Приезд басков – особый этап в истории советского футбола. Попробуем коротко разобраться. В конце тридцатых годов мы уже, как многие зарубежные страны, разыгрывали свои клубные чемпионаты. Имели опыт встреч с профессиональными футболистами. У нас выработались свои критерии для сравнения мастерства наших игроков с зарубежными. Если пользоваться параметрами того времени, то наиболее приближенно к истине наше мастерство можно охарактеризовать так: скоростная выносливость, то есть темповое ведение игры, непосильное никому; высокая морально-волевая подготовка; техническая вооруженность в ударах – превосходная, в обращении с мячом – неизысканная, но вполне приемлемая, чтобы играть по любой тактической схеме, а вот тактика – «пять – в линию» – отсталая, давно на всем Европейском континенте сданная в архив. Мы о новой системе главным образом спорили на словах, а на деле «незакрытые» центральные форварды – Вахаб в матчах с турками, Куар с «Рэсингом», Лангара с басками – забивали и забивали голы в наши «распахнутые» ворота.
В канун приезда басков к нам в страну я еще верил в непогрешимость своего мнения по любому футбольному вопросу, что могу кого угодно убедить или даже переубедить. Однако к их отъезду понял, что переспорить оппонентов, к примеру Михаила Михайловича Яншина или Льва Абрамовича Кассиля, прикативших в тот памятный вечер в Тарасовку, нельзя, когда они в один голос иронически заявляют:
– При чем здесь тактика, когда динамовцы за двадцать минут игры в первом тайме четыре гола сквитали! Играть надо!.. – И так все.
И вот мне пришлось наступить на горло собственной песне. Я ее распевал на футбольном языке по всему раздолью поля, мое тактическое творчество не знало ограничений. Играя центрального полузащитника, я довольно часто забивал голы, поскольку обладал хорошим ударом. В новой роли третьего защитника мой радиус действия зависел теперь от перемещения Лангары, а он все время находился на нашей передней линии, его позиция по логической целесообразности превращала меня в «стоппера». В Англии болельщики переименовали эту новую должность в «полицейского», а у нас в «чистильщика». Поверьте – немалую долю смущения в моей душе посеяли эти прозаические ассоциации: вроде бы был поэт футбольного поля, этакий ашуг – что вижу, о том и пою, а стал работяга сферы обслуживания.
– Что я слышу, – ужасался Юрий Карлович Олеша, – были созидателем, а стали разрушителем?! Мы уже не дождемся вашего шютта по воротам противника? Какая скука – сторожить!.. Неужели вы согласились на такую унизительную должность?
Такие и подобные им рассуждения я слышал повсюду, даже после того, как довольно успешно сыграл в памятном матче против Лангары. Правда, «золотой канонир» свой гол забил в наши ворота, но это случилось из-за несогласованности действий между мной и Акимовым.
Так или иначе, но победа над басками со счетом 6:2 явилась точкой отсчета рождения новой тактической системы в советском футболе.
Баски уехали. Но уроки их остались для предметного изучения и внедрения в практику нашего клубного футбола. Именно здесь уместно сказать, что гастроли испанских футболистов помогли нам нащупать наше уязвимое звено – это система расстановки игроков.
Листая в памяти странички, связанные с историей выступления за сборную команду Советского Союза, формально уже прекратившую свое существование, я решил коснуться отдельных эпизодов, имеющих влияние на тактическое развитие игры в нашей стране.
Впервые о том, что на Западе играют по новой системе и что мы отстаем от зарубежных команд, мы услышали от Вахаба, центрального нападающего сборной команды Турции, выступавшего впоследствии за профессиональные клубы Англии и Франции. Во время приезда в Москву в 1933 году он рассказывал о системе «дубль-ве», по которой играют англичане-профессионалы. Мы слушали его вполуха: Вахаб, несмотря на свою популярность у советского зрителя, не являлся для нас авторитетом в вопросах тактики.
Второй раз мы столкнулись с этим на матче с «Рэсингом». Лучшая система игры французской команды лишила нас победы. Рассказать об особенностях новой системы был специально приглашен в наше посольство в Париже английский тренер Дэнис Кэмптон, готовивший «Рэсинг» к поединку с нами. Он прочитал лекцию «Победа передовой тактики» и объяснил, что главное отличие сводится к другой расстановке игроков. Кэмптон объективно проанализировал матч, отдал должное каждому из нас в отдельности, сказал, что потенциал игроков Москвы выше, чем у французских игроков.
Мы пребывали в подавленном настроении из-за незаслуженного поражения, и ни остроумные каламбуры переводившего лекцию русского дипломата графа Алексея Алексеевича Игнатьева, автора известной книги «50 лет в строю», ни комплименты лектора в наш адрес не могли вывести нас из этого состояния. Их мы воспринимали как подслащенную пилюлю. И при всем, казалось бы, внимании у нас в одно ухо влетало, в другое вылетало.
И только приезд басков и поражения, которые терпели одна за другой наши клубные команды, заставил глубоко призадуматься. Испанские футболисты тактическую систему «в три защитника» показали нам в чистом виде.
Два сезона советский футбол осваивал новую тактическую схему, в которой радикально менялись функции игроков. Связи между линиями складывались на совершенно иной основе. Теперь крайних нападающих должны были держать защитники. Хавбеки состязались в противоборстве с инсайдами. Главной силой оборонительного рубежа стал «третий защитник». Тактическое перевооружение шло во всех клубах высшей лиги. Московский «Спартак» в моем лице первым обзавелся центральным защитником, чем не в последнюю очередь объясняется рождение непобитого до сегодняшнего дня футбольного рекорда: дубль два года кряду! Говорю об этом без тени смущения, поскольку понимаю, что был лишь первоначальным импульсом. А новые тактические стены возводил упоминавшийся ранее старший тренер «Спартака» Константин Павлович Квашнин.
В 1938 году первенство страны разыгрывалось по необычной формуле – 26 команд в один круг: каждая с каждой. Большое количество периферийных команд, участвовавших в розыгрыше страны, с новой тактикой еще не было знакомо. Квашнин же с благословения тренерского совета «Спартака» (председатель Старостин Н. П.) смело перешел на «дубль-ве» и эту тактическую надстройку создавал на прочном фундаменте мощной общей физической подготовки команды. Он был сторонником больших нагрузок, включая в тренировочные занятия темповый кроссовый бег.
Я проходил кроссовое испытание на весенних предсезонных сборах, где вырабатывалась скоростная выносливость, главный козырь тактического вооружения советской школы футбола. Тренеры ведущих клубов планировали в подготовительном периоде бег по пересеченной местности до 200 километров за месяц. Именно здесь приобреталась общая физическая подготовка, обеспечивающая сумму скоростей, темповый накал, ритм игры, который был не по плечу нашим противникам и позволял нам успешно завершать матчи с командами Турции, Чехословакии, Испании, Болгарии.
Центр внимания общественности был вновь обращен к клубным интересам: первенству страны и Кубку СССР. В то время (конец тридцатых годов) в среде специалистов футбола почиталось за непреложное правило, что лучшая подготовка игроков сборной команды осуществляется через воспитание их в клубных соревнованиях. Подтверждали это правило игроки «Динамо» и «Спартака» столицы. Неслучайно именно эти клубы были взяты за основу при комплектовании команд для встреч со сборной басков.
Сборной команды СССР как постоянно действующего института с 1935 года не было. Лучшие игроки выходили на матчи с зарубежными спортсменами в составе сборных команд городов и республик, но все знали – встань вопрос о сборной страны, она может быть сформирована быстро. Ее не существовало официально, но мы числили себя членами этой команды. Как в известной в то время песне, мы считали, что «наш бронепоезд стоит на запасном пути…».
Футболисты искали общения друг с другом. Встречаясь в матчах клубного чемпионата с братьями Фомиными, с Ильиным, Якушиным, Пайчадзе, Трусевичем, Лифшицем, Бутусовыми, Штраубом, мы обменивались воспоминаниями и о турках, и о французах – «Рэсинг», «Редстар».
Мы составляли футбольное братство, объединенное совместно пережитым на отечественных и зарубежных полях, где были и радости и беды. Если я встречал на Невском Петра Григорьева, то «Капуль» кидался мне в объятия: мы вместе «рубились» на шведских полях. С Костей Фоминым – на турецких. С ребятами из московского «Динамо» – где только не играли. Кстати, вопреки сложившемуся в широких кругах мнению о несовместимости спортивных симпатий между спартаковцами и динамовцами, скажу, что у самих спортсменов такого антагонизма и в помине нет. У футболистов, во всяком случае, сложились самые дружественные отношения, и эта традиция сохраняется из поколения в поколение.
