Следующий факт. Начиная со второго курса Академии я занимался хирургией. В течение пяти лет провел огромную экспериментальную работу на животных, изучая возможности микрохирургической техники по восстановлению проходимости маточных труб при трубном бесплодии. И вот, когда работа была доведена до кондиции, а мои учителя начинали видеть во мне подающего надежды будущего хирурга, обстоятельства вновь выкинули незапланированный фортель. Я вынужден был отказаться от хирургии и стал терапевтом.
Чудно́, не правда ли?
Далее. Я всегда предпочитал такие занятия, когда можно все потрогать своими руками, разобраться, как «оно там работает», и, сделав что-либо, увидеть результат своего труда. Отсюда и пристрастие к хирургии.
Тем не менее первый серьезный сложный больной, которого я вылечил, став врачом, был вылечен не просто терапевтически. Он был вылечен при помощи гомеопатии. А ведь этот метод, хоть и имеет свою бесспорную внутреннюю логику, до сих пор остается одним из самых метафизических в современной медицине.
Каково?
Наконец, совершенно случайно, незапланировано и непредсказуемо я был представлен своему учителю – травнику Петру Ивановичу Пипко, который почему-то именно меня выбрал носителем и продолжателем родового знания. Хотя компания вокруг учителя собиралась весьма обширная, ведь он никогда никому не отказывал в учении.
Своих сыновей ему Бог не дал, приемные изучать травы не хотели, а в роду знание передавалось по мужской линии, что само по себе необычно. Все же чаще «травками» занимаются женщины.
Дед (я имею в виду учителя, ему тогда уже стукнуло 74 года) учил меня несколько лет. В самом начале я просто собирал травы вместе с ним и запоминал, как они выглядят и называются. Он, конечно, попутно рассказывал, для чего они нужны. Но поток информации был такой, что я не то что показания к применению, я даже названия не все запоминал. А дед каждый раз твердил все одно и то же, пока это накрепко не засело в моей голове. Через пару лет количество информации перешло в качество, и я смог вести самостоятельный прием как травник.
Но на этом ученичество не прекратилось. Всегда находилось что-то, о чем я и представления не имел. Конечно, приходилось (да и сейчас приходится) много читать самостоятельно, благо в академии научили получать знания без посторонней помощи. Именно в этот период стали происходить события, приведшие меня к нынешним занятиям онкологией, чего я не планировал никогда.
Все началось весьма обыденно. Однажды на прием пришел человек, который спросил, знаю ли я такое растение – аконит. Ну еще бы не знать! Я к тому времени уже несколько лет занимался гомеопатией, начал еще на последнем курсе Академии. Как я мог не знать величайшего средства гомеопатии. Тем более что с него начинаются все гомеопатические справочники (на букву «А»).
Зато вот следующий вопрос посетителя оказался для меня патовым. А как применять аконит для лечения рака? Я в то время понятия не имел, что аконит применяется для лечения рака. В гомеопатии показания для его назначения совершенно иные. Ну вот, картина Репина «Приплыли». Хорошо хоть обошлось без немых ревизоровских сцен.
В тот раз я нашелся что ответить. Но вопрос, что называется, зацепил. Я стал читать все, что мог найти по этой теме. И оказалось, что вопрос посетителя был вполне уместен.
На Дальнем Востоке, где традиции траволечения в основном китайские, аконит считается главнейшим лечебным средством, и слава его более велика, чем слава болиголова в европейской части России. К слову сказать, на Дальнем Востоке болиголов встречается очень редко, только как заносное растение, и севернее реки Хор не поднимается. Мне приходилось выращивать его для своих целей на даче. В то же время именно на Дальнем Востоке аконит представлен самым большим числом видов – 56 из 250 известных во всем мире.
Дальше, как говорится, больше. Судьба свела меня с большими профессионалами и энтузиастами своего дела, провизором-гомеопатом Хисамутдиновой Галиной Николаевной и биологом, кандидатом наук Воробьевой Марией Родионовной. Галина Николаевна здорово помогла мне с фармакологией и приготовлением настоек. А Мария Родионовна научила, как правильно с ботанической точки зрения определить вид аконита, потребного для лечения.
Именно аконит привел меня за ручку и буквально ткнул носом в величайшую книгу о траволечении (и не только) – тибетский трактат «Чжуд-ши». Я не стану объяснять свои восторги по поводу трактата. Специалист знает и так, а тот, кто не знает, сам должен хоть раз заглянуть в «Чжуд-ши». Знаний накапливалось много, но все же еще недостаточно, чтобы рекомендовать что-либо больному человеку.
В один из своих визитов в альма-матер я перетряхнул весь ее библиотечный фонд, а это совсем не три затрепанных детективчика, сиротливо валяющихся обычно на полочке в спальне, чтоб почитать на сон грядущий. Далее шел Интернет и огромный пласт иностранной научной периодики. И что же я увидел? Оказывается, во всем мире наши научные собратья вовсю изучают самые разные аспекты аконита. А у нас – шаром покати. Тишина, «и только мертвые с косами стоять».
Причем буквально. Прошу простить мне, возможно, не совсем уместную ироническую вольность, но дело обстоит именно так. В российской периодике подавляющее большинство публикаций были посвящены оказанию неотложной помощи при отравлениях настойкой аконита, и здесь плохую службу служит русскому человеку неистребимая тяга к алкоголю. Отравления наступают чаще всего по недоразумению из-за употребления настойки аконита вместо коньяка. Действительно, настойка имеет цвет и запах хорошего коньяка.
Справедливости ради нужно сказать, что именно русским исследователям принадлежит приоритет в публикациях, касающихся противоопухолевой активности аконита (Петров, 1965). Много работ, посвященных акониту, опубликовали сотрудники Томского медицинского института.
К сожалению, мой учитель не мог мне существенно помочь с аконитом, кроме как показать, как выглядит растение. Дед не применял ядовитые растения, как он говорит, из-за боязни по старческой рассеянности что-нибудь перепутать да ненароком кого-нибудь отравить. Пришлось самостоятельно разбираться, разговаривая с больными, которые раньше применяли по чьему-нибудь совету аконит, и с травниками, если они соглашались поделиться опытом.
Когда наконец информация накопилась, я обратился к коллегам в онкологической больнице города с предложением попробовать методику. Интересно, что люди оказались понимающие (к сожалению, большая редкость), сразу подальше не послали. Предложили следующий вариант работы (на мой взгляд, вполне оправданный): сначала, мол, мы сами полечим, своими методами. А ежели что не получится, порекомендуем твою методику. Интересно, что главный онколог, хоть сама и не взялась за методику, связала меня с районными специалистами в городских поликлиниках. И пошла работа.
Сами понимаете, что при таких условиях ко мне обращались в основном люди на поздних стадиях опухолевой болезни (3–4-я стадия), когда предпринимать что-либо, кроме симптоматической терапии, вообще рискованно и малоперспективно. Но даже у этой группы больных удавалось добиваться улучшения качества жизни, в основном за счет улучшения общего самочувствия, обезболивания и некоторого увеличения продолжительности жизни.
В ходе практики выкристаллизовывалась методика применения аконита. Кроме того, попутно увеличивался багаж знаний о применении других растений в онкологии. Среди таких растений, конечно же, оказался и болиголов, и молочай Палласа, и маралий корень, и много-много других, которыми изобилует Дальний Восток.
Важным этапом можно считать выход в свет моей монографии об аконите. Это книга о растении в целом, как о личности, этакая ода растению. Аспект применения борца (аконита) для лечения онкопатологии рассматривался как частность.
Книга послужила инициатором многих встреч со специалистами, работающими в онкологии. Не скрою, особенно приятно было благосклонное внимание к моей работе коллег-врачей, на что я не очень рассчитывал. Среди нас, докторов, к сожалению, немного людей, осмеливающихся мыслить шире, чем это преподается в медицинском институте. Я очень хотел, но не надеялся, что применение трав при онкологии станет предметом научного изучения.
Но в один прекрасный момент, через непродолжительное время после выхода книги, со мной связалась Муза Николаевна Тарелкина, доктор медицинских наук, ведущий научный сотрудник НИИ скорой помощи им. Джанелидзе. Она предложила мне включиться в работу исследовательской группы, развивающей тему «Оказание помощи больным в запущенных стадиях рака». Оказывается, такая тематика в институте Джанелидзе существует уже около 20 лет, но за все это время должного внимания фитотерапии не уделялось.
С тех пор прошло около пяти лет. Результатом нашей работы стали три научные публикации. А результаты следующие.
