото сырье, тем полнее идет экстракция. Однако долго хранить сухое сырье в виде очень мелкого порошка нельзя. Иначе оно окислится и потеряет эффективность. Поэтому хранится сырье обычно в виде крупных частиц (около 10 мм), а непосредственно перед приготовлением настойки дополнительно измельчается.
Во-вторых. Мнение, что чем крепче спирт, тем лучше, абсолютно несостоятельно. Все получается как раз наоборот. Поэтому для приготовления настоек нельзя использовать спирт крепче 40–45°.
Дальневосточные и сибирские травники предлагают такой рецепт. Засыпать измельченный корень в емкость для настаивания, залить крутым кипятком в необходимом расчетном количестве и оставить настаиваться несколько часов. Если корни эфиросодержащие (дягиль, валериана и другие), не забудьте закрыть крышку.
По прошествии нескольких часов нужно влить в ту же емкость спирт любой крепости в таком количестве, чтобы крепость полученной настойки не превысила 20°.
Пример. Допустим, вам нужно приготовить 10 %-ную настойку какого-то корня. Вы берете 100 г сухого сырья, измельчаете и засыпаете в стеклянную банку.
Потом кипятите воду и наливаете 500 мл в банку с корнем. Настаиваете 2–4 часа. Потом в эту же банку выливаете бутылку водки (0,5 л). После чего оставляете в темном месте на срок, необходимый для настаивания данного конкретного растения. Например, если это сабельник, то на 21-й день. Не забывайте встряхивать емкость 1 раз в два-три дня.
Часто после процеживания в емкости все равно остаются очень мелкие частички растения. Чтобы их осадить, настойку нужно на некоторое время поставить в холодильник или погреб при +3–5 °C.
Я готовлю настойки простым методом: беру нужную навеску сырья, заливаю разведенным до необходимой крепости спиртом и настаиваю 10–14 суток. Отношение «сырье – экстрагент», а также крепость спирта зависят от растения. Они дают в частных статьях Государственной Фармакопеи.
10. Вынимать ли корни после настаивания?
Обычно исходное сырье из настоек не извлекается.
Исключение составляют сильнодействующие и ядовитые растения.
Например, корни родиолы остаются в емкости до тех пор, пока не кончится вся настойка. А вот клубни аконита после нужной выдержки лучше удалить из настойки.
Подобное поведение продиктовано соображениями стандартизации настойки. Так, оставляя корень родиолы в емкости, мы можем рассчитывать на увеличение ее концентрации, что нам не слишком помешает, даже наоборот.
Другое дело, когда аконит дозируется по каплям и в следующей порции он окажется более крепким. Естественным образом возникнет несоответствие дозы.
11. Что важнее: внутреннее или местное лечение?
Нельзя недооценивать ни того, ни другого.
С одной стороны, если есть возможность подвести препарат местно (клизма, мазь, промывание), прямо к опухоли, то это значительно увеличивает шансы на успех.
С другой стороны, местное лечение не всегда может предотвратить метастазирование, которое носит системный характер.
Местное лечение не даст общего иммуномодулирующего и детоксикационного эффекта.
Не говоря уже о том, что местное лечение далеко не всегда удается осуществить.
12. Можно ли одновременно с травами принимать БАДы?
Можно. В большинстве случаев любые сочетания БАДов совместимы с основным лечением. Отдавать предпочтение нужно добавкам с антиоксидантными и иммуномодулирующими свойствами.
По обстоятельствам могут понадобиться БАДы с нормальной кишечной флорой, полиненасыщенными жирными кислотами, печеночными детоксикантами и так далее. Выбор осуществляется индивидуально.
Мы привыкли считать, и так написано у многих классиков, что человек сам строит свою судьбу. В пример приводятся многочисленные случаи, когда один, одаренный сверх всякой меры талантами и здоровьем, скатывается на самое дно, не умея отказаться от винной бутылки. И напротив, человек нищий и убогий от рождения благодаря упорству и труду добивался выдающихся успехов. Ну что ж, не могу не согласиться. Мало того, я уверен, что человеку дарована Создателем свобода выбора.
В то же время я считаю, что при рождении человек помимо склада ума, темперамента и состояния здоровья получает также и основополагающее целеуказание, которое оказывает влияние на весь его жизненный путь. И что бы человек ни делал, все равно рано или поздно он приходит к тому, что ему предначертано.
Я понимаю, что такая точка зрения, которую иначе как фатализмом не назовешь, весьма спорна и далеко не всем придется по душе. Особенно человеку западного воспитания. Я не буду с пеной у рта отстаивать эту позицию, а просто попытаюсь проанализировать факты своей собственной жизни.
Я родился в семье врачей. Мамин отец, мой дедушка, был военврачом и закончил войну в чине майора медслужбы. Бабушка, прошагавшая всю войну рядом с ним, была сестрой в медсанбате, где служил дед.
Мой отец, замечательный челюстно-лицевой хирург, тоже посвятил большую и лучшую часть своей жизни армии, работая в госпиталях там, куда посылала его Родина. Моя мама, каждый раз переезжая с отцом на новое место службы, везде продолжала работать врачом.
Казалось бы, с таким «анамнезом» мне прямая дорога в медицину. Впоследствии так и произошло. Я закончил Военно-медицинскую академию и стал представлять уже третье поколение военных медиков в семье, служа на Дальнем Востоке. Но… Все свое сознательное детство и юность я мечтал, просто бредил отнюдь не медициной.
Я хотел быть солдатом, и не просто солдатом, а таким, который воюет с оружием в руках. Мама рассказывает, как совсем еще малышом, когда мы жили в гарнизоне, меня укладывали спать, а за окном в это время роты распевали строевые песни на вечерней прогулке. Я вскакивал в кроватке и, толком еще не умея говорить, пел вместе с солдатами. Все игры были «войнушками», а игрушки – автоматами и пистолетами.
И я не просто хотел быть солдатом, а подчинил этому желанию все свои способности. Я с восьми лет начал заниматься самбо и дзюдо, так как знал, что без этого десантнику (естественно, я хотел им быть) никак. И дошел до первого разряда.
Так как у меня был слабый вестибулярный аппарат и меня тошнило даже в рейсовом автобусе, а не то что в самолете, я тренировался в городском парке на заброшенном лопинге (такое колесо, внутрь которого привязывают человека и крутят), и одолел эту свою напасть. В школе я учился на «отлично», потому что знал, какой «бешеный» конкурс в Рязанское воздушно-десантное училище, а отличники сдавали только один профильный экзамен.
Наконец, несмотря на нежелание родителей (единственный ребенок в семье), после восьмого класса я поступил в Суворовское военное училище. Для того чтобы пройти медицинскую комиссию, мне пришлось согласиться на операцию по исправлению перегородки носа. Пожалуй, немногие дети в тринадцать лет готовы сознательно пройти через боль.
В Суворовском училище с самого начала и до конца я командовал взводом. На весь выпуск (четырнадцать взводов) к моменту окончания училища осталось всего два командира, продержавшихся на должности оба года.
Мои учителя, кадровые офицеры, прошедшие Афганистан и прочие не менее «замечательные» места, прочили мне великолепную военную карьеру. На распределении предлагались места в самые лучшие и элитные военные командные училища страны, в том числе и в Рязанское воздушно-десантное училище, куда из семидесяти желающих поехали лишь пятеро.
И что же вы думаете? Несмотря на все мои титанические усилия, когда вожделенная мечта стала так же реальна, как электричка на Московском вокзале, я от нее отказался. Добровольно, невзирая на уговоры начальников в училище – даже после того, как уговоры приобрели нелицеприятный характер. Но я хотел поступать в Военно-медицинскую академию, куда из Суворовского училища просто не распределяли. Не было ни одного места.
И вот, когда речь уже шла об уходе из училища (и это перед самым выпуском!), к нам приехал заместитель командующего округом по ВУЗам. Именно он, поразившись моему упрямству (а я был медалистом, мог взбрыкивать), дал на училище не одно, а целых четыре места в ВМедА с поступлением на общих основаниях. Из четверых поступили трое. Доучились до клятвы Гиппократа двое, в том числе и ваш покорный слуга. Поразительно, не правда ли? Хотел быть тем, кто профессионально уничтожает людей, а стал тем, кто профессионально их спасает.
Следующий факт. Начиная со второго курса Академии я занимался хирургией. В течение пяти лет провел огромную экспериментальную работу на животных, изучая возможности микрохирургической техники по восстановлению проходимости маточных труб при трубном бесплодии. И вот, когда работа была доведена до кондиции, а мои учителя начинали видеть во мне подающего надежды будущего хирурга, обстоятельства вновь выкинули незапланированный фортель. Я вынужден был отказаться от хирургии и стал терапевтом.
