Второй постулат о смысле занятий связан с первым, хотя звучит более реалистично: «Тайцзицюань занимаются для укрепления здоровья». Кстати, именно так формулировал цель этой практики основатель стиля Ян тайцзицюань Ян Лучань. Действительно, современные исследования показывают, что занятия тайцзицюань, синъицюань, багуачжан способствуют излечению даже таких тяжелых болезней, как туберкулез, диабет, гипертония, а также заболеваний опорно-двигательной, костно-мышечной, кровеносной системы. Появились даже сообщения, что тайцзицюань и цигун замедляют рост злокачественных новообразований.
Но неужели все занимающиеся тяжело больны? К тому же тайцзицюань силен как вспомогательное средство, однако в лечении решающее слово остается все же за обычным медицинским арсеналом.
Третье утверждение: «Тайцзицюань — эффективный способ боя». Но, например, современный тайцзицюань, основанный на стиле Ян, весьма мало похож на боевые системы и не слишком пригоден для поединка.
Так что же несет в себе тайцзицюань? Прежде всего, он объединяет методы боя с духовной практикой, с особым способом миропереживания. Формы кулачного искусства стали символами соритмичности человека Космосу, человек отдается вселенской музыке. В процессе занятий приходит своеобразное ощущение пульсации: краски мира то становятся ярче, то вновь тускнеют, мир перед глазами то сужается, то расширяется. Этому соответствует и общая геометрия движений: шаг вперед — шаг назад, поворот влево — вправо, «накопление» ци — «выброс». О таком обнаружении вселенского ритма внутри себя, о пульсации, равной ритму самого Космоса, упоминают каноны тайцзицюань: «Один раз открытое — один раз закрытое: предельное выражение кулачного искусства» [350].
В этом ритме все время звучит мотив Дао. Именно Дао в равной степени обладает и постоянством, превосходя изменения в любых вещах, и изменчивостью, бесконечно трансформируя самое себя. Именно Дао в один и тот же момент пустотно, так как не имеет в себе ни одной определенной вещи, и наполнено, поскольку содержит семена всех вещей.
Форма движений может считаться истинной, если в ее истоке внутреннее движение. Внешнее и внутреннее соотносятся между собой не как сущность и ее символ, но прежде всего как зеркальное отображение друг друга. Когда, например, руки поднимаются вверх, внутреннее ци опускается вниз. При движении корпусом и рукой вперед ци одновременно идет назад. В тайцзицюань эта «разнонаправленность» обозначена выражением: «Внутри ваты таится игла». Создается особое внутреннее натяжение, или напряжение, отличное от обычного напряжения мышц. Оно ощущается как разматывание и сматывание клубка нити тутового шелкопряда — упругой шелковой нити.
Рождение одного начала не просто влечет за собой рождение другого, но означает их моментальное и одновременное появление — «парное рождение» (шуанчэн). В этом и заключается смысл многих сентенций из канонов «внутренних» стилей: «Если появилось левое, тотчас появилось правое», «как только появляется верх, тотчас появляется низ». Переход противоположностей, их зеркальное «переворачивание» возможны лишь в предельный момент существования. Его называют «Великий предел» (тайцзи), выражение Дао на границе явленного и неявленного миров.
«Тело, пронизанное пустотой»
Со временем «внутреннее искусство» (нэйгун) обретало эстетическую чувственность, схожую с восприятием поэзии и живописи. Идеал «пустотного сознания», отторжения внешних форм вещей занимал все больше места и во «внутренних» стилях. Например, «Песнь об истинном смысле тайцзицюань» красочно и поэтично рассказывает о том, что действительно ценно в этом мире:
Нет ни форм, ни образов,
Все тело пронизано пустотой.
Забудь о вещах и пребывай в естественности,
Словно сосуд, подвешенный в Западных Горах.
Рык тигра и крики обезьян,
Чистые источники и незамутненные воды,
Клокотание рек и рев океанов.
Своими природными свойствами
Утверждай свою жизненность.
«Сосуд, подвешенный в Западных горах», вне суетного мира — символ предельного не-наличия (напомним, что пустота сосуда — метафора Дао). В этой «пустоте» проступают природные свойства самого человека, и он начинает реализовывать себя в мире, проходить свой путь — «утверждать жизненность». Формы ушу — приемы, движения, позиции — уже выучены, преодолены и забыты. Остается лишь некое «вскармливание» собственного внутреннего начала, позволяющее ощущать себя разлитым во всех уголках Вселенной и утверждающее присутствие всего во всем. «Рык тигров и крики обезьян, клокотание рек и рев океанов» остаются непреходящим эхом молчаливого образа Дао в человеке.
Во «внутренних» стилях появляется понимание единения различных форм через Дао. Видимые формы ушу суть посредники истинной, но невидимой реальности Дао. Об этом говорит примечательный пассаж Сунь Лутана: «Дао — это корень инь и ян, основа мириад вещей. Но это Дао не проявлено и обнаруживается через Великую пустоту. Когда Дао проявляет себя, оно перетекает в сотни явлений. Дао одиноко — таково оно! На Небе назовем это предопределением, в человеке назовем это природными свойствами, в вещах назовем это принципом, в кулачном искусстве назовем это внутренним усилием. Поэтому искусство „кулака внутренней семьи“ включает три школы — тайцзи, синъи и багуа, которые по своим формам хотя и различны, но в своей предельной форме возвращаются к пустоте Дао и таким образом приходят к Единому» [216].
«Внутренние» стили воспринимаются мастерами как особый тип воспитания. И цель здесь — не здоровье, не укрепление тела и даже не обретение боевых навыков. Нравственный идеал традиции устремлен к тем понятиям, которые всегда считались уделом философов. Обратим внимание, с какой фразы начинает свои знаменитые «Рассуждения о тайцзицюань» Ван Цзунъюэ: «Великий предел порожден Беспредельным и является матерью инь и ян. Приходя в движение, он разделяется, возвращаясь в покой, он вновь соединяется». Практически все остальные труды по тайцзицюань явились комментариями к этому лаконичному, но удивительно емкому тексту. Перед нами фраза, заимствованная у известного неоконфуцианца Чжоу Дуньи, из его трактата «Объяснение схемы Великого предела». В свою очередь сама «Схема Великого предела» заимствована из «Схемы Беспредельного» («У цзи ту») даоса Чэнь Туаня (X в.), а источником последней послужили более древние алхимические труды. Таким образом, философские построения тайцзицюань, хотя и базировались на неоконфуцианской теории XI–XII вв., своим истоком имели древнейшую теорию алхимических и метафизических метаморфоз, схождения и разделения противоположностей.
Такое «истинное движение» рождается само собой. Человек не выдумывает его, не вспоминает, не совершает усилий, чтобы воспроизвести его. Надо лишь дать свободно излиться внутреннему движению и довериться своему духовному ритму. В этом и заключен смысл известного требования: «расслабиться и подчинить свое сознание опустошенному покою».
Схема развертывания Великого предела
«Наполненность формы» и есть момент совпадения внешнего движения и его внутреннего, от природы заложенного в человеке образа. Это и зовется «одухотворением формы», (шэньсин). Так происходит воплощение внутреннего ритма во внешнем действии. Не случайно один из знаменитых «внутренних» стилей зовется «Кулак соответствия формы и волевого импульса» (синъицюань). Названия двух других стилей — «Ладонь Восьми триграмм» и «Кулак Великого предела» — обнаруживают намек на то, что за движениями в этих школах кроется некое космическое сверхдейство, которое человек выражает в конкретных формах ушу.
Внутренний ритм человека не равномерен, он скорее «симфоничен», напоминает музыку, которая разлита в сотнях несхожих обертонов, меняет свой темп, настроение, звучание. Таково и символическое движение во «внутренних» стилях — его ритм не равномерен, в нем отсутствует монотонность.
Эта аритмичность позволяла китайцам сравнивать движения во «внутренних» стилях с мерцанием пламени свечи, с колеблющимся листком на дереве, с полощущимся на ветру знаменем, что определяло смысл внутреннего движения как трепетания самой жизни. Но вместе с тем в основе всех изменений существует удивительная устойчивость — «Великое постоянство». Оно заключается в том, что внутренняя нить, внутреннее течение не должно прерываться ни на миг, как и сознание ни на секунду не должно покидать форму, ибо именно «волевой импульс стимулирует циркуляцию ци».
Мистическое переживание себя как Вселенной заставляет человека сводить время к точке «вечно длящегося сейчас». Как бы быстро ни двигался соперник, последователь «внутреннего» стиля все равно опередит его. Он просто знает обо всем раньше самого нападающего, предваряет собой всякое его действие и всякое усилие. Тайцзицюань учит: «Противник не двигается — я тоже не двигаюсь. Лишь только противник совершил малейшее движение — я все равно двинулся раньше него. Усилие кажется расслабленным — но не расслаблено. Стремлюсь раскрыться, но не раскрываюсь. Усилие может прерываться, но волевой импульс не прерывается» [246].
