Когда мы спустились в трапезную, Серот, Алкс и Лем в нетерпении проглотили уже по три кружке пива. Вернее, Серот уже допивал второй бочонок. И все раздраженно переговаривались, причем Лем отчаянно костерил Серота. Кажется, дракон кому-то там прожег дырку в заднице, и теперь в течение трех лет придется выплачивать компенсацию. По законам мира…
— Ага, во, ты че там, вставлял ей, что ли?
— Серот! — возмутился Лем. — Соблюдай приличия! Кто ты такой, чтобы говорить гадости? Оставь это занятие Ровуду!
— Ох, прошу прошшения, — сконфузился дракон. Я вытаращил глаза — впервые вижу, чтобы Серот смутился.
— Держи язык за зубами, если не можешь сказать ничего умного, — съязвил Лем. — Ладно, пошли. Лошади уже оседланы и дожидаются.
— Куда мы сейчас? — полюбопытствовала Жуля.
— Сначала выберемся из города. Скоро тут начнутся пожары. Потом доберемся до Брачика, до туда вулкан уже не дотянется. А там разбредемся в разные стороны. Каждый своей дорогой.
— А что насчет Райа? — спросил я.
— Сами доберетесь. Алкс хотел в Ехтасу попасть, туда и пойдет. Ну, знаете же законы. Вы — своим путем до Габдуя, я — своим. Ничего не поделаешь. Куда хочет идет только тот, кто никуда не идет.
Мы выбрались из гостиницы. Что-то посыпалось сверху. Я подставил руку — на ладонь упало несколько легких крупинок пепла, тут же осыпавшегося в прах при прикосновении.
— Это только начало, — проворчал Лем, — цветочки. Ягодки впереди.
Пахтан, так и не подпустивший никого к опекаемой им группе, радостно заржал при виде меня. Я даже почувствовал удовольствие. Хорошо, когда тебя все любят.
Лему коня не досталось, но он в нем, похоже, и не нуждался. Я вытаращил глаза, когда повернулся на недовольные вопли Серота. Наглый поэт лез на его спину. Дракон не сопротивлялся, но громко возмущался по поводу нахальных выходок деятелей искусства. Создалось впечатление, что все негодование Серота — только притворство, на самом деле он весьма доволен, что Лем дал повод поругаться. Впрочем, поэт не произнес ни слова, а только громко пыхтел, поудобнее устраиваясь между широкими острыми шипами спинного гребня дракона.
Когда мы выехали на главный тракт, уже почти все покидающие Куимияа выбрались из города. Я с некоторым удивлением увидел оживление на улицах, причем совсем не отчаянное, а вовсе даже радостное. Многие и не собирались уезжать.
— Ну, теперь вся воровская братия оторвется, — непонятно сказал Лем.
Но я понял. На нас никто не кинулся, хотя оценивающих взглядов было брошено немало. Видимо, уголовники решили, что им и так достается неплохая добыча, и связываться с решительно настроенной компанией не с руки.
Дорогу и все вокруг уже покрывал пепел. Тонкий слой, однако, если, как сказал Лем, это только начало, тогда то, что может быть потом, не вдохновляло.
— Лем, а как же щит?
— Щит держит крупные куски. Такую мелочь он просто не способен заметить. Но сегодня в Куимияа не наступит день. Небо будет черным. И со стороны покажется, будто город эльфов накрыли большим пепельным колпаком. Впрочем, и Волчий лес тоже станет Черным.
Действительно, когда мы покинули последние городские кварталы и выехали за пределы города, сразу стало значительно светлее. Я оглянулся — над Кму понемногу проявлялся гигантский колпак, по которому на землю скатывались крупные куски пемзы и пепла в тех местах, где это было возможно. В большинстве же своем вулканические выбросы скапливались на самом щите.
— Долго не выдержит, — сожалеюще сказал Лем. — Поехали. Надо поскорее выбраться из зоны действия Мурфи. Не приведи Тбп, на башку булыжник сверзится. Чтоб потом всю жизнь бегать и смеяться. Долгую, долгую жизнь…
Мы погнали лошадей по дороге, стремясь избежать незавидной участи. Постепенно обгоняли большие подводы, на которых спасались горожане и купцы. Несколько раз встретились телеги, разбитые крупными камнями, упавшими с небес, а однажды — труп человека с размозженной головой. Тело уже успело покрыться пеплом, что несколько сгладило зрелище. Но все равно стало не по себе. Жуля подъехала ближе, теперь мы скакали бок о бок. Так было легче и спокойнее. Нам обоим.
Из зоны поражения выехали неожиданно. Просто вдруг потемневшие от пепла листья деревьев позеленели, обрели обычный цвет. Еще некоторое время признаки извержения встречались, но вскоре сошли на нет.
Я предложил сделать привал. Лем не согласился.
— Еще два-три часа, и лес кончится. А там будет Брачик, в котором созданы все условия для привала. То есть куча придорожных таверн с неисчерпаемыми запасами пива, эля, вина и самогона.
— Опять алкоголь, — поморщился я. — Не надоело?
— Надоесть может только плохой секс, молодой человек, — возразил Лем. — А питие приближает разумное существо к единению с природой и космическим разумом.
— Там будет такая куча народу, — попытался еще раз возразить я. — Столько всякого сброду удрало из Кму. Включая нас.
— Ничего, — успокоил поэт. — Для нас место найдется. Я позабочусь.
— Уж ты позаботишься, — язвительно сказал Алкс. — Уверен.
— Ага, во, Лем, съел? — съехидничал Серот.
— А я-то чем виноват, — всплеснул руками Лем. — Вы думаете, это я вулкан разбудил? С ума, что ли, сошли?
Я не был особо уверен. Ни в том, ни в другом.
— Кто ж тебя, загадочного такого, знает, — сказал я.
— Да я весь на виду, как на духу… или на духу, как на виду? Проклятье, забыл.
— Ага, на пуху как на пуку, — спошлил Серот.
— Не на пуку, а на пуке, — поправил Лем.
— Какая, на хрен, разница? Усе равно получается фигня…
Так, переговариваясь непонятно о чем, и ехали.
Через три часа лес кончился. Открылся широкий обзор. На горизонте на фоне безоблачного аугугуйского неба вырисовались стены и башни города под названием Брачик.
— На бескрайность в великом восторге гляжу, — процитировал Алкс.
— Не, — покачал головой Лем, — Фингал похоронен не тут. Но я вам не скажу, где. Он взял с меня слово.
— Кто взял?
— Фингал.
— Да, дела… — протянул я. — Ладно, поехали. Жрать охота. До города еще часа два топать. Привал уже делать нет резону, а еще тянуть — околеем.
— Не, — возразил Лем, — самое большее через час приедем. Как раз к обеду.
— Ага, ты чтось, собираешься на мне весь этот час торчать?
— Куда ж ты денешься?
— Хм…
Через полтора часа мы, уплатив небольшую пошлину, въехали в Брачик.
Брачик — захудалый городишко со скучным и серым населением. После кричащей древней и современной красоты Куимияа безликость улиц Брачика выглядела просто пошлой. Многочисленные семьи сбежавших от вулкана не оказали заметного влияния на атмосферу убожества. Здешние порядки совершенно не изменились; мне показалось очень странным, почему купцы, во множестве проезжающие город, не сумели подействовать на настроения и характеры жителей. Местная богема тоже была скучной и заторможенной, несколько зверского вида сонных личностей вяло посмотрели в нашу сторону и лениво отвернулись, даже не потрудившись поподробнее разглядеть, чем можно поживиться.
— Тут всегда так, — сказал Лем, шагая рядом с Серотом, с которого он наконец слез. — Ощущение, будто вся красота Куимияа скомпенсировалась серостью Брачика.
— Верно подмечено, — сказал я. — И что, везде так?
— Да нет, вообще-то. Хотя в каждой стране можно найти подобные места, в которых с лихвой возмещаются достопримечательности столиц и других городов. В Тратри это Брачик, в Глюкляндии — Чукоган, в Глюкостане, кажется, Чечерони. Впрочем, не помню точно, давно там не был.
— Ой, глядите, — воскликнула Жуля, — старый знакомый!
Мы последовали взглядом согласно направлению ее указующей руки… Хм. Действительно. Фингонфиль.
Эльф повернул на восклицание голову, увидел нас и побледнел. Я не понял, от ярости или страха. И не понял этого и дальше, ибо на Фингонфиля тут же наехал какой-то пьяный извозчик… Раздался вопль. Начался переполох.
Лем потащил нас подальше от места происшествия.
— Разберутся. Если останемся там, застрянем надолго.
М-да, похоже, это — необычайно яркое событие в Брачике. Пока мы удалялись, мимо промчалась ватага мальчишек, несколько городовых и солидного и важного вида страж порядка. Он окинул нас подозрительным взглядом, видимо, прикидывая, не стоит ли задержать для выяснения личностей… Тьфу, мать честная, неужели у всех стражей такой бзик? Мы ответили невинными взглядами. Он поприкидывал и пошел своей дорогой, тем более, что переполох усиливался, уже доносился разгневанный голос Уриэля, что было сил костерившего пьяниц и извозчиков. Мы с Лемом возмущенно переглянулись, но возвращаться не рискнули. Мало ли чего еще случится с беднягой. А мне потом всю жизнь с тяжестью на душе ходить?
Остановились у первого трактира, вид которого не вызывал немедленного откровенного недоверия. Жуля с облегчением слезла с кобылы, мы с Алксом тоже.
