Юра теперь не унимался и громко шептал:
— Смотри, смотри, как его забрало! Узнал теперь, какой вкус у наших червячков? Еще не угодно ли покушать?
Из кустов смородины тоже несся жалобный писк птенцов.
Вдруг на березе очутился воробей. Это был веселый и проворный самец. Он бегал по ветке березы, поглядывал на шелковичных червей и радостно чирикал, как будто звал кого-то. И действительно, к нему прилетела из гнезда самка. С жадностью они набросились на шелкопрядов.
У Юры и Володи сжалось сердце от боли. Мелькнула мысль: так ведь и всех сожрут!
Поклевав червячков, воробьиная чета улетела в свое гнездо под доской над окном старого дома.
Не прошло и минуты, как в гнезде произошел переполох, раздался страшный писк. Потом кубарем друг за другом из гнезда вывалились воробей и воробьиха. Воробьиха безжалостно била и клевала воробья. Он, весь взъерошенный, с раскрытым клювом, старался вырваться.
Вероятно, здорово бы досталось воробью, если бы в этот момент гревшаяся на солнце кошка не заметила птиц и не бросилась за ними. Воробьиха улетела в гнездо, из которого долго еще после этого слышался жалобный писк. Воробей стал чистить свой клюв о землю. У него, видимо, жгло во рту от перца. Он пищал то ли от боли, то ли от обиды на свою жену. Потом он подлетел к лужице у водоразборной колонки и стал купаться, брал воду в рот, тряс головой и выбрызгивал изо рта воду несколько раз. Воробей весь намок и был жалок.
Ребята долго за ним наблюдали. Потом он взлетел на крышу соседнего дома и стал сушиться. Он часто оглядывался на березу и на свое гнездо, но лететь туда не решался.
Володя спросил у приятеля:
— Почему им не сразу обожгло рот?
Юра немного подумал и сказал:
— Давай испытаем на себе, как действуют горчица и перец.
Володя взял остатки перца и положил в рот. Через 10—15 секунд язык и рот начало сильно жечь. Он плевался, втягивал воздух, надеясь получить облегчение, но ничего не помогало.
От обиды он готов был драться со своим коварным другом.
— У, чертов Формика! — ворчал Володя.
Юра только посмеивался и говорил:
— Наука требует жертв. Эксперимент — великое дело, он многому учит людей… Ну, не сердись, слушай. У тебя реакция от перца наступила быстро, а у подопытных птиц — крапивника и воробьев — прошла медленно. Это потому, что у них язык и полость рта частично ороговели, это и замедляет реакцию. Вкус у птиц слабо развит.
Друзья снова ушли в Юрин сарай. На этот раз они крепко уснули и спали до вечера.
На другой день они возобновили свои наблюдения. Гусеницы облепили многие ветки. День стоял пасмурный, но теплый, безветренный. Ребята сидели в кустах малины и разговаривали.
— Вот ты говоришь, Юра, — начал Володя, — что птицы, попробовав наших гусениц, испытывают жгучую боль и у них вырабатывается условный рефлекс — не есть черных гусениц. Так?
— Ну, конечно, так.
— Допустим. Но ведь гусеницы через каких-либо пять-шесть дней будут линять, и черная шкурка у них сменится на зеленую? Тогда как? Ведь условный-то рефлекс у птиц выработался на черный цвет.
Юра немного подумал, а потом сказал:
— Я где-то читал (теперь уже не помню где), что если птицы или звери имели какую-нибудь неприятность на определенном месте, то в дальнейшем это место не посещают. Понятно?
— Понятно-то понятно, — сказал задумчиво Володя. — Но как быть нашим гусеницам, если сейчас прилетят, скажем, другие птицы? Совсем не те, которые были в первый день. Они ведь всех гусениц съедят в каких-нибудь два-три дня!
Юра подумал и ответил:
— А ты разве забыл — на уроках зоологии нам говорили о том, что за каждой семьей закреплены те или иные места, тот или иной район? И если границы нарушаются, то идет жестокая борьба не на жизнь, а на смерть. Понятно?
— Понятно-то оно понятно, но мне кажется, что это было сказано относительно районов охоты у хищных птиц. Но допустим, что ты прав. А как быть нашим шелкопрядам, если подрастут молодые птенцы? Они-то ведь еще ничего не знают?
У Юры опять нашелся ответ:
— А разве ты не знаешь, что мелкие птицы не едят крупных гусениц? К тому времени наши гусеницы вырастут до размеров твоего пальца… А в общем поживем — увидим. Испытаем. Эксперимент — великое дело!..
И они продолжали экспериментировать, не покидая свой наблюдательный пункт.
Всем членам юннатского кружка очень понравилось изобретение Юры и Володи. Но, как метко сказал Толя Огородников, пришлось бы авансом скупить на спичечной фабрике все коробки, чтобы посадить в них шелкопрядов, — ведь их скоро будет 20—25 тысяч!
— И всю горчицу в магазинах! — добавил Володя Нарбеков.
— И весь перец, — поддержал Славик.
Вдоволь посмеявшись, ребята все-таки похвалили своих друзей — они решили, что здесь важно не то, насколько приемлема выдумка для практики, а то, что у Володи и Юры пытливый ум.
Однако ум умом, а проблема защиты гусениц от птиц стояла перед юннатами с прежней остротой. Выкормку своих питомцев мы решили проводить опять в природе. Не в городе, конечно, — иначе мы причиним огромный вред. Ведь сто штук шелковичных червей за сезон выкормки съедают четыре-пять килограммов листьев. А у нас не сто их, а во много раз больше, и, как сказал Гена Казенин, они реально требуют пищу каждый день.
Удивительно, как Гена вырос за два года в кружке. Давно ли был новичком-юннатом, а сейчас один из самых активных. Под прозвищем «Реальный» он известен всей школе.
— Значит, снова едем в лес, — решительно произнес староста кружка Рудик Куклин. — И будем жить там весь сезон: сети-то ведь придется охранять.
— Жить в лесу заманчиво, красота неописуемая. Но, кроме кормления шелкопрядов, придется кормить еще и комаров, — сострил Володя.
— Да тебе-то комаров нечего бояться! — ответил под общий смех Славик Ветошкин.
— Тихо! У меня новое предложение, — не обращая внимания на смех, проговорил Володя.
— Какое опять?
— Сети мы оставим в лесу, а сами будем жить-поживать в городе. Только изредка будем ходить на нашу ферму — проверять шелкопрядов.
— Ты в своем уме, Володька? Так мы запросто останемся без сетей! — возмутился Алик. Володя, не моргнув глазом, ответил:
— Все продумано. Чтобы сети не украли, мы обнесем их шнурком с флажками и напишем: «Пункт испытания зараженных гусениц».
— Тоже придумал! Пожалуй, не пришлось бы отвечать за твой «Пункт заражения», — уже не так решительно возразил Алик.
Ребята зашумели. Кто-то одобрял проект Володи, а кто-то возмущался:
— Таких зараженных насекомых американские империалисты сбрасывали с самолетов на Корею во время войны!
— Нет, братцы, это совсем другое дело, — сказал Володя. — У нас гусеницы-то будут незараженные. Мы только идем на маленькую хитрость.
Ребята горячо спорили до тех пор, пока я не прервал их:
— Володино предложение интересное, — сказал я. — О нем надо подумать.
Все заинтересовались и насторожились.
— Давайте флажки сделаем желтыми, — предложил я ребятам. — Желтый цвет — это цвет запрещения. А на листах фанеры напишем: «Стой! Опасно для жизни!» Эти слова напишем на русском языке. А ниже строчкой — на латинском языке: «Для жизни китайского дубового шелкопряда!» И далее тоже на латинском, так как этот язык является международным научным языком. Люди, прочитав слова на русском языке и увидев за сеткой множество червей, я думаю, дальше не двинутся. А привлечь нас к ответственности нельзя — на доске написано правильно, хотя и не по-русски… Но выиграем мы только при одном условии: держать все в секрете.
— О, вот здорово! — раздалось мне в ответ.
И вот через несколько дней наши кружковцы собрались на школьном дворе, готовые к отъезду.
Они навьючили на себя сети, шпагат, желтые флажки, два топора, чайник, фанерные доски с надписями, грену дубового шелкопряда. Проверив, все ли взято, отправились в путь.
Через несколько часов мы были на месте, среди молодого березняка и ивовых кустов.
Усталые и радостные, ребята стали снимать с себя поклажу. Потом сели на лужайку. Один Володя стоял, опутанный сетями. Развязать он их не мог, потому что узлы были за спиной. К Володе подошел Юра и ловко стал развязывать узел за узлом. Сети быстро сползла с Володиных плеч. Тот «заржал», изображая распряженную лошадь. Ребята засмеялись, а Юра, чтобы поддержать шутку, налил из фляги воды и, держа ее обеими руками, поднес ко рту Володи. Тот стал пить большими редкими глотками, потом попятился и фыркнул, обдав Юру с ног до головы мелкими брызгами.
Было много смеха и веселья.
Выбранное место представляло собой сухой бугор Длиной метров тридцать пять, шириной в два раза меньше. По сторонам участка — низкий и сырой покос. Кое-где глубокие ямы, напоминающие о заброшенной торфоразработке. Здесь довольно красиво. Всем очень понравились ямы, наполненные водой и поросшие рогозом с черными верхушками, — тем самым рогозом, который называют еще камышом.
