«Хорошо».
Фига се. Вот это высокие отношения, вот это уровень сепарации собственного ребенка. Неудивительно, что Алена такая самоуверенная.
— Она у тебя не психолог?
— Неа, — почему-то мой вопрос невероятно позабавил приспешницу. — У моих родаков просто четверо детей, а я старшая. Сечешь?
— Нет, не секу, — честно признался я. — Разве это на что-то влияет?
— Понятно, ты, поди, один в семье? Сыночка-корзиночка, родители тебе попу вытирали?
Говорила Алена насмешливо, но без всякого наезда. А меня меж тем словно холодной водой окатили. Я старался не думать об этом.
— Нет, родители пропали без вести в двенадцатом году. Они торговали на рынке, поехали за товаром и не вернулись. Бабушка воспитывала.
— Сорян, бывает. Я к тому, что все ок. Так че, я погнала с Леопольдиком?
Блин, не девушка, а коробка конфет с ликером. Чистое проявление нашего менталитета в одном человеке. И дело не в том, что мы, русские, в целом бесчувственные. Если американец скажет, что у него умер дед, пусть это произошло десять лет назад, собеседник чуть ли не расплачется. Начнет говорить, что ему ужасно жаль и все такое. Русский лишь скажет «извини», да похлопает по плечу.
Вся разница из-за того, что мы более искренние. А еще очень смущаемся собственных чувств и редко умеем их выражать.
Но обескуражила меня Алена тем, что сочувствие у нее уместилось в два слова, после чего она тут же перешла к более насущным вопросам. Леопольд, который менее всего походил на Леопольдика (вот повернулся же язык такое ляпнуть), жестом пригласил девушку следовать за ним и внимательно посмотрел на меня. Наверное, в его взгляде можно было прочитать что-то вроде: «Веди себя хорошо».
Даже захотелось ответить: «Я постараюсь».
Как только телохранитель покинул Подворье с моей новоиспеченной приспешницей, я судорожно приступил к плану. Так быстро, насколько оперативно мог работать мой мозг.
Для начала я пошел к самому большому магазину с вывеской «Артефакты и сопутствующие товары» и принялся стучать во входную дверь. Да, дверь была закрыта, да, время неподходящее. Но что поделать, если другого удобного момента у меня не будет?
Конечно, немного напрягало пристальное внимание ратников. Но тут главное придать себе уверенный вид, Если у тебя морда кирпичом, то любая, даже лютая дичь порой воспринимается как нечто нормальное. Потому что стоит занервничать, как тут же ратники подойдут и спросят, какого черта здесь, гражданин, происходит?
Мне повезло, потому что секунд через двадцать заспанный ведун в пижаме открыл дверь.
— Молодой человек, извините, мы закрыты.
— У меня есть срочное дело, — вытащил я мешочек с сотней монет.
Да, расточительно, да, слишком барский жест. За такое в Выборге любого рубежника бы выпороли. Но у меня было очень мало времени, а вариант заинтересовать торговца только один. К тому же, когда разберусь с продажей всех ингредиентов, денег будет достаточно.
В данный момент уловка сработала. Артефактор забрал мошну и впустил меня внутрь, щелкнув выключателем.
Помещение больше походило на лавку старьевщика, нежели на серьезную торговую организацию. Куча всякого мусора на полках и под ними, захламленный какими-то доспехами и приспособами проход, разве что все начищено и без малейшего намека на пыль. Собственно, это и приободрило. А еще то, что лавка находилась в самом центре Подворья. Она как главный камень в японском саду, ее видно из любой части.
Думаю, за аренду места здесь тоже платят прилично. И какая-нибудь шарага «Рога и копыта» долго бы тут не просуществовала.
— Добрый день, меня зовут Матвей.
— Степан Филиппович, — чуть поклонился артефактор. — Чем могу служить в столь поздний час?
Был он невысок, толстоват и с намечающимися залысинами на макушке. И судя по короткой седой бороде и хитрому взгляду из-под очков «Половинок», многое повидал на своем веку. Вообще, торговец-артефактор производил впечатление человека, которому лучше не класть палец в рот. А если на пальце перстень, то и вовсе не показывать.
Ну и на Степана Филипповича товарищ никак не тянул. Скорее на Самуила Фишеловича. Я даже пожалел, что сюда явился. Наверняка он заломит конскую цену за то, что мне нужно.
— Мне посоветовали вас как лучшего артефактора Санкт-Петербурга.
Не знаю, что придало мне вдохновения. То ли ограниченность во времени, то ли напор, с которым я ворвался во владения пожилого мужчины. Вроде как отступать же уже точно поздно. Если он скажет, что таким не занимается и только торгует, то я всего лишь потеряю сто серебряных монет. ВСЕГО ЛИШЬ! Если Грише расскажу, он меня убьет.
— Кто сказал?
— Они бы предпочли остаться неизвестными. Могу намекнуть, что эти господа имеют не самое последнее влияние на Великого Князя.
— Даже так? — спросил артефактор, но вроде как не особо удивился.
Держу пари, что он точно пробьет меня. Но даже не жалко. Что узнает? Что я с Выборга и прибыл по повелению Великого Князя. Да мне такое только в плюс.
— И что вы хотите?
— Чтобы вы сделали копию этой штучки, — я вытащил Трубку с Лихо.
— Вон чего удумал, сс… А говорил отпустишь.
— Отпущу, но не сразу.
— Что вы говорите? — не понял Степан Филиппович.
— Я говорю, держите, я сейчас артефакт отпущу.
— Угу, — взял Трубку в руки хозяин лавки. Потряс ее, пощупал и стал изучать хистом.
— Любопытно, не встречал еще ничего подобного. Это вроде стандартного сосуда с пространственной магией. Но я ничего не чувствую. Есть ли внутри кто-нибудь?
— Есть, — сказал я.
— Интересно, очень интересно. Как же получилось создать столь стабильный артефакт? Он многоразовый?
— На три заряда. После чего…
— Скорее всего разрушится, — согласно покивал головой Степан Филиппович.
В мгновение ока он преобразился. Из заспанного полного человечка превратился в фонтан, наполненный энергией. Степан Филиппович вертел Трубку так и эдак, словно пытаясь что-то в ней рассмотреть. А затем поставил на стол.
— Оставляйте ваш артефакт, я попробую создать копию.
— Извините, этого я сделать не смогу, — я бережно забрал артефакт обратно, засунув в рюкзак.
— Позвольте, но как мне тогда работать? Если у меня не будет ни образца, ни чертежей артефакта… Я даже печати мастера не увидел. Видимо, вещица была создана втайне.
— Все так. Я знаю лишь имя артефактора — Николай Моровой. Он жил в Выборге и наверное…
— Николай Сергеевич? — взметнулись у хозяина лавки брови ко лбу. — Глупости, он большую часть жизни прожил в Санкт-Петербурге. А в Выборг переехал на старости. Там и сынок его непутевый родился, Федор, кажется. Похоже на работу Николая Степановича, очень похоже. Великий мастер был. Только с его записями проблемы могут возникнуть.
— Какие?
— Понимаете, его лавку выкупили как раз перед переездом люди Богдана Ефимовича. Там эти записи и нашли. Не знаю, как получилось, что их не передали сыну, но он на них претендовать не стал. Потому воевода забрал чертежи себе.
— Хорошо, если эти чертежи окажутся у вас, то технически вы сможете создать копию артефакта?
— Смогу, — согласился Степан Филиппович. — Но это будет стоить очень серьезных денег, молодой человек.
Я уже понял, что меньше всего мой собеседник любил слово «дешево». Но я кивнул. Осталась сущая пустяковина, придумать, как сделать так, чтобы воевода отдал мне записи Николая Морового?
— Еще кое-что. Посмотрите на этот жезл, — вытащил я подарок вдовы Вранового.
А что? Деньги за визит все равно уплачены.
— Искусная работа, — оценил жезл Степан Филиппович. Однако было видно, что Трубка его впечатлила больше.
Он скользнул хистом по артефакту и промысел даже, казалось, на мгновение заполнил его. Но тут же отступил.
— Защитный жезл. Не могу сказать, как именно он работает, надо смотреть. Действие банальное, один заряд — одно использование. После чего заряжать нужно снова. Весьма действенно и весьма непрактично.