— Иду, — улыбнулся я.
И тут в ворота громко и властно постучали.
Какого хера? Кто это там колотит?
Я подошёл к воротам и хотел отодвинуть засов. Но передумал и, повысив голос, спросил:
— Кому там неймётся?!
— Открывай, князь! — услышал я знакомый голос. — Это верховный волхв Воисвет!
Ни хера себе! Выбрался, значит, из Чистых мхов, гад!
— Тебя по службе повысили? — насмешливо спросил я, не торопясь открывать. — А дедушку куда подевал?
— Смеёшься, нечисть?! — закричал Воисвет. — Верховный волхв Любомир мёртв! Это вы убили его! И ограбили капище! Открывай немедленно, или мы выломаем ворота!
Чего, блядь?! Любомира убили? Но как?!
Я вспомнил хитрый прищур верховного волхва, его сухие дрожащие руки.
Он же будущее видел! Любую херню наперёд знал! Как его могли убить?
— Открывай ворота, нечисть! — рявкнул с улицы Воисвет. — Со мной монахи и народ. Вам всё равно не уйти! Не тяни время!
Бля!
У нас в доме мужиков — раз-два, и обчёлся! Сытин, да я. Божен не в счёт — он и так не в себе. Шатило... Хер его знает, какой боец из лешего. Михей? А где Михей?
Я оглянулся на крыльцо. Там уже стояли Сытин с Михеем. Сытин держал в правой руке шпагу. В его левой ладони горел зелёный огонёк.
Ипать! А женщин мы куда спрячем? Глашку и Настю с бабой Дуней?!
Снаружи в ворота ударили чем-то тяжёлым. Окованные железом створки вздрогнули, но выдержали.
Таран там у них, что ли?!
Перекидываемся, Немой!
В голове звонко щёлкнуло. Я упал на четыре лапы и одним прыжком взлетел на росшую возле забора яблоню.
На улице толпилось не меньше сотни монахов с копьями. К ним подтягивались горожане. Часть монахов растягивалась вдоль забора, пробуя его на прочность.
Перед воротами в воинственной позе стоял Воисвет. Правая рука волхва была поднята вверх. В ней сверкал серебряный крест. Левой рукой волхв опирался на деревянный посох, окованный сталью.
Рядом с ним четверо здоровенных монахов держали толстый обрубок бревна. Вот они качнули бревно и ударили им в ворота. Створки затрещали.
Ни хера себе, волхв толпу привёл! Он что, весь Старгород взбаламутил, сука?!
Я кубарем скатился с яблони, на лету перекидываясь обратно в человека.
— Михалыч, их там до хера! — крикнул я Сытину и вытащил из ножен меч.
Сытин размахнулся и швырнул в ворота ослепительный зелёный шар. По верху забора побежала цепь искр. В воздухе затрещало и запахло грозой.
Толпа за воротами заорала от боли. Сквозь щели забора я видел, как в людей били маленькие злые молнии.
— Глашка! — заорал я. — Хватай Настю с бабой Дуней, и в подвал! Пулей!
— Чем? — не понял Сытин.
— Быстро в подвал! — ещё громче крикнул я.
Глашка без слов развернулась и исчезла в дверях дома.
Бля! Надеюсь, она меня послушает!
Михей, стоя на крыльце, поднял руки. Возле забора из земли полезли густые колючие кусты шиповника. Они оплетали столбы забора и стойки ворот, не давая им упасть.
И-за дома выбежал леший Шатило с топором в руках. Бросил топор на землю и принялся помогать Михею. За рядами шиповника на глазах вырастали заросли ивы и черёмухи. Деревянные столбы забора пускали корни, впивались ими в землю. Выбрасывали из себя ветки, словно вытягивали руки.
Вот длинная ветка схватила за шиворот неосторожного монаха, подняла его в воздух. Монах вопил и брыкался. Ветка размахнулась, приложила монаха о забор и отшвырнула в сторону.
Ага, бля! Нечисть не сдаётся!
За забором появилось белое сияние. Оно мгновенно разгорелось, охватило весь периметр.
Волшебным образом выросшие кусты и деревья съёживались, когда сияние попадало на них. Ветки и листья засыхали, хрустели и падали на землю.
С улицы послышался злорадный хохот Воисвета.
— Колдуй хоть до упаду, князь! А мне дают силу сами боги!
Вот сука! Боги ему силу дают!
Я схватил с земли камень и швырнул его через забор, целясь на голос волхва.
За забором раздался крик боли и ругательства. Белое сияние вспыхнуло, задрожало и погасло.
Попал, бля!
Михей с лешим немедля принялись снова выращивать живую изгородь.
Надо отдать должно волхву — он оклемался буквально через минуту. За забором снова засияло. Но теперь сияние не расползалось вдоль забора, и сосредоточилось за воротами. Железные полосы раскалились докрасна. Столбы и толстые доски створок начали чернеть и обугливаться, по ним побежали всполохи огня. Запахло горелым деревом.
Бля! Кажись, прорываются!
Я перехватил меч покрепче.
Раздался ещё один тяжёлый удар. Ворота затрещали и распахнулись. В них толпой хлынули монахи.
Монах, который бежал первым вдруг заорал и провалился под землю. Я успел увидеть его вытаращенные от ужаса глаза. Круглая воронка, в которой исчез монах, клацнула острыми зубами.
Серые переливающиеся зубастые трубы поднялись из земли. Их было не меньше десятка. Ни хера себе, золотарь детишек наплодил на дед Мишиных харчах!
Черви хватали монахов за ноги, перекусывали пополам, набрасывались сверху и отрывали головы. Кровь брызгала и лилась на траву, повсюду валялись дёргающиеся огрызки человеческих тел.
Сытин снова швырнул в сторону ворот зелёный светящийся шар. Ударили молнии, и толпа отпрянула назад, завывая от боли и ужаса.
Но и монахи во главе с Воисветом не растерялись. Серебристое сияние вползло во двор, словно до этого ему мешали запертые ворота. Блики света окутали шейлуньских золотарей. Движения червей стали медленными, сонными.
Один из монахов сильным ударом копья пробил тело червя насквозь и придавил к земле. Червь несколько раз дёрнулся и бессильно опал, словно грязная сера тряпка.
Я сверху наискось рубанул монаха мечом. Он успел подставить древко копья, и оно переломилось с сухим треском. Клинок меча скользнул по плечу монаха, сдирая рясу вместе с кожей. Монах нелепо взвизгнул и попытался ударить меня обрубком копья. Не поднимая меч, я подсёк ему ноги, и он с криком упал на землю. Тут же в голову монаха вцепился другой золотарь. Он щёлкнул зубами. Из перекушенной шеи толчками полилась кровь.
Сытин отступал к крыльцу, отбиваясь шпагой от копий и прикрывая собой безоружного Михея. Леший неистово размахивал топором, не подпуская к себе монахов.
Плечистый монах размахнулся и швырнул в лешего копьё. Копьё попало Шатиле в бедро. Леший, уронив топор, упал на колено.
— Шатило! — раздался над головами пронзительный женский крик.
Вслед за криком сверху на монаха рухнул тяжеленный комод.
Я бросил взгляд наверх — в распахнутом окне второго этажа мелькнули лица Глашки и Насти.
Бля! Сказал же им в подвал прятаться!
Как они такую тяжесть на подоконник взгромоздили? Комод-то дубовый!
Волосатые голые ноги, торчавшие из-под комода, дёрнулись и застыли полусогнутыми.
Я увернулся от копья, которое летело в меня, сделал шаг вперёд и полоснул мечом его владельца. Чёрная ряса на груди монаха разошлась, он отшатнулся, взмахнул руками и упал набок. Левой рукой я подхватил Шатилу подмышку и потащил к крыльцу.
— Удираешь, князь?!
Воисвет пробился во двор, держа перед собой на вытянутой руке полыхающий крест. От креста во все стороны растекалось серебристое сияние.
Свет попал на меня. Я почувствовал, как ноги стали тяжёлыми. В голову ударила сонная одурь. Меч в правой руке отяжелел так, что не поднять. Левую руку оттягивало неподъёмное тело Шатилы.
Какого хера?! Они же меня сейчас достанут! И лешего добьют враз!
Эта мысль пришла откуда-то со стороны. Словно думал не я, а другой человек. Очень усталый человек, бля!
Я повернулся лицом к крыльцу, а спиной к монахам и потащил лешего в дом. Еле волоча по траве непослушные ноги, борясь с желанием упасть и... Что «и»? Заснуть? Сдохнуть?
Дверь дома распахнулась. На крыльцо выбежал Божен. На плече святоши сидел Мыш.
— Давай, Божен! Покажи им! — кричал Мыш. — Они наших бьют, суки!
Что он им покажет? Хер?
