Широко заторговала нэпмановская Москва. Засияли огнями зеркальные витрины бывшего елисеевского гастронома на Тверской. По соседству восстановилась булочная Филиппова. Закляцали по мощеной мостовой рысаки «на дутиках», затрубили в грушевидные сигналы огромные «линкольны» для частного проката – мечта обывателя. В центре столицы развалил свои припасы Охотный ряд. Гомонил птичьим разноголосьем базар на Трубной площади. С далеких подступов Самотеки доносился ни с чем не схожий шумовой эффект рынка Сухаревой башни. Нестройная гамма голосов с включением всевозможных механических звуков создавала такую звуковую полифонию, что воспроизвести ее словами для понимания невозможно, но в ней слышалось что-то родное, искреннее, нашенское!.. И такое же родное и близкое слышалось на стадионах, которые рабочая молодежь обживала на правах новых хозяев.
Генеральная встреча в матче со сборной Турции в этих условиях – одна победа, одно поражение – имела архиважное значение. Рекой потекли 16 ноября 1924 года 15 тысяч москвичей на стадион Замоскворецкого клуба спорта имени В. В. Воровского, сверхуплотнивший двенадцатирядные деревянные трибуны.
Предприимчивый кинооператор со штативом-треногой и камерой забрался на железную стойку ворот, чем немало смутил турецкого судью X. Эмина, реферировавшего матч.
Гости не изменили принятому в первых тренировочных встречах со сборными Москвы порядку: вышли в национальной футбольной форме – белых рубашках с красным полумесяцем и белых трусах. Заснеженное поло их не смутило, хотя погода была опять с минусовой температурой. Пронзительный ветер заставлял турецких футболистов приплясывать, искать защиты от пронизывающего холода.
Затерявшись в гудящей массе зрителей, ошарашенный невиданным скоплением публики, я старался запечатлеть в своей памяти каждую деталь исторического спортивного события – дебюта футбольного флагмана СССР!
Вот они выстроились, герои дня, на которых пал выбор защищать честь футбольного флага страны. Назову их имена: вратарь – Соколов Н. (Москва), правый бек – Рущинский М. (Москва), левый бек – Ежов П. (Ленинград), правый хавбек – Филиппов П. (Ленинград), центрхавбек – Селин Ф. (Москва), левый хавбек – Привалов И. (Харьков), правый крайний форвард – Григорьев П. (Ленинград), правый инсайд – Бутусов М. (Ленинград), центрфорвард – Исаков П. (Москва), левый инсайд – Шпаковский А. (Харьков), левый крайний форвард – Шапошников А. (Орехово-Зуево).
Первое огорчение – Павла в составе я не обнаружил. А ведь главные мои надежды связывались как раз с Канунниковым. В каждом поколении есть особо популярные футболисты. Их фамилии народом не уточняются. Достаточно назвать имена – Федор, Павел, Иван, – и всем ясно, что в виду имеются Селин, Канунников, Кочетков. Это высшее признание авторитета игрока.
Павел так и не появился. Но зато во всем блеске развернулся талант Михаила Бутусова, пришедшего в сборную как бы на смену старшему брату Василию. Капитан команды – правый инсайд сборной СССР – был достоин своего звания, он забил два гола в ворота сборной Турции. Со счетом 2:0 закончился первый хавтайм. Во втором Александр Шпаковский провел третий гол. Восторженная публика горячо приветствовала победителей, достойно ознаменовавших свой дебют.
Представители четырех городов – Москвы, Ленинграда, Харькова и Орехово-Зуева входили в основной состав сборной команды СССР первого созыва. Мои впечатления о новобранцах свежи, хотя прошло шестьдесят лет. Считаю себя обязанным поделиться ими с сегодняшним читателем и продолжу разговор о Бутусове.
Футболист из Питера – Михаил Бутусов долгое время не терял лидирующего положения в элитном отборе сильнейших форвардов страны. Несколько поколений уже сошло со сцены, а он продолжал защищать честь сборной. А когда пришла пора расстаться с капитаном, мы почувствовали себя осиротевшими. Чудилось, что осталось незаполненным огромное пространство. Я привык за мощной спиной центрового форварда ощущать особую надежность: забьет, мол, выручит капитан!
«…Понесла-а-а-сь!!!» – был любимый вдохновляющий клич-призыв Бутусова к атаке. Михаил Павлович с мячом в ногах мчался вперед, увлекая за собой партнеров. Поразительно, как с годами тучневший Бутусов – за сто килограммов веса – сохранял легкость движений до тридцатисемилетнего возраста. Опять та же мысль – нет, не следует ни в какие времена торопиться с проводами ветеранов футбола на заслуженный отдых.
Вратарь Николай Соколов – Евграфыч – так любовно звала его вся футбольная Москва. Популярность Соколова в истории отечественного футбола сравнима только с популярностью Льва Яшина: он так же в масштабах развития футбола своего времени всенародно был признан и любим всеми почитателями игры. Сухощавая, легкая фигура Евграфыча представлялась непробиваемой на линии ворот. Броски вратаря в верхние и нижние углы получили нарицательные названия, соответственно «ласточка», «рыбка». Действительно, что-то в них было схожее с полетом, когда вратарь взмывал стремительно вверх и отражал, казалось бы, неберущийся, летящий в «девятку» мяч, или столь же стремительно нырял к стойке и доставал «мертвый» мяч, теперь уже из нижнего угла ворот.
Прекрасный лыжник, легкоатлет, хорошо воспитанный, образованный человек, он без тени страха вел себя в жестких схватках с атакующими форвардами таранного типа.
«Руша» – так в кругах болельщиков звали Михаила Рущинского. Приземистый правый бек сборной команды Советского Союза обладал своеобразным ударом. Пластичная координация движений в момент удара была у этого футболиста в высшей степени притягательна. Когда сборная Москвы гастролировала в Вене, то на разминке перед игрой с командой Австрии Руша удостоился необычайной награды – зрители на переполненных трибунах разразились взрывом бурных аплодисментов…
Представьте себе ситуацию: к футболисту в красной майке, стоящему в центровом круге, опускается навесной мяч. От него со скоростью пушечного ядра мяч летит в направлении ворот и угождает в «девятку». Отчаянный бросок вратаря не помог, мяч пересек линию ворот и врезался в верхний угол. А Рущинский в этот момент все еще стоял в балетной позе с оттянутым голеностопом, как бы сопровождая полет мяча. Взбудораженный красотой футбольного эпизода, зритель восторженно аплодировал…
Левый бек сборной Петр Иванович Ежов – один из корифеев ленинградского футбола – был непроходимым для противника. Во всяком случае, мне не довелось видеть, чтобы этот атлет кому-либо проиграл дуэль в матчах высшего ранга. У него был полный набор приемов самого высокого класса: скорость бега, удары, дриблинг, зрелое тактическое мышление.
Это был спортсмен, влюбленный в футбол преданно и самозабвенно. Требовательность к партнерам и к себе – вот его принципы в футболе, да и в жизни вообще. Влияние Ежова на молодежь было огромным. Позже, будучи военным, в чине полковника, он занимал какое-то время должность старшего тренера сборной команды Москвы. При подготовке сборной для поездки в Болгарию за какую-то оплошность был отстранен от нее.
«Осечка», как он сам назвал этот штрих к своей тренерской работе, произошла с ним через много-много лет после дебюта в сборной СССР. А в том матче он действовал против правого крайнего турецкого форварда без осечек… И продолжал быть лучшим беком страны долгие годы…
На месте правого хавбека играл Петр Филиппов из знаменитой футбольной династии, столь же прославленной, как и Бутусовы. Петр Павлович был одержим идеей изобретения катапульты. Он мечтал создать метательный аппарат, резко интенсифицирующий тренировочный процесс. Однако то, что ему, хавбеку, отменно удавалось делать правой ногой – бить по мячу точно, в разных направлениях, гораздо хуже получалось у «механической пушки», им изобретенной.
Он был самым старшим из состава представителей Питера в советской сборной. Петр Павлович получил высшее образование в Англии, где постигал и азбуку футбола, принимая участие в календарных играх местных клубов. Но английская выучка не избавила русского школьника от пробелов в футбольной азбуке – у правого хавбека «отставала» левая нога. Ею он владел в обращении с мячом заметно хуже правой.
Но даже этот недостаток не помешал единодушному избранию его в основной состав сборной страны.
Самым колоритным и популярным футболистом того времени был Федор Селин. Болельщики любовно называли его «Рыжим» – за золотые кудри. Никто не переспрашивал, кто это, мол, Рыжий, любой знал – речь идет о Селине. У него было много прозвищ, но, пожалуй, «король воздуха» наиболее ярко и точно отвечало его манере игры, не имевшей аналогов. Ему и не нашлось в этом продолжателей. Он был неповторим в игре головой. В матче с турками, когда в последний момент выше всех в воздухе обозначилась золотая шевелюра Федора, он ударом головы предотвратил, казалось всем, неизбежный гол – «из самой девятки!». Трибуны чуть не рухнули от грома рукоплесканий. Ему ничего не стоило и снять мяч с головы высокорослого противника.