- Дарья Владиславовна? А вы…
- А я продолжу. Значит, нам нужны два замерщика тканей, кружев и… Чего там еще?
- Шнуров, - оторвалась от своих записей Павлина. И проницательно так прицелилась глазами в моего помощника. Но, время не пришло еще! – Владетельная госпожа?
- Попозже.
- Да я не о том, то есть, не о нем. Я просто вспомнила. Вы давеча вопрос задали: «Почему?»
Ну, конечно, я помню тот вопрос. Как выскочила на крыльцо из лавки в Шлюне и, закатив глаза, именно это лишь единственное слово простонала: «Почему?»
- И-и?
- Мануфактура ткацкая в Крайлабе раньше принадлежала храму. Льняные поля, овечьи пастбища, прядильни, ткацкие мастерские и лавки. Вся целиком. И не какому-то конкретному строению, а слово ваше, как его… системе. И потому там до сих пор сохранены такие меры. В память.
- А замерщиками в лавках изначально были храмовые жрицы? – прищурилась цинично я.
Павлина меленько кивнула:
- Да.
- И наверняка все миниатюрные по типу «шлюнская Замтуша».
- Вот не знаю.
- Закрыли тему. Игнас? С тобой продолжим. Записывай: найти и привезти к нам в Катборг двоих замерщиков из Личных государевых земель. Самого маленького и самого большого.
- А зачем? – как они спелись то вдвоем за весь поход.
- Для усреднения длины локтя и изготовления обязательной замерочной линейки по полученной длине. И мы при этом заповедь из Уложения соблюдём.
Надеюсь, получится. А дальше началось психологическое представление: «Допрос с пристрастием». Причина – опыт с камнем. Ну или по привычному – эксперимент. Сам камень с грозных Витских гор, извлеченный из гнезда, уже который день болтался, затаясь в мешочке, на субтильной шее у Игнаса. А тетрадь с ежедневными вопросами Павлина заполняла. Хотя, поглядывали искоса на нашего подопытного все (конечно, из осведомленных). И пока…
- Изменений нет. Не наблюдаю, - подняла от записей глаза наша старательная «лаборантка».
- Изменений нет… - протянула вслед за ней содружница моя. – А ведь мы можем и ускорить весь процесс.
- И как? – задернула я, наконец-то, занавеску.
В природе столько происходит изменений. Снега сменяются сырой промерзлою землей, земля травою молодится и цветами. А мы… Что у меня с настроением? Чень кудлатый! И календарик в Катборге забыла. В купе, протопленном нещадно Бранкой, тем временем разворачивался серьезный околонаучный спор:
- Сыграем, - хмыкнула с азартом Бозена. – И если Игнас повадится у нас выигрывать, то, значит камушек от Пада.
- Камень удачи? – с подозрением выдавил мой секретарь.
Ну и правильно. Кому захочется при именно таком раскладе страдать от помутнения в уме? Куда с ним бежать? Какие ставки заключать? И где? Та-ак. Стоп! «Какие ставки»? И что-то в голове мелькнуло, однако тут в купе такой поднялся гвалт, что смёл все мои мыслительные робкие ростки:
- Я знаю «Рифмы»!
- Павлина, это несерьезно!
- А если в «Пузанчики»?
- Павлина, ты чего? Там ведь деревянные макушечки нужны.
- А в «Жмурицы»? А чёть? Ой, простите, влезла. И я вообще вам горячий чайничек. Нате!
- Я в «Жмурицы» согласен! Только… ой, нет! Я передумал.
- Вспомнил, за кем ты бегать будешь?
- Нет, а, вдруг, впечатаюсь в трубу?
- Наглец! Ха-ха!
- «Загадки»!
- А это можно, Бранка!
- Ой, простите, чайничек обратно пронесу!
- А я придумала! Придумала! Играем в «Клад»!
- А что это, Павлина?
- Вещь какую-нибудь разведущий прячет, а искатель ищет.
- А что, это идея хоть куда! Погнали, девочки! Ой, ищет у нас первым мальчик!.. Ну, что, погнали?! Вот платок!
Спустя пару часов…
- Изменений нет. Не наблюдаю. Так и запишем.
- Можешь счет еще туда вписать. Я лидировала. А ты чего так подхихикиваешь, Дарья?
- Да просто мысль, наконец-то добралась. С Падом мы выяснили - камень не его. А вот теперь все, у кого есть, сбрасываемся по монетке и Игнас наш галит. То есть монетки эти ищет.
- Не поняла, - сдула содружница отбившуюся прядь со лба.
- Элемиум от Элема, - вздохнула я.
Павлина изумленно взвизгнула. Да так, что мы все хором подскочили:
- Обогащение! И если камень от него, то Игнас непременно клад найдет!..
Игнас расстарался – клады все сыскал. Но, хорошо подумав, эксперимент мы, все ж, продолжили. Да и подопытный наш очень оживился от предполагаемого ныне результата. Я же, глядя в его сверкающие «научным» вдохновением глаза, задумалась: «А может, это все же Пад?»… Но, очень скоро поводов задуматься прибавилось для нас значительно. И они не имели отношения ни к камням, ни к нашему походу целиком.
Мы к тому дню вторые сутки, опережая солнечный закат, катились по высокому, уже обсушенному ветрами Хашскому тракту в сторону столицы. Спор о том, надо ли посетить легендарные, давно проржавевшие ворота Древнего пути или не стоит, истих. Да он особо и не возникал. Так, два-три довода от моего секретаря об отсутствии четких письменных упоминаний и столько же со стороны Павлины с «жирными» логическими предположениями на этот счет. Мы ехали туда. Опаздывали по всем срокам возвращения, но, ехали.
И вот между очередными селами за новым полуголым сумрачным леском всё это и произошло. Я до того момента, конечно, интересовалась идущей где-то там вдали войной. Письма от Государя и супруга Бозены долетали хоть и зигзагами, но регулярно. Правда, в них больше было о другом. Однако, дислокацию военных сил мы отслеживали. А именно сейчас меня как-будто со всей дури ткнули носом. С размаха: «Вот она, война!» Их было трое. Понурых, не очень чистых. У одного на темной армейской куртке серой тряпкой выделялась перевязанная правая рука. Второй, опершись на перетянутый веревкой в двух местах костыль, старательно что-то искал во внутреннем своем кармане. А третий полулежал – полусидел в седле единственного на всю эту троицу коня. Не менее понурого гнедого. Хонза свернул к ним на обочину у поворота с тракта первым. О чем шла речь между нашим воеводой и этими тремя, до нас из-за окна закрытого не донеслось. Но, вскоре он спешился и, придерживая меч, срочно направился к «купе»:
- Запустите, моя госпожа? - через секунду мы все впятером ему уже внимали. – Это списанные. Все трое – калеки с поля боя. У одного нога перебита, у другого неправильно срослась рука, а третий, - Хонза прикусил губу. – ранен в живот. И вроде все зажило у него, но без положенного покоя боль вернулась. Они как раз прощались и перепирались из-за животины – кому ее оставить. Изначально коня им выделили два, но один был тоже ранен еще у Бривета и по дороге пал. Такая ситуация.
Вот именно после этих слов вся наша компания мрачно слаженно взглянула на меня. Нет, Даже Бозена. Даже она, которая обычно выражалась самой первой. Ну что ж…
- Хонза, а почему эти воины именно здесь прощались? - ну, начнем с того.
- Здесь спуск к селу Микуласа Портка. Который на коне. А двум другим еще идти вершей пятнадцать до их родного города, что нам всем по пути перед мостом.
- Понятно. Значит, так. Микуласа берем к себе и сворачиваем… Как называется село?
- Летище, - ткнула пальчик в карту на стене воза Павлина. – Пять примерно вершей.
- Мы ночуем там. С конем пусть сами разбираются, чей он. И если остальные двое захотят, возьмем их на ночевку, а потом в обоз с собой. И, Хонза, пусть твой лекарь в Летищах их осмотрит. Бранка, временную койку раненому приготовь… Я не забыла ничего?
- Нет, моя госпожа! – мне показалось или Хонза на самом деле гордо улыбнулся?
Микулас с прозвищем-фамилией Порток оказался мужчиной среднего возраста, бледным, худощавым и щербатым. Он поначалу очень нас стеснялся, мол пиетет, субординация и грязные «фамильные» порты. Но… пришлось. А что же остается? И подъезд прямо к домашнему крыльцу на Государевом возу он отработал честно. Своим, к сожалению, сдержанным рассказом о войне:
