Кострецкому нельзя?
Любовь Петровна громко дышала, уворачивалась на постели от дяди Жени и приглушённо взвизгивала, когда её мяли слишком сильно.
– О, какие мы сырые между ног! – бормотал дядя Женя. – Нечего себе цену набивать, поняла? Может, ты в рот хочешь? Сейчас мы друг другу сделаем приятно…
По-моему, тётя Люба не хотела, чтобы дядя Женя делал ей «приятно». Я не совсем понял, о чём говорит дядя Женя про «хочешь в рот», ведь во рту у неё уже были лосины. Вряд ли туда поместится ещё что-то.
Тётя Люба морщилась и часто моргала, стряхивая с ресниц капли пота, мычала и пыталась отползти от дяди Жени, который шарил ей по голой груди, бёдрам и трусикам с «запретным местом». Ползти у неё получалось неважно. Дядя Женя крепко придавил её к перине и искал под мини-юбкой резинку мокрых колготок, которые сверкали будто склеенные из множества кусочков зеркального пазла.
Я случайно вспомнил, как два месяца назад шёл ночью по коридору пописать, а дверь в спальню была открыта. Тогда я тоже увидел странную штуку. Почти как у Егора на фото из «интим-фетиш». Мама лежала на той же постели, где теперь катается тётя Люба, только руки у неё были связаны не сзади, а за головой, и на ноги были натянуты тёмные чулки. Папа нависал сверху и держал её за разведённые бёдра. Утром я решил, что мне всё приснилось.
Возможно, дядя Женя пользуется удобным моментом, чтобы погладить тёте Любе чудесные капроновые колготки, раз она крепко связана и не может сопротивляться? Я бы, признаться, тоже с удовольствием погладил. Но зачем он упорно трогает её за трусики, если место там – запретное? Странные эти взрослые.
Тётя Люба фыркала как стадо мамонтов, стонала и извивалась, окончательно приводя в беспорядок нарядную праздничную одежду, а дядя Женя вдруг потащил с себя брюки, но замер, прислушался, чертыхнулся и быстро отскочил от истерзанной пленницы.
– Евгений Георгиевич, ты куда пропал? – закричала в коридоре тётя Мила. – В уборной замечтался, что ли?
Недоговорив, она вошла в комнату и подозрительно уставилась на них обоих. Дядя Женя уже поправил рубашку с брюками и сделал невинное лицо.
– Мы с уважаемой Любовью Петровной проводим приватную воспитательную беседу, – заявил он. – О нормах и культуре поведения на вечеринках. Верно, Люба?
Тётя Люба, надрываясь, забубнила с заткнутым ртом. Видимо, надеялась пожаловаться тёте Миле, как дядя Женя цапает её за соски, за ляжки в колготках и «запретное место». Но кляп из лосин мешал тёте Любе излить наболевшее. Тётя Мила недовольно оглядела пышную пленницу с выставленной напоказ попой, брезгливо одёрнула ей мини-юбку и вытолкала дядю Женю прочь.
– Кострецкий, ты не охренел – со связанными шлюхами по чужим спальням зависать? – строго сказала она и тоже вышла.
Тётя Мила – не настоящая жена дяде Жене. Мама говорила, что они «то живут, то разбегаются, потому что Милка стерва, а Женька гулёвый». Но к нам в гости они постоянно приходят вместе.
***
Они исчезли, а у нас в спальне всё осталось по-старому, только во рту у тёти Любы теперь торчал упругий кляп из маминых лосин. И она швыркала носом, бубнила в синтетическую ткань, пыталась сесть и трепыхала за спиной растопыренными пальцами. А лимонадные колготки влажно шелестели на её убойных ляжках, ярко поблёскивали, вспыхивали и переливались при свете ночника, словно под ними шло лазерное шоу.
Дверь открылась в третий раз. Но это опять оказался не пропавший дядя Боря. В комнату заглянула давняя соперница Журавлёвой, недодушенная тётя Стелла. Нынешним вечером связанная полуобнажённая тётя Люба, похоже, пользовалась повышенным спросом.
– Лежишь, пьяная тварь? – удовлетворённо заметила тётя Стелла. – О, и пасть твою вонючую заткнули? Правильно! Я зашла снова сообщить тебе, что ты – мразь и жирная б…! И в своих словах не раскаиваюсь.
На побагровевшем лице Любови Петровны отразилась целая буря эмоций. Пожалуй, она бы дорого дала, чтобы иметь свободный рот и ответить обидчице как полагается. Изнемогая от собственной беспомощности тётя Люба забилась на кровати, посылая в тётю Стеллу воображаемые громы и молнии. Юбка, небрежно одёрнутая тётей Милой, моментально задралась пленнице обратно на спину, открыв спрятанные было трусики, похожие на чёрную запятую с кружевными завитушками.
Тётя Стелла прекрасно понимала, что неуязвима для большой и грозной Журавлёвой, пока та лежит связанной, и с издёвкой промурлыкала:
– Да, ты жирная б….! Подлюга! Корова деревенская! Жаба нестроевая! Ещё и мини-юбки носит, давалка кривоногая, ха-ха-ха, посмотрите на неё!
Последнее заявление было вопиющим враньём. Ноги у Любови Петровны ничуть не кривые, они полные, гладкие и ровные. Недаром тётя Люба смело рассекает в лосинах и микроскопических юбках.
– Бррр-ммм! – прогудела Любовь Петровна сквозь затычку из лосин и заработала связанными руками как сумасшедшая. Не будь дяди Борин ремень таким прочным, вырвись из пут тётя Люба – и я наверняка стал бы свидетелем убийства, потому что тётя Стелла говорила ей очень плохие, обидные вещи. Даже задушить за них мало.
Коварная тётя Стелла, лёгкая и стройная, в бежевых джинсах, мрачно улыбнулась потугам тёти Любы вырваться из кожаных кандалов.
– Предвидела бы я, что Наташка тебя пригласит – в жизнь бы не пришла! Чего бы тебе такого на добрую память оставить, госпожа Журавлёва? Чего бы с тобой интересного сделать, пока ручонки у тебя скручены?
Я подумал, что тёте Любе сегодня стопудово не везёт. Пьяного дядю Женю с его поползновениями отогнала тётя Мила, но эстафету приняла изобретательная тётя Стелла. Неужели она тоже недавно видела какое-нибудь взрослое кино с пытками и хочет жестоко помучить связанную тётю Любу?
– Хо, у меня же есть клипсы! – тётя Стелла потащила из уха пластмассовую бутафорскую пуговицу. – Эврика! Давай, защемим тебе соски клипсами и к цепочке за шею пристегнём? Они у тебя сами выпали и на приключения напрашиваются. Обещаю: будет не смертельно, но больно и сексуально… Ты же опытная проститутка, да? Пробовала?
– Бвв-нну! – с ненавистью ответила сквозь кляп Любовь Петровна и поскорее отвернула беззащитную грудь к стенке, будто здесь никто не мог достать до её сосков.
К счастью, до пыток дело не дошло. Тётя Стелла уже встала у кровати, уже примерилась защёлкнуть тугую клипсу на груди тёти Любы, когда в кармане у неё внезапно и настойчиво зачирикал брелок автомобильной сигнализации.
– Чёрт! – спохватилась тётя Стелла. – Хулиганы, что ли, в мою «ласточку» лезут?
Повернувшись на пятках, она бросилась прямёхонько к моему окну.
От страха я обмер за шторой. Попался! Но тётя Стелла лишь мельком глянула в просвет между шторами
