Примечательно, что никто из гостей не пострадал от этого падения. Никто даже нос себе не свернул, не говоря о более крупных травмах. Так, один-два синяка да мелкие царапины. Вот уж точно: пьяному и пожар — щекотка…
А вот Коля Брянцев подняться не смог.
В районном пункте скорой помощи, куда его отвезли часа через полтора, определили: открытый перелом правой голени и разбитая коленная чашечка левой ноги.
— Ну, Ван Ваныч! Ну, чудо! Чудище! Чудовище! — так, мыча и охая, говорил Степан Софронович, сопровождавший своего тяжело травмированного бывшего ученика в машине «скорой», поскольку сам старый натуралист был почти совершенно трезв, пить ему здоровье уже не позволяло. — Ну, прыгун! Не люблю я это словцо, оно мне про Горбатого напоминает, а уж я этого меченого терпеть не могу даже сильней, чем нынешнего Борова, но точней не скажешь: судьбоносный прыжок. Судьбоносный! Вся твоя армейская жизнь, Коля, теперь по другой дорожке пойдёт. Хуже та дорожка будет, лучше, чем если б ты завтра служить пошёл, — один Бог знает. Но на другую колею ваш кот стрелку перевёл для твоего бронепоезда — это как пить дать!
— Пить не хочу, Степан Софронович, а вот пожрать бы чего-нибудь можно, — отвечал ему лежавший в машине «скорой» Колька. — Я ведь там-то, за столом, не пивши, не евши сидел, ничо в горло не лезло. Первый раз со мной такое: больно, хоть ори, а есть охота, во дела!
— Ну, Николка, уж если ты даже сейчас аппетита не потерял — значит, всё у тебя на лад пойдёт. И заживут твои кости быстро, и отслужишь ты с честью, и — как там Веня-то сказанул, гадом буду — домой здоровым вернёшься…
В этих своих словах утешения бывший сельский учитель оказался пророком. Прыжок Ивана Ивановича и впрямь стал судьбоносным для Николая.
Из больницы несостоявшегося призывника выписали лишь после Нового года. А хромать он перестал только к маю, когда уже с весенним призывом всё-таки отправился в армию…
Как выяснилось вскоре, Ваня Брянцев и его жена Тася не зря так сильно тревожились за военную судьбу их сына.
Двое ребят из их района, вместе с которыми Николай должен был направиться в один и тот же учебный отряд, после месяца «учебки», необстрелянные и мало что в боевом искусстве познавшие, оказались перед Новым Годом в городе Грозном. Там они в составе своего полка должны были штурмовать президентский дворец. Однако Нового года они не встретили. И домой они не вернулись.
…Даже в цинковых гробах. И до сих пор их родители, жители древнерусского приозерья, не знают, где находятся останки их погибших сыновей… Впрочем, та же доля выпала почти всем бойцам полка, в котором они служили. И в котором должен был бы служить сын Вани и Таси…
Призванный на службу уже весной, Николай прошёл, тем не менее, сквозь свои огонь и воды. Он оказался тоже на юге — но по своей воле, а, главное, боевое крещение он получил после надёжной подготовки, да ещё и прикрываемый обстрелянными и опытными «дедами». В бою, а не в бессмысленной мясорубке. Парня из талабской деревни обжёг свинец на таджико-афганской границе… И долго ещё после «дембиля» Николаю снилась пещера в памирском ущелье, в которой он просидел часов десять, огнём перекрывая путь каравану с наркотиками. Душманы, охранявшие этот наркокараван, «вычислили» укрытие пограничников и послали туда несколько мин…
И всё-таки Коля Брянцев вернулся в Старый Бор не только живым, но и здоровым. Разве что очень сильно стал курить…
А теперь в моём повествовании настала пора для самых печальных его страниц.
Писать их мне, поверьте, очень тяжело, и вот именно сейчас я всерьёз жалею, что лишён способности сводить к шутке свои обещания. А ведь мною в самом начале было обещано вам, что вы узнаете историю не только жизни, но и смерти камышового кота Ивана Ивановича. Я рассказал вам его славную жизнь — опустив, правда, немало интересных, головокружительных или просто забавных подробностей. Но главное вы узнали.
Теперь пришло время рассказать о его смерти. Верней, о гибели. А она, гибель Ивана Ивановича, была ещё более доблестной, чем его жизнь.
…Вы думаете, может быть: он погиб в битве с волками или с какими-либо другими крупными хищниками, защищая скот и птицу своих хозяев. Нет, хотя числился за ним и поединок с молодым волком, позарившимся на брянцевских овечек. И не стал тот поединок победным для волка, хотя и наш герой долго после того зализывал и лечил свои серьёзные раны. Однако, когда к брянцевской усадьбе подошла морозной зимней ночью уже целая стая волков, полная жажды отмщения — её встретила картечь из ружей Вани, Шатуна и других староборцев… Нет, не в битвах с недругами из леса, с полей или с неба погиб камышовый кот, проведший свою жизнь под людским кровом. И не от недоброй людской руки он принял смерть.
Он погиб от своей любви к людям.
…Нет правил без исключений. Вы уже знаете, что Иван Иванович был привязан лишь к Брянцевым. И только к ним. Все остальные двуногие, даже друзья Брянцевых, даже те, к кому Ваня, Тася, Вера, Федя и Коля очень благоволили, душевного расположения или хотя бы лёгкой симпатии от брянцевского приёмыша добиться не могли.
Но и тут однажды наступило время для исключения из правил. И это исключение оказалось гибельным для нашего героя…
Началось с того, что Венька Шатун, он же Вениамин Круглов — женился. На сорок первом году жизни — и в первый раз. Это произошло через несколько месяцев после ухода Коли Брянцева в армию. Однажды он поехал по своим заботам в Талабск и надолго там задержался. В Старом Бору начали уже волноваться… Но Веня вернулся — да не один, а с молодой, статной и высокой красавицей. Она была очень не похожа на подавляющее большинство женщин талабской земли, как правило, светлоглазых и светловолосых. Её волосы были черны, как смоль, и антрацитной чернотой сверкали её огромные глаза. Поначалу кое-кто принял её за уроженку либо азиатских степей, либо кавказских гор. Но её тонкий, будто из слоновой кости вырезанный нос не был ни приплюснут, как у степнячек, ни наделён кавказской горбинкой, и невероятной плавностью отличался овал её лица… И, когда Вениамин в первый же день по возвращению пришёл с нею к Брянцевым, Ваня долго вглядывался в неё, а потом всплеснул руками и ахнул:
«Ассия!»
…Бог весть какими судьбами попал в Талабск, в северо-западный русский край её отец, офицер афганской армии, бежавший от резни, которая охватила его родину после ухода оттуда наших. Вскоре он здесь и зачах — и от старых ран, и в тоске по далёкой жаркой отчизне, и от горя, от чёрных переживаний за то, что вся его жизнь, как ему стало видеться, пошла прахом… Ассия же вышла замуж за нашего офицера-десантника, когда-то тоже воевавшего под Гератом и Кандагаром, но детей с ним завести не успела — овдовела через полгода после свадьбы.
А совсем маленькой девочкой Ассию не раз видели под Кабулом, в доме её отца, воевавшие плечом к плечу рядом с ним двое уроженцев дальнего северного края — Ваня Брянцев и Веня Круглов. Так причудливо пересекаются временами судьбы людские…
…Сначала Веня с молодой женой, которую все стали звать по-русски Асей, жил всё в том же старом отцовском доме. Но потом поднатужился и с помощью односельчан, тех же Брянцевых прежде всего, не раз собирая «толоку», поставил новый дом. Выстроил его не на месте родительского гнезда — его он мыслил когда-либо перестроить, рушить не стал, — а на отшибе, на краю деревни, неподалёку от опушки леса, на угоре, где когда-то стоял дом его деда. Таковы теперь правила сельского строительства — ставить новый дом можно только на прежнем фундаменте.
Жилище у Вени с Асей выросло и просторное, в несколько комнат, и высокое, с жилым чердаком, и но всем удобствам не сильно уступавшее городским коттеджам. Хотя и русская печь в нём была поставлена, и «голландка», и камин хозяин соорудил мастерскими своими ручищами. Разве что газ привозной, как и повсюду в талабских селениях. Почему-то мимо нас хозяева российского газа ведут свои трубы… Так что приходится староборцам для своих газовых плит привозить сразу по нескольку больших баллонов.
А вскоре после новоселья молодая афганка подарила Вениамину сразу двойню — двух крохотных сыновей. Счастье новоиспечённого отца было таким, что он дня два подряд оправдывал своё прозвище: шатался, как пьяный. Хотя ни капли спиртного себе в те дни не позволял — боялся «сойти с рельсов»…
Крёстным отцом своим двойняшкам Венька и Ассия (сама в крещении ставшая Анастасией) попросили стать Ваню Брянцева. Хотели они в крёстные матери пригласить Тасю. Но священник из села Дворец, где находится ближайшая к их деревне и знатная Никольская церковь (почему Дворец и зовётся селом, в отличие от не меньшего по числу дворов и жителей Старого Бора и других деревень) объяснил: нельзя. Не могут быть муж и жена крёстными родителями одним и тем же детям…
