два года. Их отношения — яркий пример гендерно-нейтральной семьи. В том смысле, что традиционные (хотя в Северной Европе многие уже давно считают их архаичными) гендерные роли «мужчина-добытчик» и «женщина — хранительница очага» для этой пары давно не актуальны. Очаг в семье охраняет Клаус, журналист-фрилансер, в свободное время действительно поглощающий книги, как семечки. В их небольшой квартире в шумном, соседствующем с самыми злачными барами Гамбурга районе Санкт-Паули, книг гораздо больше, чем детских игрушек.
С ребенком и в хлопотах по дому Клаус проводит значительно больше времени, чем сама Вера, фотохудожник, чьи выставки и арт-перфомансы проходят по всей Германии, а работы публикуются в центральных изданиях вроде журнала Der Spiegel и газеты Die Zeit. Щедрая система грантов для представителей мира искусства в Европе приносит ей неплохой доход.
«А тебя правда устраивает, если мужчина мало или вовсе ничего не зарабатывает и почти все время сидит дома?» — мы с Верой знакомы давно, поэтому я могу позволить себе задавать неполиткорректные вопросы. Моего активного, импульсивного и амбициозного мужа-экстраверта, например, очень сложно было бы представить в ипостаси домохозяина. Да и мне самой вряд ли был бы интересен мужчина, который все время дома.
Вера не понимает, в чем проблема. Разумеется, ее все устраивает. Ее приоритеты — финансовая независимость (она активно копит на безбедную старость) и самореализация. Наличие «бесплатного бебиситтера» (ее формулировка) в лице мужа ей только на руку. Платежеспособность для Веры не критерий оценки мужчины: в партнере она ценит лояльность, интеллект и вовлеченность в отцовство.
О похожих вещах рассуждает и Джулия из Берлина. Она руководит департаментом в крупной компании, связанной с диджитал-индустрией, и работает по 11 часов в сутки. Детей у нее трое, младшему год. Няни у них нет — пользоваться их услугами в Германии не принято. Бебиситтеры стоят очень дорого, и рачительные немцы скорее потратят деньги на новый велосипед или отпуск на море, чем на оплату труда какой-нибудь легкомысленной студентки (нянь с педагогическим или медицинским образованием тут не найдешь, разве что среди выходцев из бывшего СССР). Поэтому большая часть семейных забот лежит на муже Дэниеле — веб-дизайнере с гибким графиком работы. Это распространяется и на ночи: рабочий день Джулии начинается в 7 утра, поэтому к малышу по ночам тоже встает Дэниел.
С Джулией, миниатюрной брюнеткой с короткой мальчиковой стрижкой и манерой очень быстро говорить, практически тараторить, мы пьем домашний лимонад в одном из кафе Кройцберга, где она живет. Местами Кройцберг напоминает мне манхэттенский Ист-Виллидж: граффити и прочий стрит-арт, мрачноватые старые дома с пожарными лестницами на фасадах и публика с полным спектром гендерной идентичности. А местами — Париж: длинные широкие бульвары, где на террасах в любой час дня восседают за пивом или кофе расслабленные жители, и монументальные, похожие на османовские, особняки с каменными атлантами у входа. Во времена ГДР этот район с трех сторон окружала Берлинская стена. А сегодня Кройцберг — плавильный котел с почти 200 национальными комьюнити и настоящий шоурум самых разных типов отношений и семей.
Слушая Джулию, я рассматриваю прохожих. Женщина в хиджабе и в черной абайе [165] с выводком детей. Пара держащихся за руки молодых людей, чей пол с ходу сложно идентифицировать. Мужчина в тесно сидящем деловом костюме с коляской, в которой полусонный малыш потягивает молоко из бутылочки…
Моя собеседница, впрочем, впитала идеи гендерного равноправия еще в детстве. Она выросла в ГДР, где ее мама, как и большинство женщин, работала не меньше мужчин. Это отличалось от Западной Германии, где до сравнительно недавнего времени многие немки после родов надолго — или даже навсегда — бросали работу [166]. Но, по ее мнению, Германия остается достаточно консервативной страной: мужчинам за одну и ту же работу здесь по-прежнему платят больше, чем женщинам [167].
«Мы — продвинутая семья, таких в Германии пока немного, — продолжает Джулия. — В заранее предопределенные социальные роли не верим. Мы — команда. Кто сказал, что менять памперсы — не мужское дело? Чего мужчины не могут делать из того, что делают женщины? Они точно так же способны давать и любовь, и заботу». Правда, с первыми двумя детьми социальные роли в этой семье распределялись вполне традиционно: бо́льшая часть хлопот по дому несколько лет была на плечах Джулии. «Но это не мой вариант, я не домохозяйка, — она резко качает головой. — А если я не буду счастлива, вся семья от этого пострадает. К тому же за последние 10 лет многое изменилось, в том числе и в Германии. Мужчины стали гораздо чаще уходить в декрет».
Как и многие современные немки, Джулия стремится обеспечить себе стабильную финансовую подушку, «чтобы не зависеть от мужчины в старости». Не исключено, что это тоже часть национального характера — стараться все в жизни распланировать и подстраховаться на будущее. Она также не будет против, если ее муж окончательно решит стать домохозяином (к слову, детям дали фамилию не отца, а матери — частая практика в современной Германии, Нидерландах и других североевропейских странах): «Я бы даже гордилась им, если бы он чувствовал себя комфортно, не работая. Это же так круто — найти в себе смелость пойти против стереотипов и ожиданий социума! Особенно если мы сможем прожить на мою зарплату».
Ее рецепт построения счастливой семьи — не оглядываться на пресловутую норму, быть гибкими, помнить о своих нуждах и четко-ясно доносить их до партнера, чтобы совместно находить компромиссные решения.
Я вспоминаю разговор с еще одной немкой, врачом-кардиологом по имени Аннэ. Она живет в Гамбурге, замужем за французом и недавно вышла на работу после второго декрета. Заботы об их двух дочках — девятимесячной и четырехлетней — сейчас легли на мужа-француза, который повторно ушел в декретный отпуск. Они еще до свадьбы, на этапе конфетно-букетного периода, договорились о распределении ролей в семье.
Вот это рациональность! Обычно на заре отношений ты ныряешь в гормональный коктейль, а не обсуждаешь с партнером, кто будет менять памперсы будущему отпрыску. Но Аннэ, отбросив в сторону романтику, уже на первом свидании заявила кавалеру, что если он хочет продолжения встреч, а в перспективе — детей, то она сразу желает застолбить полное равноправие. Мужчина согласился.
На первом свидании она заявила кавалеру, что если он хочет продолжения встреч, а в перспективе — детей, то она сразу желает застолбить полное равноправие.
Я уточнила, как у них в итоге вышло в реальности. «Декрет мы поделили пополам, но по дому все равно я делаю чуть больше,
