грузом, она начала рычать, плакать и бодаться. Её оттеснили к кровати.
– Чуть праздник не испортила, – сказал кто-то.
– Не надо было коньяк с водкой мешать, – сказал дядя Стас.
– Заманали! – жалобно и зло крикнула тётя Люба. – Вообще уже, что ли? Заманали! Верка, отпусти руки, сейчас же!
Тётю Любу не отпустили, а плашмя уронили на кровать, и она зарылась носом в бархатные волны покрывала. Её попа в задравшейся рыжеватой мини-юбке торчала выше подушки. Ляжки тёти Любы в лимонадных колготках блестели, будто склеенные из множества кусочков зеркального пазла.
Под колготками её крупную попу сжимали тонкие чёрные трусики, похожие на полукруглые математические скобки. Дядя Женя в суматохе украдкой положил ладонь на эти скобки-трусики и сжал в горсти. Капрон тёти Любы снежно хрустнул, я даже с окошка услышал.
Или мне померещилось? На самом деле в комнате стоял жуткий гвалт. Все кричали, а тётя Вера и папа держали тётю Любу за руки и выворачивали назад.
– Заманали! Я не хочу! Пустите, суки, больно! – бубнила она, пока ей крутили за спину руки, а дядя Боря вытаскивал у себя из брюк кожаный ремень. Ремень был как толстая длинная змея и заканчивался металлической пряжкой.
Мне стало забавно. Неужели пьяную взрослую тётю Любу сейчас отшлёпают ремнём, будто капризную дошкольницу, пока она лежит кверху попой и не может сопротивляться?
Я, конечно, ошибся. Её просто связали. Дядя Стас прыгнул на тётю Любу верхом, словно она была лошадью, и долго, тщательно связывал ей заломанные руки. Я знаю, это очень больно. Человеческие руки не приспособлены сильно загибаться за спину, тем более тётя Люба довольно толстая, и суставы у неё заплыли жиром. Мне в школе Егор Усачёв как-то заломил назад локоть, и я здорово орал на всё фойе.
Пленная тётя Люба без конца повторяла, что её «заманали» и похабно ругалась на тётю Стеллу, хотя той даже не было в комнате. Соперница тёти Любы попискивала где-то в коридоре, предлагая вызвать для «ненормальной Журавлёвой» милицию с наручниками или санитаров со смирительной рубашкой.
– Сами справимся, – сказал дядя Стас и налёг на руки тёти Любы, чтоб ей было больнее.
Плечи и локти скрученной тёти Любы Журавлёвой топорщились кверху, словно крылья сказочной птицы Рух. Дядя Стас продевал ей концы ремня между запястьями и каждый раз поддёргивал, чтобы схватилось потуже, а тётя Люба визжала до хрипоты и болтала в воздухе ногами.
Будь она худенькой как тётя Настя, ей бы, наверное, удалось выскользнуть из-под дяди Стаса. Но тётя Люба весит больше трактора и не умеет бороться в партере. Каждая её ляжка толщиной почти с меня. Лимонадные колготки тёти Любы Журавлёвой чудом не лопались на заду. По капроновой поверхности бегали яркие блики, упругая синтетика пела и поскрипывала, будто корабельный такелаж во время восьмибалльного шторма.
Гости цепко держали пленницу за скользкие икры, чтобы поменьше пиналась и не мешала себя связывать. Тётя Люба обзывала их свиньями, гадами и вообще неприличными словами. Тогда тётя Оля заявила:
– Да заткните пасть этой подстилке, надоело!
– Сама ты подстилка штопаная! – огрызнулась снизу тётя Люба. Тушь текла с потного лица на покрывало, оставляя угольные узоры на персиково-матовых щеках. В начале вечера тётя Люба походила на мексиканку Марселу Бовио со свежим макияжем перед выходом на сцену. Теперь же она походила на Марселу Бовио, ударно отработавшую пятичасовой рок-концерт. С неё текло в три ручья.
Меня за шторой взрослые не заметили, им было не до этого. Они укрощали бешеную тётю Любу. Дядя Женя тайком лапал её за горячую капроновую попу в трусиках-скобках и думал, что никто не замечает, а я с окошка всё прекрасно видел.
– Она невменяемая. Ноги ей тоже надо смотать, и пошли уже выпьем, – сказал дядя Гена и достал из штанов свой ремень.
Вопреки рекомендации тёти Оли рот тёте Любе не заткнули. Дядя Боря убедил всех, что забивать женский рот кляпом – нецивилизованно и негуманно. Пленники имеют право на свободу слова и самовыражения.
Зато разбросанные жирные ноги тёти Любы свели вместе и тоже плотно связали в щиколотках дяди-Гениным ремешком, надёжно застегнув пряжку. Очевидно, вязка женщин по рукам и ногам укладывается в понятия о цивилизации и самовыражении. Лежи себе бревном и самовыражайся сколько хочешь.
Тогда дядя Стас наконец-то слез с Любови Петровны, и гости снова ушли за стол, а тётя Стелла на секунду забежала пнуть пленницу туфлей в лодыжку. По-моему, это нечестный приём – пинать связанную женщину, которая не может дать сдачи. Меня бы за такое отругали.
На блестящих колготках тёти Любы остался некрасивый пыльный оттиск. Пользуясь предоставленной свободой слова, она беспомощно проворчала:
– Заманали! Развяжусь – башку тебе об стену расколочу!
– Отдохни пока, стерва толстожопая, скоро вернусь и устрою тебе! – пригрозила тётя Стелла и убежала выпить.
Мы остались одни – связанная ремнями тётя Люба, лежащая кверху попой в блестящих колготках, и я – в укрытии за шторкой. За стеной наполнили стаканы и возобновили прерванный разговор, а тётя Люба ворочалась в кровати. Наверное, ремни ей везде больно жали, потому что дядя Стас затянул их на совесть. Он военный прапорщик в отставке.
Я вспомнил о торте и снова лизнул крем. Тётя Люба шевелила растопыренными пальцами за спиной и пыхтела на всю спальню. Лимонадные колготки поблёскивали кварцем, вспыхивали и переливались при свете ночника, словно под ними шло лазерное шоу. Шов между ног походил на длинную цепочку японских иероглифов и врезался в трусики посередине, деля куполообразную попу на равные половинки.
Мне до того захотелось погладить тёти Любины ляжки в хрустящих лазерных колготках – прямо ладошки зачесались. Но, конечно, делать этого нельзя, раз она мне чужая тётя, да вдобавок пьяная и связанная. Я иногда трусь щекой о мамины ноги, если она сидит в колготках у телевизора. Но это бывает нечасто. Обычно мама ходит в халате и с голыми ногами. Тереться о голые ноги совсем не прикольно.
Сложив пальцы в колечко, я прищурился и поглядел на тёти Любину попу, словно через объектив видеокамеры. Жалко, я влез на подоконник без телефона. Адидасно было бы снять видосик, как Любовь Петровну связывают и укладывают в нашей спальне. Пакостник и драчун Егорка Усачёв постоянно ищет в интернете картинки со взрослыми тётками в кожаных бикини и сетчатых чулках. Тётки показывают всякие части тела, надевают друг другу наручники и совершают другие штуки, которые в обычной жизни демонстрировать неприлично.
Такие фотки называются «интим-фетиш-порно-сессии». Заходить на них надо грамотно, потому что файлы жёсткой эротики кишат «троянами», вредоносными программами и тому
