И только после первых четырех книг, когда на меня давили со всех сторон, вынуждая подписать контракт на следующие две, я решила послать всех к черту и уйти в отпуск на всё лето. Прежде всего, чтобы подумать о следующей стадии, но главным образом – отдохнуть и восстановить силы. Третий с половиной акт? Я была измотана физически и морально. Мои книги были изданы во многих странах на тридцати семи языках, но у меня не оставалось буквально ни одной свободной минуты – бесконечные вопросы, просьбы, заманчивые перспективы и гигантская ответственность, связанная с книгами! (Не подумайте ничего, я бесконечно благодарна судьбе за все мои успехи!). Казалось, будто еще вчера я была в корпоративном мире, а прошло ни много не мало четыре года! Да, я безумно наслаждалась своей жизнью, но эта жизнь порой так выматывала меня, что я понимала: настало время кое-что переосмыслить.
Тем летом мне выпала удача провести каникулы в моем родном доме в Провансе. Это было изумительно: впервые за долгое время надо мной не висела дамокловым мечом статья, книга или доклад. Никаких обязательств. Никакой сверхурочной работы. Никаких разъездов. Нет, правда, время – это неоценимая роскошь. У меня не было никаких планов, кроме как наслаждаться жизнью, проводить время с мужем, обхаживать наезжающих в дом гостей и заниматься всем, чем заблагорассудится. У меня была настоящая свобода – свобода быть самой собой. Я наивно полагала, что у меня замечательная, насыщенная жизнь – ровно до того лета, когда впервые со школьной скамьи у меня были настоящие летние каникулы! Потрясающе.
Благодаря долгим годам жизненного опыта я осознала, в чем заключается истинный смысл внутренней свободы, преуспевания и уверенности в себе. Я поняла, что моя новая общественная жизнь, новые цели, понятия о благородстве повышают мою стрессоустойчивость, делают более мудрой, позволяют испытать ни с чем не сравнимое счастье. Это отчасти похоже на детство или юность, но без свойственных им ограничений. О да, человек учится жить и мириться с ограничениями, и это справедливо для всех жизненных стадий, особенно когда тебе за пятьдесят. Но самое главное, я научилась говорить “нет”, “нет” и еще раз “нет” всем, кому раньше я ни за что на свете не отважилась бы отказать, например, поужинать с человеком, который мне неинтересен, отправиться на мероприятие, где, как я знаю, будет тоска смертная, и так далее, и тому подобное. То лето стало “моим” временем или, если хотите, временем “для себя”. Это было непередаваемое ощущение. Да, воистину “слишком много хорошего это… прекрасно”, любила повторять Мэй Уэст.
Я попыталась разобраться: что в жизни я ставлю на первое место? Что я больше всего люблю? Я попробовала составить своего рода мысленный список приоритетов на разных этапах “пьесы”. Скажу лишь, что сейчас время “для себя” выступает на первый план. Почему? Потому что это уникальная возможность перевести дыхание и восстановить силы, и с возрастом я чувствую, что мой организм нуждается в этой передышке. Я испытываю потребность, фигурально (а иногда и буквально) выражаясь, в “пляжном времени”. Только представьте себе: долгие загородные прогулки ранним-ранним утром, когда все вокруг еще спит, – бесценные минуты, когда я набираюсь сил, наслаждаюсь тишиной и ощущаю бесконечный внутренний покой. Это своего рода медитация на ходу с видом на величественные дез Альпий (наши маленькие Альпы), когда ты полной грудью вдыхаешь аромат цветущего жасмина и фруктовых деревьев, бредешь по chemins[125], направляясь в булочную (ох уж этот непередаваемый запах в половине восьмого утра, когда первые противни со свежеиспеченным хлебом только что вытащили из печи!). Эти незабываемые минуты, освещенные лучами утреннего солнца… Они никогда не приедаются. Одинокие прогулки на велосипеде я люблю не меньше, потому что можно объездить множество самых разных мест – от лавандовых лугов до фруктовых садов и картофельных полей (наш регион – один из самых главных во всей Франции, где выращивают овощи и фруктовые деревья и между делом разводят крупный рогатый скот), от фермерских угодий с мирно пасущимися козами и овцами до проселочных дорог с приютившейся на обочине часовенкой двенадцатого века, от горных тропок с бегущим вдоль нее ручейком до тропок, расположенных в тени narrow chemins где чувствуешь себя так, будто попал в рай. Эти маленькие радости скрепляют мои незримые узы с природой, и ощущения не идут ни в какое сравнение с обычной прогулкой по городскому парку.
В сентябре, когда мои каникулы закончились, и я вернулась в Нью-Йорк с его неукротимой, бьющей ключом энергией (она начинает чувствоваться еще на пути домой из аэропорта), то немедленно села писать эту книгу. Я много размышляла над ней, и в результате вычеркнула приблизительно столько, сколько осталось в конечном варианте.
В конечном счете я пришла к выводу, что мое новое поприще – работа, призвание, если хотите, – это наиважнейшая точка опоры, способствующая долгой и здоровой жизни. Но это тоже стадия со своими эпизодами. Мой третий “акт” в качестве писателя плавно перерос в “третий с половиной” акт. У меня есть своя аудитория, которой я очень дорожу и пытаюсь быть ей максимально полезной, делясь практическими советами и уроками, вынесенными мной из собственной жизни. Во время написания первых двух книг я была одержимым творцом. Теперь я хозяйка собственной жизни. Обрести эту точку опоры, не забыв о других, необходимых для полноценной жизни, приспосабливаться к переменам и новым возможностям, которые с возрастом преподносит нам жизнь – вот что я имею ввиду.
Какое дело заставляет вас просыпаться по утрам или будет поднимать вас с постели после выхода на пенсию? Какова ваша четвертая точка опоры? Насколько это реально с финансовой и материально-технической точки зрения? Говоря по правде, мне очень повезло с моей второй карьерой. Но, согласитесь, не каждому дано быть писателем. Тем не менее, каждый может найти дело себе по душе, если не зевать и приложить старания. Главное – постарайтесь не тешить себя иллюзиями (простите, но актрисой или космонавтом вы уже вряд ли станете). Я верю, что у вас всё получится. И даже если первая попытка окажется неудачной… Что с того? Дерзните еще раз.
Еще одна небольшая ремарка (и история) о работе как о точке опоры. В седьмой главе, посвященной свободному времени, я много говорила о неоценимой важности любимых занятий и активных игр. Существуют увлечения, которые можно запросто совместить с работой. Помните те времена, когда вам безумно нравилось то, чем вы занимались на работе, – так нравилось, что порой вы забывали, что это ваши обязанности? Что ж, если вам нравится то, чем вы занимаетесь на досуге, почему бы вам не подойти с тем же настроем к тому, что мы называем “службой”? Систематический труд упорядочит вашу жизнь, позволит достигнуть успехов на ниве, которая вам по сердцу. Особенно когда не надо никому ничего доказывать. Станьте волонтером, например, помогайте другим; доказано, что это мощный фактор, направленный на борьбу со старением.
У меня есть друзья в Америке и во Франции, которые поступили аналогичным образом. Они превратили свою страсть к “гаражным” распродажам[126] в “воскресный” бизнес, решив в один прекрасный день стать по ту сторону прилавка. Вместо того, чтобы все выходные напролёт рыскать по рынкам и барахолкам в поисках дешевого антиквариата от десяти до сотни лет от роду, они обзавелись необходимым инвентарем, продолжая с удовольствием покупать приглянувшиеся им вещи, о которых им было что-то мало-мальски известно. Что касается графика работы, в этом плане они сами себе хозяева. С ранней весны и до глубокой осени они сами выбирают ярмарки, в которых хотят участвовать, продают несколько вещей или предметов обихода, совершают несколько поездок, зарабатывают небольшую сумму денег. Но самое главное – они постоянно на людях, общаются с покупателями, и что еще более важно, с друзьями-единомышленниками и коллегами по цеху в их маленьком “воскресном” братстве.
Когда я отправилась в Штаты студенткой по обмену, я жила около Бостона, в семье одного книжного редактора. У него было небольшое, очень своеобразное хобби, и он посвящал ему едва ли не всё свое свободное время: реставрировал подержанные плетеные стулья. И неважно, где он добывал эти стулья – на кухне соседа, у торговца антиквариатом, или на гаражной распродаже, он медленно, но методично делал свое дело, оплетая тростником стул за стулом и пунктуально отмечая его порядковый номер в списке своих личных достижений. Если мне не изменяет память, он продавал стулья по двадцать пять долларов за штуку, так что это был своего рода бизнес. А еще люди таким образом за символическую плату воздавали дань уважения его мастерству и художественной ценности изделий. Держу пари, ему было приятно иметь карманные деньги, но вместе с тем выгоды, которые он извлекал из своего ремесла, едва ли можно было назвать материальными. Когда он ушел из издательства и перебрался в Альбукерке, Нью-Мексико, его инструменты и “подопечные” переехали вместе ним. Я навестила его там, когда ему было уже за девяносто, и он с гордостью продемонстрировал мне очередной, возрождаемый им к жизни стул. Вне всякого сомнения, он продолжал продавать их по той же цене, тихонько улыбаясь про себя. Он дожил до ста лет. Когда он умер, список восстановленных им стульев поражал своими размерами, а мастерская была битком набита экземплярами, которые он так и не успел отреставрировать.
