— Потрогай себя, — мурлычет он.
Я по шире развожу ноги и ласкаю опухший клитор, погружая палец во внутрь, стону:
— Я хочу тебя.
Он наклоняется ко мне и приподнимает подол моего боди, собирая на талии.
— Сядь на мой член. Я хочу увидеть, как он входит в тебя.
Я направляю его член к своему влажному входу и опускаюсь. Ощущение внезапного проникновения и растягивания, заставляет меня трепетать от удовольствия. Его член движется внутри меня.
— Скачи, — командует он.
Я скольжу вниз, упираясь в жесткие мышцы его бедер. Наклоняюсь вперед, мой пульсирующий клитор касается его лобка, а киска трется о его кожу. Восхитительно. Мне нравится. Я начинаю двигаться быстрее и быстрее, скользя вверх и вниз по его жесткой плоти.
Я уже начинаю чувствовать накатывающий экстаз, опускаясь на него как можно глубже, бедра дрожат, обильно текут соки. Сейчас меня уже ничто не может остановить. Киска пульсирует и сжимается, кожа покалывает и становится горячей. Пусть он думает, что трахает меня, хотя на самом деле, это я трахаю его — ум, тело и душу.
Без предупреждения он хватает меня за талию и стягивает со своего члена.
— Неееееет, — протестую я, но он даже не обращает внимания.
— Я хочу, чтобы ты опустилась своей текущей п**дой мне на лицо. Хочу полакомиться тобой, пока ты не кончишь, — рычит он, усаживая меня к себе на лицо и втягивая носом запах, исходящий от меня, словно опьяняющие духи.
Я опускаюсь ему на рот.
— Моя киска, — бормочет он, ударяя своим мягким, шелковистым языком по пульсирующей промежности, вылизывая соки, и начинает лакать, как кобель, испытывающий ужасную жажду. Я запрокидываю голову назад, двигаясь на его лице. Удерживая меня за бедра, он трахает своим языком. Потом ой, черт побери, начинает сосать клитор. Я громко кричу.
Меня захлестывает оргазм, прямо на его лицо, я выкрикиваю его имя, кончая. Соки текут прямиком ему в рот, по его лицу и шее. Он хватает меня за задницу, еще сильнее удерживая на своем лице, продолжая сосать, трахать и лизать мою киску, продлевая мне оргазм. От судороги у меня дрожат мышцы, его волосы намокли и блестят при свете свечей, он вдруг резко перемещается, опуская меня спиной на кровать, садится сверху, широко разведя мне ноги и погружаясь в мою горячую плоть.
— О да, — хриплю я со стоном. — Возьми меня, Зейн.
— Так? — он высоко поднимает мои руки над головой, удерживая за запястья, вбиваясь в меня все сильнее.
— Бл*дь, да, — хнычу я.
— Или вот так? — спрашивает он, еще жестче вбиваясь. К своему удивлению я чувствую приближающийся оргазм.
Рот сам открывается в хриплом крике.
— Я не могу больше терпеть, — вырывается у меня. — Я сейчас кончу.
— Нет, — говорит он, замедляя свои движения. — Ты кончишь, когда я тебе позволю.
Мое тело судорожно дергается, голова болтается, как у куклы, из стороны в сторону.
— Я на грани, Зейн. Прости. Я больше не могу выдержать.
Он вытаскивает из меня свой член, ждет секунду, потом с рывком входит по самые яйца. Моя киска сама толкается ему навстречу, жаждя его, чтобы встретиться с ним.
— Иди к черту, парень. Я должна кончить, ты должен разрешить мне, — хныча прошу я.
— Еще нет. Это моя киска. Моя. И я сам решу, когда можно.
Он наклоняет голову и кусает меня за сосок. Боль оттаскивает меня от начинающегося оргазма. Он лижет пульсирующий сосок, и тут же невероятное тепло распространяется от соска во всему моему телу.
Я с силой сжимаю внутренние мышцы влагалища вокруг его эрекции.
— Ты настолько чертовски тугая, — содрогается он, начиная с остервенением вбиваться в меня, рыча, пытаясь достичь своего освобождения. Каждый раз, когда его кожа дотрагивается до моего клитора, я корчусь, извиваясь, словно змея под ним. Я пытаюсь удержать свое собственное освобождение, буквально кончиками пальцев, ожидая, когда он скажет: «Да, кончай».
Он вбивается в меня, мышцы плеч и шеи напряглись, вздулись даже вены, и вот оно, звучит разрешение:
— Сейчас давай, — приказывает он... и я сразу же кончаю. Мучительно. Первородно. Дико. Остервенело. Обнаженно и открыто. Мое сердце раскрылось для него.
Он продолжает изливаться в меня, когда не задумываясь я шепчу: «Я люблю тебя».
Он видит, как моя сжимающаяся киска выдаивает из него последние капли семени.
Что-то появляется в его глазах, он опускает взгляд, хотя и слышал меня.
Я поднимаю его подбородок и смотрю на него, пока его взгляд не встречается с моим.
— Хорошо. Ты можешь мне ничего не говорить в ответ.
Он смотрит на меня с ужасной мукой, и я задаюсь вопросом, что заставляет его испытывать такие мучения. Затем он опускается на мои губы. Поцелуй несет в себе столько чувств и нежности, что я вдруг понимаю.
Он пытается передать мне поцелуем то, что не может сказать словами.
Мама приходит, чтобы помочь мне подняться с постели.
— Я в порядке, — говорю я.
— Я принесу тебе чай? — спрашивает она.
— Нет, со мной все хорошо.
Я смотрю на нее, ее лицо белое, как мел. Годы изменили ее, она стала более молчаливой. Ее дух сломлен, он сломал ее.
— Мама, почему мы не можем уйти от него?
У нее дрожат губы, она с усилием сжимает их.
— Некуда идти. У меня нет денег, — говорит она.
— Я смогу работать. Я уже достаточно взрослый.
— Тебе всего лишь двенадцать.
— Я могу драться с другими за деньги. Я смогу победить даже взрослых мужчин.
Она хватает меня за руки и энергично начинает трясти, отрицательно качая головой, отчаянным взглядом глядя на меня.
— Нет. Ты не будешь драться, а пойдешь в школу и будешь учиться, чтобы выбиться в люди. Со мной все будет хорошо. Только не вмешивайся, когда мы спорим, мой дорогой сынок.
— Я никогда не позволю ему обидеть тебя, — сердито отвечаю я.
— Он не делает мне больно. Бьет всего лишь несколько раз, но ничего серьезного. Такие вещи случаются между взрослыми.
— Я ненавижу его, — бормочу я.
— Тише. Никогда не говори так, — с грустью замечает она.
— Почему? Он ужасен.
— Я всегда буду благодарна ему.
Я с недоумением смотрю на нее.
— За что?
— За то, что он подарил мне тебя.
Я в отчаянии закрываю глаза.
— И потому что у него никого больше нет. Когда с ним все было в порядке, еще до того, как ему повредили голову, он был очень хорошим человеком. И с этим человеком я пообещала оставаться в болезни и в здравии. Но теперь он болен, Александр. Все что он делает это результат болезни, и я не могу бросить его. Я дала обещание хранить ему верность, и я не могу нарушить свое обещание, — она убирает прядь волос у меня со лба и с нежностью целует. — Когда-нибудь ты очень сильно влюбишься и тогда поймешь — тебе будет совершенно неважно, что делает твоя половинка, ты не сможешь не любить ее, чтобы она не совершала.
— Я никогда не влюблюсь, — с горечью клянусь я. — Никогда.
Спустя два дня после его дня рождения я просыпаюсь утром, и Зейн вдруг говорит мне:
— Мы едем в Рим.
— Что? Когда? — спрашиваю я с глупой улыбкой, растекшейся по моему сонному лицу.
— Сегодня.
— Да? Зачем?
Он небрежно пожимает плечами.
— Наступили выходные.
— Почему ты не предупредил меня?
— Это сюрприз. Типа твоего сюрприза-вечеринки, которую ты мне устроила.
— Хорошо.
— Мы поедем инкогнито.
Моя улыбка тут же угасает.
— Что ты имеешь в виду?
— Мы отправимся в путешествие в качестве мистера и миссис Живанецких.
Я ошеломлено смотрю на него.
— То есть мы воспользуемся поддельными паспортами?
Он тянется к прикроватной тумбочке и берет два паспорта. Открывает первый, потом передает мне второй. Я смотрю на страницу — моя фотография, которую Юрий сделал в целях безопасности, и рядом имя — Далия Живанецкая, 24 года.
— Я не могу даже выговорить эту фамилию, — шепчу я.
Он медленно повторяет ее несколько раз.
Я с подозрением прищуриваюсь.
— Зачем нам нужны фальшивые паспорта? Мы будем контрабандистами, переправляющими наркотики или еще какую-нибудь лабуду?
— Не наркотики. Ты переправишь бриллианты на общую сумму 15 миллионов евро.
Паспорт выпадает у меня из рук.
— Что? — резко выдыхая, спрашиваю я.
На самом деле он смотрит на меня смущенно, словно упрашивать кого-то незаконно перевести бриллианты на 15 миллионов евро — это просто глупо.
— Не беспокойся, — добавляет он примирительным тоном, — нас не поймают. Мы полетим на частном самолете, и я знаю людей в аэропорту.
