Мы чувствовали себя в клубе, как в лагере отдыха. Неудачи нисколько не портили нашего настроения; и даже потерпев поражение, мы могли в раздевалке покатываться со смеху над какой-нибудь историей, происшедшей в нашем клубе; ведь мы были еще детьми.
Больше всего я смеялся во время одного матча с «Эвертоном», когда они забили нам гол. Это незабываемо. Если бы тогда уже существовала видеозапись, то уверен, что этот эпизод показывали бы как классическую комедийную сценку. Мяч, посланный издалека игроком «Эвертона», проскользнул под падающим в броске вратарем международного класса Регом Мэтьюзом. Pег, поднявшись, ринулся за мячом, а с ним наперегонки понесся наш отчаянный капитан Питер Силлет, решив, что у него больше шансов настигнуть мяч. Они мчались «ноздря в ноздрю» к нашим воротам. Peг выиграл этот забег, но вместо того, чтобы накрыть мяч телом, решил его отбросить. Он красиво развернулся и ударил точно по мячу – прямо в живот Питеру Силлету. Мяч отскочил в сетку наших ворот, а Питер свалился на землю, схватившись за живот. Игроки обеих команд покатились со смеху.
Питер был одним из самых примечательных лиц в нашей команде. Выпить он тоже любил. Тянул иногда пиво кружку за кружкой весь день, и на нем это никак не сказывалось, во всяком случае внешне. Когда мы собирались вместе после матча в пабе, мне никогда не удавалось за ним угнаться. Но он всегда был в состоянии себя контролировать. Иногда тем, кто изрядно пьет, как-то удается не превратиться в пьяниц. Из всех определений алкоголиков, которые я когда-либо встречал, самым верным мне кажется такое: «Если выпивка мешает человеку жить и работать, значит, он алкоголик». Неалкоголик знает, когда ему остановиться. Алкоголик же остановиться не может, даже если знает, что переходит грань, за которой его здоровью, спокойствию семьи и благополучию на работе угрожает опасность.
Недавно в Херсфорде я встретил своего старого одноклубника Питера Силлета и его брата Джона. Мы здорово повеселились, вспоминая добрые времена в «Челси». Джону на память пришел тогда матч против «Престона», в котором я забил три мяча и наша команда повела со счетом 3:0. Я был в то время немного задавакой и с вызовом заявил своим: «Я свое дело сделал, теперь ваш черед». Шла вторая половина второго тайма, но «Престону» удалось забить ответные три гола. Счет стал 3:3, и Питер Силлет сказал: «Ну, Джимми, придется тебе снова поработать». Я забил четвертый гол и снова расслабился. «Престон» сравнял счет – 4:4, и Питер снова ко мне: «Давай, Джимми, еще один. Это уж наверняка последний». И я не замедлил забить пятый, который принес нам победу со счетом 5:4. Как я уже говорил, теперь память у меня не та, что была. И я решил проверить по своим газетным вырезкам. Действительно, 8 декабря 1959 года «Челси» выиграл у «Престона» со счетом 5:4. За Гривсом пять голов. Наша победа лишила «Престона» высокого места в таблице розыгрыша.
Чтобы дать представление о том, насколько отличалось тогдашнее положение профессиональных футболистов от теперешнего, достаточно сказать, что я был одним из очень немногих игроков «Челси», у кого была машина. Я купил свой первый автомобиль «Опель» 1937 года с откидным верхом у шурина за 30 фунтов. Позже я сменил эту машину на «Стандард-8» 1938 года. Этот автомобиль служил нашей команде чем-то вроде автобуса: после матча или тренировки в него втискивались все наши игроки, и мы отправлялись в ближайшую пивную. В то время я пил не больше и не меньше, чем другие. Кружка пива служила мне как бы вознаграждением за хорошо проделанную работу.
Именно в те годы в «Челси» я впервые понял, что наш футбол не так уж чист и свободен от коррупции, как мне всегда хотелось думать. До меня и раньше доходили слухи о том, что тот или иной матч «куплен», но единственный случай, когда я сам присутствовал при попытке подкупа, произошел перед матчем в «Ноттингем Форест», от которого зависело, переведут ли эту команду в низшую лигу.
Питер Силлет созвал нашу команду на собрание в бильярдной, что находилась над правлением «Челси» в «Стамфорд бридж». Ему было явно не по себе, когда он сказал нам, что один из игроков «Фореста» предложил за хорошее вознаграждение уступить их команде два очка. Мы тут же поняли, в чем дело, и поручили Питеру передать команде «Форест», что номер не пройдет.
Но, что очень похоже на нас, матч мы все же проиграли, и в конце сезона «Форест» оказался выше нас в таблице, однако из первой группы мы не вылетели.
Должен подчеркнуть, что это был единственный случай, когда я стал непосредственным свидетелем попытки подкупа в английском футболе; и когда несколько лет спустя я узнал, что некоторые наши ведущие игроки замешаны в подобных махинациях, то чуть не умер от стыда за своих коллег. Особенно горько мне было услышать это про двух моих старых приятелей Питера Свана и Тони Кея: оба они были лишены права играть в самый разгар своей великолепной спортивной карьеры. Их поступок, конечно, очень серьезный, но я считаю, что наказание за него слишком сурово.
В «Челси» я впервые узнал, что такое «тейпинг»: на футбольном жаргоне это слово означает переманивание игрока другим клубом.
Перед матчем с «Ньюкаслом» на стадионе «Стамфорд бридж» у меня состоялся разговор с глазу на глаз с одним из представителей этого клуба. Он предложил мне тысячу фунтов наличными и работу торговцем машинами, если я соглашусь перейти к ним.
В то время максимальный заработок футболиста не превышал 20 фунтов, и потому предложенные мне деньги были немалыми, а работа торговцем машинами – конечно же для прикрытия – давала бы приработок 50 фунтов в неделю. Но в тот момент меня интересовал другой клуб. В другой стране. «Милан» делал мне более заманчивые предложения, и я прислушивался к ним с большим вниманием.
Приближались дни веселья и вина, а вместе с ними и мои беды.
Могу с точностью до дня, часа, минуты и секунды указать момент, когда я сам себя приговорил к судьбе алкоголика. Это произошло, как только я поставил подпись под контрактом с клубом «Милан», связавшим меня по рукам и ногам.
Со дня заключения контракта и началось мое падение. Внезапно я превратился в потерянного и беспомощного мальчишку, оказавшегося в мире большого футбольного бизнеса. Примерно год жизнь моя вертелась в какой-то кошмарной карусели. Разочарование, страх, скука, раздражение, подавленность – полный набор того, что толкает человека к выпивке.
Правда, в законченного алкоголика я превратился много позже. Но капкан для себя я уже поставил. В течение нескольких месяцев до переезда в Милан и четырех мучительных месяцев там я все больше убеждал себя, что когда выпьешь, то легче справиться с терзающими тебя проблемами.
Черт с ними. Пойдем лучше пропустим пару кружек, Джимбо. И тогда полегчает. От выпитого проблемы, конечно, не испарятся, но зато покажутся не такими уж значительными.
Теперь, став старше, мудрее и опытнее, я могу с полным правом утверждать, что алкоголь не повышает тонус, как полагают многие, а понижает. Он погружает человека в иллюзорный мир, самоконтроль притупляется, слабеет способность критически оценивать свои поступки. И в результате язык «развязывается», болтовня и смех льются неудержимо, – и это воспринимается как повышенный тонус.
Изучая воздействие алкоголя на организм, я собрал немало доказательств того, что веселость и живость, которые появляются у человека после четвертой или пятой рюмки, вызваны подавляющим действием алкоголя на сдерживающие центры головного мозга. Но в то время я, двадцатилетний паренек, втянутый в безумную кутерьму перехода в другой клуб, ошеломленный происшедшими в моей жизни переменами, ничего об этом не знал. Сначала человек тянет чарку….
Чтобы лучше понять, почему я потянулся к рюмке, нужно вернуться к зиме 1960 года, когда я первый раз обратился к руководству «Челси» с просьбой отпустить меня в другой клуб. В тот момент у меня и мысли не было об Италии. Просто я хотел найти клуб, который бы более соответствовал моим честолюбивым устремлениям, чем «Челси».
Насколько я помню, первым о возможности работы в Италии заговорил Джо Мирс, бывший председатель клуба «Челси». Он позвонил мне через неделю после того, как я подал просьбу разрешить мне перейти в другую команду, и сказал, что у меня есть возможность получить работу в Италии, потому что эмбарго на иностранных игроков должно быть там отменено в конце сезона. Господин Мирс (теперь его сын Брайн – весьма деятельный и способный председатель клуба «Челси») спросил меня, как я отнесусь к предложению поехать в Италию.
В Италию! Тогда это было равносильно вопросу: «Хочешь ли ты получить долю на золотом прииске?»
Мой максимальный недельный заработок составлял двадцать фунтов, а итальянские футболисты получали гораздо больше. Заинтересует ли меня? Мое знание итальянского не шло дальше «спагетти», но я был готов всю дорогу до банка кричать: «Си! Си! Си!» У меня была семья, жена и дочь, скоро должен был родиться еще ребенок. Двадцати фунтов было явно недостаточно для того счастливого будущего, о котором я мечтал для своей семьи. К тому же несколько недель назад нас с Иреной постигло страшное горе. Умер от воспаления легких наш четырехмесячный сынишка Джимми. Это было жуткое потрясение, которое чуть не свело нас с ума. Переезд в Италию принес бы перемену обстановки и окружения, что было нам необходимо. «Заинтересует ли меня, мистер Мирс? – сказал я. – Да я готов лететь хоть сейчас».
