– Послушай, ты что – англичанин?
– Боюсь, ты не расслышал мою фамилию, – широко улыбнулся Билл. – Спунский, конечно, не самая аристократическая английская фамилия.
Пит вскинул голову. Он был очень чувствителен к национальному вопросу и знал, что расовые предрассудки скорее болезнь взрослых, чем молодежи. Но на лице Спунского он увидел добродушную улыбку и успокоился.
– Сэр Элджернон Спунский! – громко рассмеялся Рон. – Герцог Падуки! [1] Да, ты прав. Это не звучит.
– Я поляк, – объяснил Билл. – Но мы с мамой гостили в Англии, когда немцы оккупировали нашу страну, и нам пришлось остаться там. Вот откуда у меня такое произношение.
– А здесь ты давно? – спросил Рон.
– До чего же ты любопытен! – нахмурилась Сара.
– Пусть, – улыбнулся Билл. – Вот уже пятнадцать месяцев как мы здесь, но вместе с папой мы стали жить только недавно. По канадским законам иммигранты должны в течение года отработать на государственной службе. Поэтому первый год папа работал дровосеком на севере, а мама – домработницей в Ривер-Хейтс. Я жил с ней. А теперь вся наша семья в сборе. – Он перевел дыхание. – Так хорошо быть всем вместе! Ведь я не видел папу восемь лет…
Подумать только! Восемь лет без отца… Но на Рона это не произвело ни малейшего впечатления.
– А что он делает сейчас?
– Папа? Преподает немецкий язык в университете. – Билл смущенно улыбнулся. – Дома, в Варшаве, он преподавал английский и французский. Здесь, в Канаде, где говорят на обоих этих языках, он преподает немецкий.
– Ну и ну! – воскликнул Рон. – Представляю, как ему было тяжко на лесоповале… Я имею в виду – такому человеку, как он.
Билл пожал плечами.
– В войну он участвовал в подпольном движении Сопротивления. Затем сидел в гитлеровских концлагерях… Ему приходилось и потяжелее, чем валить лес.
Пит внимательно слушал Билла. Теперь многое становилось ясно. Какую же трудную жизнь прожил Спунский по сравнению с ним, Роном и Сарой.
Их беседу прервала трансляция футбольного матча. И течение двух часов, сидя в теплой уютной гостиной, они грызли земляные орехи, пили кока-колу и слушали репортаж о матче. Победила команда «Регина», завоевав первенство Канады. Ребята ликовали. Билл уже второй сезон следил за чемпионатом Доминиона и сделался ярым болельщиком, под стать его новым знакомым.
Наступили ранние зимние сумерки. Когда все эпизоды матча были наконец обсуждены, Сара сказала:
– По дороге домой я говорила Биллу про твои фотографии и трофеи.
Пит не любил хвастаться своей, как он называл, «картинной галереей», но на этот раз все было как-то по-иному.
– Хочешь посмотреть? – охотно предложил он.
– С удовольствием.
Они пошли наверх. Рон не вытерпел и съязвил им вдогонку:
– Обрати внимание, Билл, все выдающееся, что сделал Пит, он сделал для школы Даниэля Мака.
Билл с интересом разглядывал каждую фотографию, каждый вымпел на стене, трофейные кубки, стоявшие на книжном шкафу. Он задавал вопросы по поводу каждой фотографии и читал выгравированные на кубках надписи. Закончив осмотр, он обернулся к Питу, который, как радушный хозяин, все время держался рядом с ним.
– Ты должен гордиться, что завоевал столько же наград, что и твой папа. И для той же школы. Я представляю, как тебе было трудно расстаться с ней.
Пит кивнул.
– Очень хорошо представляю, – повторил Билл.
Они спустились в гостиную. У Пита не выходило из головы, с какой жадностью Билл разглядывал свидетельства спортивных достижений отца и сына Гордонов. Он задумался над тем, что узнал о судьбе Спунского, о его разлуке с отцом, о жизни в Англии, о годах, когда Билл даже не знал, жив его отец или нет… И вдруг Пит с особой остротой ощутил, первый раз в жизни, как сам он счастлив, что родился и вырос здесь, в этой стране, где у него не было больших горестей, чем перевод из одной школы в другую.
Сара и Рон стояли в прихожей.
– Эй! – воскликнул Рон. – Знаешь, что придумала твоя сумасбродная сестричка? Она не пойдет со мной в кино, если я буду разговаривать с ней о хоккее! О чем же еще мне говорить?
– Больше, конечно, не о чем, – сказала Сара. – В этом твое несчастье.
Она рассмеялась, но Пит видел, что она не шутит.
– Ухожу из этого сумасшедшего дома! – буркнул Рон и хлопнул дверью.
– Пора и мне, – сказал Билл и стал одеваться.
Его легкое, дешевое пальтишко, неподходящее для такой погоды, никоим образом не умаляло его… – Пит пытался подыскать подходящее слово – достоинства, на которое сегодня обратил внимание Пит.
Билл застенчиво улыбнулся Саре.
– До понедельника в школе, – попрощался он и, пожав руку Питу, добавил: – Увидимся на тренировке.
Когда он ушел, Сара и Пит обменялись взглядами.
– Славный парень, – сказал Пит.
– И я так думаю, – отозвалась Сара.
– Оно и заметно.
– А ну тебя!… – Она тряхнула кудрями и отправилась на кухню готовить ужин, как всегда, когда миссис Гордон не было дома.
Пит в задумчивости остановился посреди гостиной. Билл старается научиться играть в хоккей. А он, Пит… Ведь он умеет играть, но…
Он быстро повернулся, взбежал по лестнице к себе в мансарду и снова остановился, вперив взгляд куда-то вдаль. Он вспомнил слова отца: «спортсмен – слуга публики». Да, по сравнению с жизнью, о которой так спокойно рассказал Спунский, его собственные неприятности показались теперь Питу такими ничтожными… Он был взволнован, не понимал, что с ним творится, пытался найти этому объяснение, но не мог. Он знал только, что обязательно пойдет в понедельник на тренировку. Он вспомнил о Де-Гручи и тут же отбросил мысль о нем. Нет, не ради Де-Гручи станет он тренироваться… Ради самого себя. И Спунского.
Утром в воскресенье, возвращаясь домой из церкви, он шагал рядом с отцом по заснеженной улице.
– Если не хочешь, Пит, не будем говорить об этом, – сказал мистер Гордон. – Но что ты решил по поводу хоккея?
Пит не сразу нашел слова для ответа, и мистер Гордон торопливо прибавил:
– Можешь не отвечать.
– Нет, почему же, – отозвался Пит наконец. – Я буду играть. Не ради школы, как прежде… Но я должен и буду играть. Остальные ребята хотят хорошо играть, но не умеют, и я должен помочь им… Я не желаю, чтобы думали, будто я испугался трудностей. Правда, я не смогу играть с такой же охотой, как за старую школу, по все равно я буду стараться. Чтобы показать им…
– Ты хочешь сказать, что будешь играть, чтобы показать себя? – помолчав, спросил мистер Гордон. – Так, что ли?
Они поднялись на крыльцо, и Пит принялся сметать с ботинок снег.
– Вроде бы так… – сказал он.
В понедельник утром, когда Пит пришел в школу, то, вопреки его опасениям, все было как обычно. Никто не сказал ему ни слове, как будто ничего не произошло.
На переменах он переходил из класса в класс с учебниками под мышкой, на уроках слушал учителей, отвечал на вопросы, решал задачи и успокоился. Возможно, оттого, подумал он, что теперь он знает, что ему делать. В коридоре он видел Де-Гручи, но тот не смотрел в его сторону. Остальные ребята из команды при встрече с ним торопливо кивали и, не задерживаясь, шли дальше. Пит не обращал на это внимания. Он решил твердо: он им докажет, на что способен. Ради Пита Гордона он им докажет. И ради Билла Спунского. Он помнит укоризненный взгляд Толстяка Абрамсона, и доверие Ли Винсента, и сочувствие Реда Тэрнера, который, наверное, понимал, что с ним происходит, и он им докажет…
Тренировка в «Олимпике» была назначена на шесть часов вечера, но ребята пришли раньше, являясь поодиночке, по двое и по трое. Бенни Вонг шел пешком из ресторанчика, который содержал его отец, и неподалеку от катка его догнал Розарио Дюплесси, который сидел за рулем отцовского автомобиля. С ним были Пол Брабант и Гарри Бертон.
– Подсаживайся, Бенни! – крикнул Рози, остановив машину.
Бенни перескочил через снежный сугроб у обочины и плюхнулся на заднее сиденье.
Дальше они догнали Горда Джемисона и Адама Лоуренса, которые яростно крутили педали велосипедов, буксуя на скользкой, обледеневшей мостовой.
– Не зацепи их, Рози, – сказал Пол. – Возможно, со временем они будут моей опорой.
Ребята захохотали и неистово улюлюкали, пока Рози осторожно объезжал обоих защитников.
У входа в «Олимпик» стояли еще две машины: дряхлый двухместный драндулет Генри Белла, купленный им на деньги, заработанные ночными дежурствами на бензоколонке, и «седан» Реда Тэрнера. Остальные добрались пешком или на велосипедах. Сара ехала за отцом в его контору и подвезла брата. Пит вошел на каток вместе со Стретчем Бьюханеном, Горацио Каноэ и еще двумя ребятами. На улице повалил снег, потеплело, но внутри помещения было зябко и сыро, и двое подростков, в чьи обязанности входило очищать лед и выполнять всякие прочие подсобные работы, за что они получали пропуска на матчи, грели руки в вестибюле у едва теплой батареи.
