– У Рамиро не было альтера, – попыталась внести оптимистичную лепту я. – Скорее всего не было. Ведь он же тъёрн, а у них альтер – редкость.
– Может, и не было, – согласился Винсент, – но даже если и так, наверняка никто об этом не знал. Король, в конце концов, не обязан никому ничего демонстрировать.
– Ну и ты не демонстрируй, – пожала плечами я.
– Не выйдет, – горько усмехнулся он. – О том, что у младшего сына Густава Четвертого нет альтера, хорошо известно в Монтарии. Стоит мне приблизиться к линзорийскому трону, как слухи дойдут и сюда. Нет, секретов в этом отношении не будет.
Опустив голову на кровать, я уставилась в потолок. Да, слухи имеют значение. Именно они нередко играют определяющую роль, даже в вопросах большой политики.
Мои губы неожиданно расползлись в улыбке.
– А знаешь, Винсент, – произнесла я, снова поворачиваясь к другу, – мы с тобой сейчас говорим о проблеме, которая не стоит выеденного яйца.
– Только не начинай читать лекции о том, что отсутствие альтера – это ерунда, не имеющая никакого значения, – поморщился Винсент. – Тут дело не в фактах, а в том, как на них смотрит общество. А последнее нам обоим хорошо известно.
– Вот как раз об обществе-то я и говорю, – возразила я. – События, произошедшие в последнее полнолуние, получили большой резонанс. О них говорят повсеместно, во дворце и за его пределами. Так что ты теперь не просто монтарийский принц. Ты – человек, избавивший Линзорию от тъёрнов. Ты убил тъёрна, погубившего предыдущего монарха. Ты пошел по следу его сообщников и возглавил сражение, в ходе которого тъёрны были разгромлены. Ты полагаешь, местным жителям нужен какой-то другой король? Да они даже забудут спросить, есть ли у тебя альтер!
Я победоносно уставилась на Винсента.
Навестив Стеллу, Винсент в приподнятом настроении отправился к Селине. Она занимала те же покои, что и прежде, во время царствования лже-Рамиро. Только теперь Винсент шел туда не окольным путем, через лунный холм и подземный ход, а напрямик, не таясь, по дворцовому коридору. Охранники почтительно расступились, служанка доложила о его приходе. Беда в том, что эта открытость не радовала его в той степени, в какой могла бы. Мешало понимание, что долго так, как сейчас, продолжаться не может. Необходимо что-то менять, и в самое ближайшее время. Роль фаворита его уж точно не устроит.
Белое домашнее платье, украшенное крошечными жемчужинками и кружевами. Нитка жемчуга на шее. Светлые распущенные волосы. Она потрясающе красива, как и всегда. И настолько желанна, что, поцеловав ей руку, он тут же переключается на губы, даже не дожидаясь ухода горничной.
– Ты выглядишь усталым, – заметила Селина после продолжительного поцелуя.
Мягко провела рукой по его щеке, попутно погладив кожу под глазом.
– Ерунда, ничего серьезного, – отмахнулся Винсент, садясь на салатовую банкетку. – Некоторое число людей, отбившихся от рук, и еще большее – тех, кому неплохо бы эти самые руки оторвать.
Поцеловав его в макушку, Селина отошла к прикроватному столику.
– То-то ко мне заходил ябедничать дворецкий, – хмыкнула она. – Пожаловался, что ты переувольнял кучу народу. Просил принять меры.
– Были причины, – лаконично проинформировал Винсент. – И что ты ему ответила?
Селина вернулась к банкетке, неся в руке бокал с красной жидкостью.
– Чтобы смирился, если не хочет пополнить ряды уволенных, – с усмешкой ответила она.
Девушка вручила бокал Винсенту, он принюхался и сделал глоток. Вино, подогретое с фруктами и пряностями. По уставшему телу заскользило расслабляющее тепло.
– А ты? – спросил он.
– Не хочу, – отмахнулась Селина, и стало понятно: это было приготовлено специально для него.
– Как прошел твой день?
Быстро осушив бокал, Винсент отставил его в сторону и вытянул руки. Селина села к нему на колени и обвила руками шею. Винсент прикрыл глаза, с наслаждением вдыхая пряный аромат ее духов.
– Очень много документов, – с тяжелым вздохом ответила Селина. – Бумажки, бумажки и бумажки. Со временем я, конечно, в них разберусь. А пока от них сплошная головная боль. Между прочим, я хотела с тобой посоветоваться по одному вопросу.
– По какому?
– Мне порекомендовали объявить амнистию в честь коронации. Я знаю, что многие так делали, этот шаг добавляет монархам популярности. Но мне совсем не улыбается перспектива резко повысить уровень преступности в начале собственного правления, выпустив на свободу бандитов и головорезов всех мастей.
– Идея неплоха, но к ней надо подойти осторожно, – заметил Винсент. – Нельзя отпускать всех подряд. Кому-то можно сократить срок заключения, чье-то наказание оставить как есть. Надо отправить запрос в главные тюрьмы и сформулировать условия исходя из тех данных, которые они предоставят.
– Ну вот, и будет еще больше бумаг, – вздохнула Селина, вставая и переходя к зеркалу.
– Я помогу, – подбодрил Винсент.
Селина кивнула, промычав в ответ нечто нечленораздельное и задумчиво глядя в зеркало. И вдруг, повернув голову, спросила:
– Винсент, ты вообще собираешься на мне жениться?
На то, чтобы отреагировать, ему потребовалось не больше пары секунд.
– Собираюсь, разумеется.
И главное, говоря это, он не просто верил в свой ответ, но и прекрасно понимал, что никак иначе быть не могло.
– Это радует, – хмыкнула Селина.
Винсент подошел к ней и заключил в объятия.
– Только имей в виду, – сказал он ей на ухо, – никаких взаимовыгодных союзов, которые готовят, как договор о купле-продаже. Никаких партнерских соглашений, когда каждый живет так, как хочет, прикрывшись браком, как удобной ширмой. И мне плевать, королева ты или нет. Либо это будет нормальная семья, либо после коронации ты меня больше здесь не увидишь.
Винсент не мог видеть лица Селины, но он почувствовал, как она улыбнулась, и даже мог бы описать все мельчайшие детали этой улыбки – растянувшиеся уголки губ, совсем чуть-чуть приоткрывшийся рот и чертовщинки, отчетливо посверкивающие на дне ангельски-голубых глаз.
– Конечно, это будет нормальная семья, – счастливо ответила она тоже ему на ухо. – Мне давно осточертели те правила жизни, по которым я существовала с самого рождения. Иначе я не связалась бы с тобой.
Две недели пролетели стремительно, так что конкурс красоты подкрался, можно сказать, незаметно. И вот нас, девять участниц, оставшихся в живых, разодели по высшим стандартам современной моды, нанесли на лица боевую раскраску и подтолкнули навстречу алчущей зрелищ публике. Вернее, планировали подтолкнуть. Пока мы сидели в отведенной для приготовлений комнате, прислушиваясь к скрипу передвигаемых стульев и шуму голосов, доносившихся из соседнего зала, где, собственно, и должен был состояться конкурс. Музыканты готовились по-своему, в последний раз проверяя, как настроены инструменты. В честь такого события сюда направили чуть ли не целый оркестр.
Суть конкурса была очень проста. Всех нас уже представили членам жюри (да и большинству зрителей тоже) во время предыдущих мероприятий, таких, как давешняя презентация альтеров. Теперь наша задача состояла в том, чтобы станцевать перед публикой вместе со специально подготовленными для этого мужчинами-партнерами. При этом оцениваться должна была не только внешность и не только искусство танца, но и умение себя держать, способность сделать реверанс, знание манер и прочие навыки вроде умения правильно дышать, которые должны были проявиться до, во время и после танца.
Сказать, что девушки были напряжены, значит не сказать ничего. Напряженность буквально-таки вибрировала в воздухе, звенела почище струн, которые перебирали в соседней комнате музыканты. По большей части конкурсантки готовились молча, но то и дело открывали рты, переругиваясь друг с другом. Требовали у соседки вернуть пропавшее зеркальце, спорили о том, чьи духи стоят слева от пудры, выхватывали одна у другой из рук кисточку для нанесения румян.
Когда назревала очередная, кажется пятая, по счету перепалка, я не выдержала.
– Перестаньте! – воскликнула я, хлопнув ладонью по столику.
При этом слегка не рассчитала силу, и баночки с пудрой, румянами и прочей косметикой подпрыгнули, чуть было не соскочив на пол. Ясное дело, такая выходка привлекла всеобщее внимание.
– Почему вы так нервничаете? – осведомилась я. – Вы же прекрасно ко всему готовы!
– Тебе легко говорить! – огрызнулась Нерис. – А я, когда с манекеном танцую, с ходу забываю все на свете и начинаю путать шаги!
Манекенами мы называли своих партнеров по конкурсному танцу. Они действительно были подобны манекенам: все похожи друг на друга, высокие, широкоплечие и при этом совершенно безликие, с идеально точными движениями, в которых не оставалось ничего живого. Идея заключалась в том, что партнеры, необходимые постольку поскольку, не должны перетягивать на себя внимание зрителей и судей. От мужчин требовалось оставаться в тени, предоставляя блистать и проявлять себя исключительно конкурсанткам. Вот только танец при таком раскладе и вправду становится вдвое тяжелей, не говоря уж о том, что он доставляет мало удовольствия. А тут еще и судьи, следящие за каждым движением девушек, жадно ловящие малейшую ошибку…
