Будучи ветераном сборной команды, я часто слышал, как молодые спортсмены выражали бурное неудовольствие, когда им казалось, что условия тренировки или оборудование стадиона не соответствует идеалу. Приходилось видеть, как атлеты выбирают наиболее благоприятное время для занятий, прыгают или бегают только по ветру, облегчая нагрузку. А ведь это им, возможно, придется столкнуться с дождями, и с лос-анжелесским смогом! И не придется ли им бороться там не только с соперниками, которые будут как никогда сильны, но и с собой, со своей неприспособленностью к таким условиям?
Наверное, лучше взять пример с двукратного олимпийского чемпиона Юрия Седых, который изо дня в день в любую погоду тренируется на более чем скромной площадке, именуемой сектором, без каких бы то ни было условий. Или с обладательницы трех золотых олимпийских медалей Татьяны Казанкиной, которую не «ломают» тяжелейшие трассы обязательных кроссов. Или с победителя Московской олимпиады в тройном прыжке невозмутимого Яака Уудмяэ, который выполняет огромную нагрузку в скромном зале родной Тартуской сельхозакадемии и готов сражаться с любым соперником в любых условиях. Пусть вспомнят при этом, как Седых на Кубке мира-81 в проливной дождь выиграл у конкурентов почти 2 м, как отставали соперницы, когда Казанкина начинала свой знаменитый 700-метровый финишный рывок, как нанес свой решающий удар соперникам Уудмяэ в самый напряженный момент борьбы.
Я привел примеры из легкой атлетики, но ведь их не меньше и в других видах спорта. Вспомните, как исчез звук во время выступления Ирины Родниной и Александра Зайцева на чемпионате Европы, как выполняла соскок с обваливающихся брусьев на Кубке мира Людмила Турищева, как поднимались и шли вперед после жесточайших столкновений наши хоккеисты. Только величайшее самообладание (а что такое самообладание, как не борьба с самим собой!) позволило им победно закончить программу, упражнение, игру.
Ежедневно, ежечасно закаляют свою волю, мужество и мастерство большие атлеты. И это помогает им побеждать любых конкурентов.
О появлении большого спортсмена мы обычно узнаем из сообщений в прессе после установления нового рекорда. И тогда говорят о его отличных физических данных, о природных способностях и таланте. Но известна истина: большим спортсменом не рождаются, им становятся в результате тренировки, в результате выполнения огромных объемов нагрузки. И это тоже борьба с собой: со своей боязнью, с инерцией, наконец, с обыкновенной ленью.
Казалось бы, нелегкое детство способствовало привычке к труду. Но я и сейчас помню, как мне приходилось буквально заставлять себя идти на тренировку после рабочего дня, проведенного у шлифовального станка. Как болели руки и ноги и сама собой появлялась «спасительная» мысль: ну пропусти тренировку, подумаешь, всего одну, ничего ведь не случится. И, случалось, пропускал. Далеко не сразу стал я тем Виктором Санеевым, который тренировался даже первого января, в день рождения, день свадьбы.
Конечно, для того чтобы побеждать на олимпиадах, недостаточно быть только отлично подготовленным физически и владеть хорошей техникой прыжка. Иногда соревнования складываются так, что для того, чтобы одолеть соперников, нужно буквально превзойти себя, побороть и страх, и неверие, и инстинкт самосохранения. И это тоже борьба с собой. И для победы нужно сделать то, что ты можешь, а иногда и то, что казалось невозможным! Порой в результате такого преодоления себя рождаются достижения (в том же Мехико в состязаниях по тройному прыжку было установлено 5 мировых рекордов!), которые еще недавно казались чудом. Но я убежден, что никогда спортсмен не совершит чуда, если в борьбе с собой не будет готовиться к этому постоянно. Каждый день, каждый час. Всю спортивную жизнь.
Вообще, вопрос о соперниках был, пожалуй, одним из самых частых вопросов, которые мне задавали журналисты и на пресс-конференциях, и просто во время интервью. При этом, как правило, вопрос принадлежал корреспондентам той страны, прыгуны которой в данных соревнованиях вели со мной борьбу за победу. Долго задумываться над ответом не приходилось, поскольку он косвенно содержался в самом вопросе. Тем более что в своей спортивной жизни в чем-чем, а в конкурентах я недостатка не испытывал.
Я уже рассказывал в начале книги, кто были мои соперники в первых всесоюзных и международных соревнованиях. В период подготовки к Мексиканской олимпиаде ситуация сложилась так, что за три места в олимпийской команде мы вели борьбу вчетвером: Александр Золотарев, Владимир Куркевич, Николай Дудкин и я.
В отличие от многих прыгунов, ведущих личный «счет» с соперниками, я никогда не считал, сколько поражений или побед было у меня за время встреч с тем или иным прыгуном. И после успеха, и после неудачи я только старался докопаться до истинных причин случившегося. Причем на первых порах склонен был винить в поражениях кого угодно, но только не себя, свое неумение. Так было и после Спартакиады народов СССР 1967 года, когда я, считая себя самым сильным, остался без призового места. Тогда я посчитал, что выигрыш Николая Дудкина — случайность. Такая недооценка сил соперника и товарища привела к тому, что я проиграл ему еще одни важные соревнования. Проиграл уже после того, как вышел победителем состязаний на Кубок Европы в Киеве, когда, по правде говоря, считал себя едва ли не сильнейшим на континенте. Это произошло зимой 1968 года в Мадриде на чемпионате Европы (тогда это соревнование называлось Европейскими играми) в закрытых помещениях.
Я рассказывал, как проходила тренировка в преддверии Мексиканской олимпиады. Напряженная работа приносила свои плоды, и поэтому уже в зимних состязаниях мы были готовы к выступлению на уровне своих прошлогодних летних достижений. Мой личный рекорд был выше, чем у Дудкина, а прыгуны из ГДР и Польши в состязаниях не участвовали. Поэтому я не без оснований рассчитывал на первое место.
Нельзя сказать, что я считал Николая слабым прыгуном, просто думал, что я сильнее. Может быть, потому, что по чисто внешним физическим данным я превосходил его. Коля был пониже меня сантиметров на 9, уступал мне в скорости разбега. Но зато уж в силовых упражнениях Дудкин превосходил не только меня, но, наверное, вообще всех прыгунов тройным. С тяжелой штангой он управлялся, как заправский тяжелоатлет.
А может быть, я считал Колю слабее себя потому, что на совместных тренировках частенько выигрывал у него в различных прыжковых упражнениях? В общем, до этого состязания в Мадриде я недооценивал своего друга. А следовало бы помнить, что Коля обладал удивительной способностью «взрываться» в самый критический момент состязаний. Он мог в двух или трех попытках едва дотягивать до 16 м, а потом вдруг ошеломить соперников прыжком за 16,50. Создавалось такое впечатление, что Николай специально дезориентировал соперников, чтобы нанести внезапный удар. Но конечно, это было не так. Просто он был очень эмоционален, хотя и старался это скрывать.
Так случилось и в Мадриде. Поначалу мы оба прыгали не очень удачно, и перед финалом я был третьим, а у Николая вообще результат был только 16,12. Правда, в свое оправдание мы можем сказать, что обстановка в зале была как во время корриды. Нашим соперником оказался испанец Луис Арета, который сражался как никогда, подбадриваемый несколькими тысячами соотечественников. Но в финале Дудкина как подменили: он прыгнул на 15 см лучше личного рекорда — на 16,71. И я как ни старался, достать его не смог, уступил 2 см. Помню, тогда впервые подумал: «А ведь такая же ситуация может сложиться и на олимпийских играх, когда у меня останется только одна попытка». В Мадриде я не сумел использовать своего шанса. Винить, кроме себя, было некого. Именно тогда я отчетливо понял, что нужно серьезно относиться к каждому сопернику, не складывать оружия, не успокаиваться до тех пор, пока не прыгнет последний участник в последней попытке. Только тогда, и никак не раньше, можно считать себя победителем.
С Колей Дудкиным мы соперничали вплоть до 1970 года. Правда, высокие результаты после Мехико он уже показывал только эпизодически. В 1969 году я вообще оказался единственным прыгуном в мире, которому покорился рубеж 17 м. Было такое впечатление, что прыгуны тройным взяли своеобразный тайм-аут после сумасшедшей схватки на мексиканском стадионе. Не слышно было о Нельсоне Пруденсио, который так неожиданно вошел в ряды мировых рекордсменов. Снизил уровень своей формы Джузеппе Джентилле. Только один раз напомнил о себе из далекой Австралии быстроногий Фил Мэй: прыгнув на 16,80, он оказался в 1969 году вторым в списке прыгунов мира. Все реже и реже выступал ветеран Юзеф Шмидт. Ничем не проявлял себя американец Артур Уокер. И совсем затерялся в дебрях Африки сенегалец Мансур Диа. Их место на спортивных аренах мира заняли молодые Карол Корбу, Йорг Дремель и Луис Арета, о которых я уже рассказывал.
