ПН. Казаков, бывший футболист столичных «Динамо» и «Спартака», судья международной и всесоюзной категорий, судивший матчи Олимпийских игр, чемпионата мира, финал УЕФА. Среди наставников был испанец Роберто Сагасти, ребенком приехавший в Союз из Испании, игрок московского «Спартака», педагог, как говорится, от Бога.
Уже во время моей учебы в стенах института (ректором тогда был Иван Денисович Никифоров, прекрасный организатор, большой ученый) появились преподаватели новой формации, в значительной мере обновившие, а порой и опровергшие установившиеся представления в области методики физической культуры, физиологии, биохимии. В научные исследования внедрялись методы математической статистики. ГЦоЛИФК работал в тесном контакте с Всесоюзным научно-исследовательским институтом физической культуры, где также были собраны лучшие научные кадры отечественного спорта.
Новые методики преподавания были результативны. О моих сокурсниках скоро заговорили любители и специалисты футбола. В моей группе учились Вадим Никонов, Юрий Савченко, Валерий Бутенко. Никонова и Савченко пригласили играть за основу московского «Торпедо». В. Бутенко стал мастером спорта по футболу, судьей всесоюзной и международной категорий, судил матчи чемпионатов мира, Европы, еврокубков.
Наши студенческие годы пали на начало 1960-х годов. Как и студенты других вузов, мы читали стихи А. Вознесенского, Р. Рождественского, Б. Ахмадулиной, Е. Евтушенко, Э. Асадова, повести Н. Думбадзе, В. Аксенова. Обсуждали фильмы А. Тарковского, роли О. Ефремова, О. Табакова, Т. Дорониной.
В 1950-х годах появилась плеяда спортсменов, оставивших след в истории легкой атлетики, хоккея, футбола. За футбольные команды своих институтов играли тогда В. Старшинов, братья Майоровы, В. Соловьев. В нашем институте в турнирах и первенствах разных уровней играло пять футбольных команд. Свои команды были в МАИ, МАТИ, у бауманцев. Нередко в институтских командах играли кандидаты в мастера спорта и даже мастера спорта, выращенные в своих коллективах!
Я и Саша Кузнецов играли за первую команду своего института на первенство Москвы. Кроме этого, мы оба защищали еще и честь «Крыльев Советов» – того самого общества, за которое я и крал с детства. Выступая за «крылышки», я увидел, так сказать, в деле живую легенду нашего футбола – Эдуарда Стрельцова.
Тогда не только московские болельщики «Торпедо», а, можно сказать, вся страна с придыханием произносила его имя. Спустя много лет по линии ФИФА я был в одной из стран Латинской Америки. Когда на официальных и неофициальных встречах узнавали, что я русский, люди восклицали: «О, Стрельцов!» Так мы часто Пеле ассоциируем с Бразилией, а точнее, Бразилию с Пеле.
Я участвовал в одной из первых игр после возвращения Стрельцова из лагерей. Раньше я видел его только с трибуны – мы специально ходили смотреть на «Стрельца». Теперь он был не так строен, не так подвижен, но что же он творил на поле! Поистине возраст не властен над гениями. Он находился на границе штрафной, спиной к воротам. Я его вроде бы плотно опекал, но Эдуард принял мяч на грудь, не дав ему опуститься на землю, развернулся и пробил! Саша Кузнецов, ученик Яшина, оказался бессилен.
Мы и фал и не только за институтскую команду, но и, как бы это мягче сказать, шабашили, что ли. Нас время от времени привлекали играть то под знамена «Спартака», то за сборную ВЦСПС в Вышний Волочок, Иваново. Платили немного, но для студента и это были деньг и!
Эти деньги обычно тратили вставшем популярным кафе «Аэлита», где звучал джаз, в клубах, где пел знакомый пока только определенному кругу Володя Высоцкий, покупали модные шлягеры, записанные на рентгеновских пленках. Тогда столица, как и вся страна, начала «заболевать» КВНом. Мы создали свою институтскую команду и по ночам репетировали, придумывали шутки.
Побывали мы и на целине. Правда, на недавно освоенные казахстанские земли мы поехали для того, чтобы на некоторое время стать преподавателями в новых школах новых городков и сел. Я был направлен в город Смирнов, где вместе с боксером Сережей Проценко пробовал себя в роли учителя физкультуры. Мало кто знает, что тогда на целине строили школы со спортзалами, а то и спортивными комплексами. Правда, не называли это национальными проектами.
Стипендии у нас были мизерными. Сидеть на шее у родителей было стыдно, и мы искали любую возможность подработать. Наш преподаватель А.С. Соловьев предложил поработать в спортивно-оздоровительном лагере недалеко от Звенигорода. Лагерь был непростым, здесь отдыхали дети работников ЦК КПСС.
Главным физруком в лагере был Александр Андреевич Михеев, работник администрации ЦК КПСС, а директором – Михаил Сергеевич Холин, до этого работавший в знаменитых «Артеке» и «Орленке». Дело, конечно, не в должностях. Эти люди создали лагерь с образцовой организацией детского отдыха, и мы должны были отвечать этому уровню.
В лагере – около двухсот ребятишек. Здесь не просто существовали на бумаге, а реально работали секции волейбола, футбола, гребли, легкой атлетики. Мы учились сами, а потом учили детей разжигать костры в сырую погоду с одной спички, уходили в многодневные походы. От лагеря до Звенигорода было примерно километров десять. Однажды мы решили добраться до города двумя группами: одна – на велосипедах, другая – на лодках, а там уже встретиться, разжечь костер.
До Звенигорода наша группа шла водным путем. Преодолели намеченный маршрут точно по графику, минута в минуту. Велосипедисты тоже оказались на месте вовремя. Был тихий вечер, звездное небо, костер, гитара. В общем, все располагало к тому, чтобы студентам-физкультурникам приударить за студентками-педагогичками, проходившими практику в лагере пионервожатыми.
– Простите, как вас зовут?
– Татьяна.
Из ковша Большой Медведицы выпала звездочка и оставила за собой на секунду видимый след.
– Успели загадать, чтобы на следующий год сюда вернуться?
Девушка улыбнулась, покачала головой:
– Вы знаете, этот лагерь для меня, как дом родной. Школьницей года три я каникулы тут проводила, так что знаю здесь всех и всё.
– А что тут особенного можно знать? – спросил я. – Спортплощадки, столовая, кинозал.
– Тут недалеко усадьба М. Пришвина. Левитан сюда приезжал, Танеев. Здесь после освобождения из Петропавловской крепости жила Вера Засулич. А вы читали «Охоту»? Пришвин писал свой рассказ в доме, до которого отсюда идти минут пятнадцать.
– Что, серьезно?
– Хотите, чтобы я устроила вам экскурсию?
– Хочу!
Вот таким вышло наше знакомство. По правде сказать, поначалу я не думал, что оно будет иметь хоть какое-нибудь продолжение. Предстояли трудные, до предела загруженные дни: уже назавтра к нам съезжались ребята из двенадцати подмосковных лагерей для проведения ежегодной летней олимпиады по легкой атлетике и игровым видам спорта. На мне как на физруке лежали и бытовые, и организационные хлопоты. Кроме того, я отдавал себе отчет, что это элитный лагерь, и если девочка отдыхала здесь не один раз, то ее родители, видимо, высокого полета. Я тогда был бедным студентом, довольствовался малым. Правда, раз в месяц позволял себе посидеть в «Национале» за чашкой кофе, и моим лозунгом по-прежнему было: «Любить – так королеву!» Вот только нужен ли я буду королеве?
При случае я спросил у моего непосредственного руководителя в лагере, главного физрука Михеева:
– Александр Александрович, вы вон ту черненькую, которая возле крыльца стоит, не знаете?
Татьяна в это время собрала вокруг себя девочек, что-то им объясняла.
– Конечно знаю! Танечка Аронова. Славная, скажу тебе, девочка! Я и с папой ее хорошо знаком, он у нас в хозяйственном отделе работает. Профессионал-электрик, каких поискать! А ты чего спрашиваешь-то?
– Да так...
Девочка не была красавицей, но постоянно чем-то удивляла. Я помню, как мы подшучивали над ней, когда прочитали на рекламном щите ее пионерского отряда девиз: «И вечный бой. Покой нам только снится!»
Закончилась наша олимпиада, стали готовиться к закрытию очередного сезона. Общая линейка, прощальный костер. Случайно или нет, но опять мы оказались рядом. Непроизвольно у меня вырвалось:
– Я бы хотел с вами встретиться в Москве.
– Я тоже.
Шел 1967 год. По окончании лагерного сезона мы решили сыграть в один день две свадьбы: нашу с Татьяной и Гриши Минскера с Тамарой.
11омню, как Григорий впервые рассказал мне о ней: «Это та самая девушка, в честь которой я писал свои стихи!» Я удивился: «Ты же их писал в армии. Вы что, так давно знакомы с Тамарой?» – «Нет, я знаком с ней недавно. Но это не имеет ровно никакого значения! Это она, понимаешь? Девушка мечты. Я се всегда представлял именно такой, до самой маленькой черточки!»
