— У нее флебит, — сказал я. — Моя инъекция каким-то образом занесла в вену инфекцию.
— Как это?
— Сам не знаю. Что раствор под кожу не попал, я уверен, а игла была стерильной.
Фермер внимательно оглядел шею.
— Но на абсцесс ведь не похоже?
— Нет, — ответил я. — Это не абсцесс.
— А твердый валик, который к челюсти идет, это что?
— Тромб.
— Что-о?
— Тромб. Большой сгусток в вене. — Мне эта маленькая лекция ни малейшего удовольствия не доставляла: ведь причиной всему был я!
Роберт Максвелл посмотрел на меня вопросительно.
— Ну и что будет? Что надо делать?
— Обычно через неделю-другую создается дополнительный кровоток. То есть другие вены берут эту работу на себя. А пока я проведу курс смешанных сульфаниламидных порошков.
— Ну, что же, — сказал фермер. Она вроде бы и не замечает ничего.
Это был единственный проблеск надежды. Корова, пока мы переговаривались, спокойно на нас поглядывала, а теперь вытянула из кормушки клок сена.
— Пожалуй, это ее действительно не беспокоит. Мне очень жаль, что так получилось, но дайте ей время и все пройдет.
Он почесал корову у основания хвоста.
— А если горячей водой обмывать, не поможет?
Я замотал головой.
— Ради бога, не касайтесь ее шеи! Если тромб разбить, это может плохо обернуться.
Я оставил порошки и уехал, но меня угнетало знакомое чувство, появлявшееся всегда, стоило мне свалять дурака. Я крепче сжал баранку и выругался себе под нос. Что я мог натворить? Шприцы одноразового пользования тогда еще не появились, но мы с Зигфридом всегда тщательно кипятили свои шприцы с иглами, хранили их в медицинском спирте и с собой брали тоже в коробочках со спиртом. Остальное от нас не зависело. Может быть, все-таки раствор от мух? Вряд ли, вряд ли…
Я попробовал утешиться мыслью, что корова выглядит совершенно здоровой. Со временем все пройдет бесследно. Но факт-то оставался фактом: у коровы была самая обычная копытная гниль, пока не вмешался Джеймс Хэрриот, дипломированный ветеринар. И теперь у нее флебит яремной вены.
Утром Хелен только-только посадила меня завтракать, как затрезвонил телефон. Звонил Роберт Максвелл.
— Корова-то сдохла, — сказал он.
Я тупо уставился в стену перед собой и только через несколько секунд сумел выдавить хриплое:
— Сдохла?
— Угу. Утром вхожу в стойло, а она лежит. Словно ее громом пришибло.
— Мистер Максвелл… я… э… — Мне пришлось откашляться. — Я очень сожалею. Ничего подобного я не ожидал.
— Ну, а причина в чем? — Голос фермера был спокойно деловитым.
— Объяснение есть только одно, — ответил я. — Эмболия.
— А это что?
— Значит, от тромба отделился кусок, и кровь его унесла. Когда такой комочек попадает в сердце, обычно наступает смерть.
— А-а! Вроде бы похоже.
Я сглотнул.
— Мистер Максвелл, мне хотелось бы еще раз сказать, что я очень сожалею…
— Да что там… — Небольшая пауза. — В хозяйстве и не такое случается. Я же просто хотел вас предупредить. Доброго вам утра.
Я повесил трубку. В горле у меня поднялся комок, и, вернувшись к столу, я молча уставился в тарелку.
— Джим, что же ты не ешь? — спросила Хелен.
Я грустно поглядел на ломоть домашней ветчины.
— Прости Хелен. Не могу. У меня кусок в горло нейдет.
— Это что-то новое! — Моя жена улыбнулась и придвинула тарелку поближе ко мне. — Я знаю, как близко к сердцу ты принимаешь свою работу. Но прежде аппетита она тебе не портила.
Я тоскливо пожал плечами.
— Но я же никогда раньше коровы не убивал.
Правда, полной уверенности у меня не было — и сейчас нет, — но мысль эта терзала меня еще очень долго. В принципе я стараюсь следовать наполеоновской рекомендации — «сбрасывайте с себя тревоги вместе с одеждой», и с бессонницей не знаком, однако еще много ночей меня преследовали набухшие яремные вены с плывущими в крови тромбами, и я просыпался в холодном поту.
И еще меня продолжал ставить в тупик мой последний телефонный разговор с Робертом Максвеллом. Почти любого человека такая потеря привела бы в ярость, и Роберт Максвелл имел вполне законное право отделать меня на все корки. Но он не только не был со мной груб, но даже ни в чем меня не упрекнул.
Разумеется, оставалась возможность, что он намерен предъявить мне иск. Он был приятным человеком, но все-таки понес большие убытки, и даже заурядный адвокат сумел бы убедительно доказать, что я обязан нести финансовую ответственность.
Однако письма со штемпелем юридической конторы я так и не получил. Почти на месяц Максвелл вообще исчез с моего горизонта, и я, привыкнув регулярно посещать его ферму, пришел к выводу, что он сменил ветеринара. Значит, по моей вине мы лишились хорошего клиента. Мысль тоже малоутешительная.
Затем в один прекрасный день зазвонил телефон, и Роберт Максвелл сказал все тем же спокойным тоном:
— Приехали бы вы, мистер Хэрриот, посмотреть одну мою корову. Что-то с ней неладно.
У меня от облегчения даже ноги подкосились. Ни слова о прошлом, а обращение за помощью, словно ничего не произошло. В йоркширских холмах немало найдется фермеров с чутким сердцем. Максвелл был одним из них. Во мне вспыхнуло горячее желание выразить ему свою признательность делом.
Вот если бы я сумел вылечить серьезно заболевшее животное быстро, а главное эффектно? На этой ферме мне предстояло наверстывать и наверстывать.
Роберт Максвелл встретил меня с обычной мягкой вежливостью.
— Хороший дождичек вчера выпал, мистер Хэрриот, а то трава совсем уж жухнуть стала.
Словно и не было моего последнего трагического визита.
Корова оказалась крупной, фризской породы, и при первом же взгляде на нее все мои надежды на эффектное исцеление в миг улетучились. Отощалая, с выгнутой спиной, она тупо смотрела на перегородку. До чего же мне бывает страшно, когда корова вперяется глазами в перегородку! Она словно не заметила нашего приближения, и я тут же поставил предварительный диагноз: травматический ретикулит. Проглотила проволоку. Придется ее оперировать, а после моего недавнего подвига в этом коровнике такая возможность меня отнюдь не вдохновляла.
Однако, когда я начал осмотр, привычная картина никак не складывалась. Рубец работал нормально — в моем стетоскопе слышались чавкающие звуки и бульканье, когда же я ущипнул ее за холку, она не закряхтела, а только слегка покосилась на меня, и снова уставилась на перегородку.
— Худая она что-то, — сказал я.
— Оно так, — Роберт Максвелл хмуро смотрел на корову, засунув руки в глубь карманов. — А почему, ума не приложу. Корм получает самый отборный, а тут вдруг за последние дни начала худеть.
Пульс, дыхание, температура нормальные. Да, есть над чем поломать голову.
— Сперва я подумал, что у нее колика, продолжал фермер. — Все норовила брыкнуть себя в живот.
— Брыкнуть в живот? — Что-то зашевелилось в глубине моей памяти. Это же один из симптомов нефрита! И, словно в подтверждение моей догадки, корова задрала хвост и выпустила в сток струю кровавой мочи. Я поглядел на лужу позади нее. В крови плавали хлопья гноя, и, хотя мне стало ясно, что с ней, меня это не утешило.
Я повернулся к фермеру.
— У нее с почками непорядок, мистер Максвелл.
— С почками? А в чем дело?
— Они воспалены. В них проникла какая-то инфекция. Называется эта болезнь пиелонефрит. Возможно, задет и мочевой пузырь.
Фермер пожевал губами.
— А это серьезно?
Ах, как мне хотелось ответить ему весело — именно ему! Но вероятность смертельного исхода была более чем велика. Просто рок какой-то!
— Боюсь, — сказал я, — что очень серьезно.
— Я прямо так и чувствовал. А помочь ей вы можете?
— Да, — ответил я. — Попробуем смесь сульфаниламидных порошков.
Он бросил на меня быстрый взгляд. Порошки, которые я прописал в тот раз!
— Ничего лучше нет, — торопливо продолжал я. — Прежде такие коровы считались безнадежными, но с появлением сульфаниламидов все переменилось.
Опять этот долгий спокойный взгляд.
— Так, ладно. Чего ж тянуть?
— Я за ней послежу — сказал я, отдавая ему порошки.
И я за ней следил! Коровник Максвелла видел меня каждый день. Как мне хотелось вылечить эту корову! Но через четыре дня ей не стало лучше, наоборот, она медленно таяла.
Я стоял рядом с фермером, смотрел на ее выпирающие ребра и тазовые кости и все больше погружался в уныние. Она исхудала еще сильнее, а в моче по-прежнему была кровь.
Мысль, что за той трагедией вот-вот последует новая, была мне невыносима, но я знал, что смерти можно ожидать с часу на час.
— Сульфаниламиды кое-как ее поддерживают, — сказал я, — но тут нужно что-нибудь посильнее.
— А есть такое?
— Да. Пенициллин.
