— Кончайте его.
Один вытащил нож.
Я начал действовать.
Легкое движение плеч — двое столкнулись лбами, причем с такой силой, что отлетели друг от друга на прежнее расстояние. Один упал на землю и остался лежать без движения, из носа обильно пошла кровь. Другой застонал и медленно осел, схватившись за голову. Главарь оторопело уставился на это безобразие, и опомнился только тогда, когда я мягко взял его за руку.
— Это — мое, — сказал я, вынимая из его руки мешочек и засовывая обратно за пазуху. — Не лазь без спросу, куда не просят.
— Не, ты чой-то, — в ужасе забормотал главарь, — я же… я же это… не хотел… мы же только пошутить… — Рука медленно продвигалась к поясу.
Я дождался, когда болван выхватит нож, поймал и неторопливо сжал кисть. Послышался хруст костей. Грабитель сильно побледнел; от шока он не смог даже ничего сказать. Только клокочущий хрип вырвался из горла.
— Это уже совсем лишне, — ласково произнес я, подхватывая выпавший кинжал и аккуратно засовывая обратно — за пояс бандита. — Так ведь и порезаться можно. С ножичками играть нехорошо. Запомни.
Я отпустил несчастного. Он тут же упал на колени, прижал руку к груди и начал ее убаюкивать. Для него сейчас не осталось ничего важнее.
Первый бандит зашевелился, и я порадовался, что не убил его. Совесть не будет мучить. Второй блевал в сторонке, широко расставив ноги. Я полюбовался на сценку и пошел дальше. Вдруг стало дурно и муторно. Вернулся хмель, куда-то исчезавший на время потасовки. Я, пошатываясь, шел по улице, и вид у меня был явно устрашающий, ибо несколько зверомордых личностей, попавшихся навстречу, отшатнулись и поспешили освободить дорогу.
Ночной Кму нравился уже меньше. Хотя атмосфера, насыщенная эмоциями и жизнью, сохранялась, такие вот пошлые грабители, не способные даже успешно убить человека, портили все впечатление.
Странный тип привлек внимание. Он стоял у фонарного столба и вовсю колотил по нему кулаком. При этом громко кричал:
— Эй, жена, открой! Открой, жена, хуже будет!
Я, шатаясь, подошел, недоуменно взирая на столб. Какая жена?
— Эй, лубезный, — с трудом выговорил я. Меня везло… — Ты че, сбрендил? Где твой дом?
Мужик повернулся ко мне. У него оказалось очень характерное лицо, — нечто среднее между эльфийским и человеческим. Уши имели мочки, но заострялись кверху. Широкий нос был атрибутом человека, но миндалевидная форма глаз, тонкие губы и острый подбородок — признаками эльфа. Я заинтересовался было этими особенностями, однако мужик дохнул в лицо жутким перегаром, и я опьянел окончательно. Стало наплевать на все различия между эльфами и людьми.
— Не видишь, домой хочу попасть? Жена не пущает.
— Ась? Не пущает? Ща пустит. Айда вдвоем.
— Айда.
Мы вместе начали греметь по столбу кулаками и вопить разную чушь, я при этом здорово развлекался. Из окон соседних домов послышались ругательства и угрозы.
Где-то в верхней части столба открылась маленькая дверь, квадратик света осветил место, на котором мы стояли. В дверной проем высунулась заспанная голова миниатюрной эльфийки.
— Опять напился, — сварливо пропищала она. — Да еще мало того, в верзилу превратился. Как же я тебя, горе ты мое луковое, сейчас буду наверх затаскивать?
Мужик пьяно улыбнулся, с обожанием глядя на мелкое существо. Я застыл подобно соляному столпу. Даже до одурманенных алкоголем мозгов дошло, что такого не может быть.
— Ну-ка, давай, живо уменьшайся! Кому сказала!
Мужик послушно повернулся кругом, чуть не упал, что-то невнятно пробормотал — и быстро съежился в размерах… Он стремительно уменьшался, и от исходящей от него энергии воздух моментально нагрелся. Впрочем, прохладный ночной ветер тут же сдувал жар… Мужик достиг размеров лилипутки и остановился на этом. Сверху скатилась веревочная лестница, по которой, резво перебирая ручками и ножками, быстро спустилась карлица. Она схватила мужа, закинула себе на спину, где он тут же уснул, счастливо пуская слюни, и понеслась вверх по лестнице аки по ровной дороге. Не успел я глазом моргнуть, как она свалила мужа в кучу за порогом и повернулась закрыть дверь.
— А ты, — погрозила она мне кулачком, — не смей больше спаивать моего мужа, уродина горбатая!
— Но… — Дверь захлопнулась, свет погас, никаких признаков лилипутов не осталось. — … Во-первых, я его не спаивал, а во-вторых, я не горбатый…
Я чесал нос и размышлял, действительно ли это произошло или мне все пригрезилось. Потом решил забыть о происшествии. К собственному спокойствию. Спустя минуту я сообразил, что полностью трезв. Только что был на грани поросячьего визга — и вдруг протрезвел.
Система работала.
В трактир пришлось возвращаться недалеко — гостиница нашлась в двух кварталах. Оказывается, гулял я довольно долго, концерт уже окончился, зрители разошлись, прочие посетители тоже. Усталый хозяин протирал столы тряпкой, смоченной в каком-то едком растворе. Посередине зала в застоявшемся облачке дыма, — никогда я не смогу понять, как такое возможно, — храпел Серот, хозяин осторожно обходил его, стараясь не задеть.
— Выпить есть что-нибудь? — спросил я. — И поесть?
Хозяин кивнул, и через минуту я уже уплетал картофель с жареным мясом, запивая неплохим элем.
Наевшись и пощекотав Сероту подбородок, на что тот среагировал вялым движением хвоста, я поднялся наверх и привел себя в порядок. Надо бы заглянуть к Жуле, если еще не спит.
Я не торопясь шел по коридору к Жуле, и уже хотел постучаться, когда внезапно услышал из-за двери голоса и невольно прислушался.
— Если ты уверена, продолжай в том же духе. — Голос Лема был чрезвычайно серьезным. — Я, конечно тебе ничего запрещать не буду. Но что скажет отец, когда узнает, и что он сделает — вот вопрос великий.
— Он не вспоминал обо мне с десяти лет.
— Неправда, он очень много о тебе думает. Он тебя любит больше, чем любил мать. Но ведь сама знаешь, сколько дел нужно решать каждый день. Он всегда без тяжести на сердце завершал очередной день, потому что в конце его встречался с тобой. Знаешь, сколько ты ему приносишь счастья?
— Это правда?
— Истинная.
Жуля помолчала.
— Хорс нужен мне, я люблю его. Он тоже любит меня.
Ах, как приятно оказалось услышать эти слова! Я вдруг понял, что некоторое напряжение, причиной имевшее слабую неуверенность в чувствах девушки ко мне, отпустило.
— Если он твой избранник, Жюльфахран, то должен знать. Не скрывай сейчас, потом может оказаться поздно. Представь его потрясение…
— Он узнает! Я скажу. Только… позже. Позже. Господин Лем…
— Да?
— Как там отец?
— Ха! Как может чувствовать себя человек, у которого украли дочь? Конечно, сразу все силы бросил на ее поиски и спасение. Разумеется, тайно. Ну ладно, Серот на недельке слетал, известил о том, что непутевая дочь сбежала от похитителей и нашлась сама. Он ждет тебя, Жюльфахран. Он женоненавистник, но тебя обожает. Странный человек твой отец.
— Мы все здесь странные, — тихо произнесла Жуля.
— Да, — согласился Лем. — И то верно.
Он покряхтел немного. Мне почему-то пришло в голову, что Лем на самом деле очень стар, и молодой облик — всего лишь маска, скрывающая под собой существо древнее, мудрое и беспощадное…
— Знаешь, мы все чуть с ума не сошли, когда ты пропала. Лишь через день стало известно, что случилось. Твой отец послал во все стороны гонцов, вскоре выяснилось, что похитители двинулись в сторону Кахту. Наверняка они поехали бы дальше.
— Да, на Пустоши.
— Я так и думал. Значит, Кахтугейнис тут ни при чем. Тем более, что он с готовностью отправился на поиски. Потом Твоер мне сообщил, что какой-то бродяга вызволил из рук его бандитов красивую девицу и увез. Я едва успел попасть на дорогу, чтобы перехватить вас по пути. Но сопровождать все время не мог — ты же знаешь законы мира… В общем… Жюльфахран, не представляешь себе, как я рад, что с тобой ничего не случилось.
— Я тоже, Лемушка, я тоже.
Он зашумел, поднимаясь. Я опомнился и ускользнул из-за двери. Подслушивать нехорошо, но я же не специально! Уходя, услышал еще:
— Спасибо, Лем, ты всегда так добр ко мне.
— Не за что, Жулька. Я давно привязался к тебе, как к собственной дочери. Которой, впрочем, никогда не было.
— Папа уделял мне мало времени…
— Зато поручил воспитание мне. Поэтому постарайся больше не устраивать таких пьянств, как сегодня. Я тебе, конечно, наливал не самогон, но все равно это было чересчур много. Ладно еще, буянить не стала.
Жуля засмеялась.
— Мне алкоголь не опасен.
— Ну да, а я — балерина Королевского театра. Всю жизнь мечтал туда попасть, глядишь, может, умирающую вохепсу сыграть удастся… Жуля, даже величайшие колдуны не могут осилить действие зелья, а только побывавшие в Похмелье. Таких же совсем мало, и уж ты там явно не была. Так что поосторожнее с этими… напитками.
