— Чтобы твое место не занял тот, кто еще хуже. — наконец нашелся я, прибегнув к любимой отмазке замполита. — Дядьку-то своего не забыла, надеюсь?
— Его забудешь…
— Ну вот если хочешь чтобы на смену вчерашнему советнику пришел новый регент — продолжай в том же духе. Сразу с десяток нарисуется!
— Велела же не нудить… — с горестным вздохом, благородная малявка все же соизволила оторвать зад от перины. — Хуже Аллерии!
— Даже не представляешь, насколько…
Укутавшись во взятый с гардероба халат, девчушка уже зашлепала босыми ногами к лестнице, но вдруг остановилась возле большого портрета седого лорда, с характерным шрамом на лбу.
— Эй? Себастьян? А давай сегодня ты моим чемпионом побудешь?
— Пф, еще чего… У меня постельный режим, если не забыла.
— Тогда никуда не пойду! Буду весь день вкушать пирожные и заставлять твоего оруженосца потчевать историями о подвигах!
Принятая поза и капризно вздутые щеки сулили полный провал любым грядущим возражениям. Заметив сомнение, мелкая приняла его за слабость, мигом хватая меня за руку и ведя за собой к лестнице:
— Да соглашайся же, вчера же у тебя так здорово вышло!
Как бы Аллерия за такое на дуэль не вызвала… Надо бы только Гену куда-нибудь отослать, а то заприметив бастарда рядом с троном, местные в обморок грохнутся. А Филю вовсе кондрашка хватит.
Блин, и почему так каждый раз выходит⁈ Ведь просто разбудить хотел…
* * *
Как ни странно, полоумная рыцарша довольно легко восприняла временную замену. Ни по роже не зарядила, ни от ревности не лопнула, украсив коридоры своими румяными ошметками. Даже улыбалась, с какого-то хрена. Поначалу я подумал, что тому виной привалившая ей работа по распределению эскадронов между вассалами, но спустя пару часов игры в статую возле трона, быстро понял насколько ошибался.
— Чтож он столько весит-то… — скрип собственных зубов никак помогал ноющей спине, гнущейся под весом парадного нагрудника.
После пары часов проведенной возле трона, даже красная рожа Клебера перестала забавлять. Наоборот, теперь я ему завидовал — несчастный балбес даже не представляет, до чего же тяжелый этот золоченый хлам. Счастье в неведении, блин. И где они только мой размер отыскали? Уж не ее ли папашки одежка? Не хотелось бы носить доспех, в котором кто-то помер.
За нытьем и жалостью к самому себе, я не сразу придал значение распахнувшимся воротам и прокатившейся по толпе волне вздохов.
— Справедливости! — вопила тучная тетка, чем-то напоминавшая старую знакомую из Грисби. — Справедливости, матрона!
Прижимая к объемной груди туго свернутый мешок, она аки бульдозер ломилась к трону через толпу просителей, расчищая дорогу хорошо одетому старику и заплаканной женщине. Стража дрогнула под напором решительности немолодой тетки, но отчаянно желающий выслужиться Клебер успел рвануть ее за рукав платья. Мешок грохнулся у ступеней, и из-под грубой ткани на свет вылез деформированный восковой манекен.
Даже с моим богатым опытом потребовалось время, чтобы опознать в «манекене» труп молодой девчонки. И то лишь благодаря копне светлых волос — лицо и шея раздулись настолько, что веки напрочь закрыли глаза. Я не медик, но это либо боевой газ, либо жесткая аллергия. Про химическую промышленность тут не слышали, так что вывод очевиден…
Опустившаяся на зал завороженная тишина позволила тетке пробиться к площадке возле трона. Бухнувшись на колени и вмазавшись лбом в камень, она принялась на все голоса клясть «проклятущих пчел», театрально взывая к справедливости Молочного Холма, которая должна обрушиться на «алчных пасечников»:
— Пущай и раньше жалили, — мы люд терпеливый! Но ныне все рамки перехожены! У меня самой дочь ейных годов подрастает! Чтож мне, запереть да с дому носу не выказывать? Дабы твари жужжащие на улицах лютовали⁈ Справедливости, матрона, твои подданные взывают к справедливости!
Побледневшая при виде мертвой ровесницы, герцогиня нервно ерзала на подложенных подушках, то и дело стреляя глазами на меня. Ну отлично, опять мне отдувайся…
— А ты сама-то кто? — я нехотя обратился к разошедшейся тетке, все так же стоящей на коленях.
Если с зареванной женщиной все понятно, то эти-то кто? На бабку с дедом непохожи…
— Так эта… Жена егойная. — тетка недоуменно кивнула на стоящего у ступеней старика. — А! М’лорд вопрошает, чегож я тельце неостывшее тащила, а не мать-кормилица… Так тож возле нашего двора случилось! Прям у околицы кровопийцы девицу всмерть закусали! И не впервой, говорю по сердцу — вся улица c бесчинств стонет!
В зале послышался одобрительный гул, — даже пара благородных, безразлично рассматривая свои ногти, признались будто на неделе и их пару раз ужалили. Перекрывая раздавшийся плач безутешной матери, не решающейся вклиниться в разговор, тетка воздела руки к туфлям герцогини:
— Справедливости! Обруштесь же на этих проклятущих колдунов! Не дозвольте пасечникам и далее народ губить да тварей лютующих плодить! Намеренно же самую дикую породу расплодили, дабы больше меда в поганые рты затолкать! Поверьте моему слову, в пчелиных делах я известная мастерица!
Вздрогнув, мелкая оторвала взгляд от остывающего трупа. Медленно отлипая от трона, она завела дрожащим голосом:
— Я, Жиннет, первого своего имени из…
— Погоди с именем… — надавив на плечо, я вернул девчонку на место.
Даже ноющие плечи и вопящая спина не могли перекрыть неуемное шило в моей жопе. Может я слишком долго прожил в Грисби, но как-то эта история гнильцой отдает. Прям воняет.
Подойдя к ступеням, я кивнул торчащему у ступеней старику:
— А ты кто?
— Та муженек мой, я же…
— Не к тебе обратились! — поставленный голос наконец сумел заткнуть неугомонную тетку. — Спрашиваю еще раз, работаешь кем⁈
Лоснящиеся нежностью ладони, при виде которых любая девица удавилась от зависти, говорили сами за себя. Вздрогнув, мужик неловко поклонился:
— Свечник я, м’лорд.
— Так и подумал… Дай угадаю, ты свечки по старинке из жира лепишь, а объявившийся конкурент из пчелиного воска?
Узкие глазки тетки мигом превратились в пару блинов. Муженек же оказался чуть более устойчив:
— Не разумею, о чем вы, м’лорд. В Молочном Холме никто не делает свечей из воска — это всем известно! Каждая восковая аж с самого Живанплаца путь держит!
— Но то раньше держала, а теперь, видать, новый мастер нарисоваться пытается. Формочки привез, с пасечниками договорился, протекцией советника пользовался… Тьфу, бывшего советника, то есть.
Реально ведь в подъездах гадил, придурок, — аж мелких предпринимателей разорить не поленился. Вот это я понимаю, дотошность…
По лицу свечника все было понятно без слов, но оклемавшаяся тетка попыталась перейти в контрнаступление:
— Да чтож вы такое глаголите, патрон⁈ Как вы нас-то обвинять могете — мыж не колдуны, чтоб пчел заговаривать! Как мы ими управлять-то сподобимся⁈
— Как-как, жопой об косяк… Чтож за люди-то а? — спросил я у самого себя, глядя на вздувшееся лицо покойницы и ее молчаливую мать.
Кому война, а кому мать родная. С трагедией и смертью то же самое. Ну и чем они от феодалов отличаются? Масштабами, разве что… Говно на блюде, а не люди.
— Короче, если к вам сейчас пара солдат на чай заглянет, то они не найдут банки с маточным молочком или мятой? И загашника с пчелиным ядом тоже не обнаружится?
Вывалившиеся накладные зубы свечника упали аккурат под ноги завернутому телу.
Для тех, кто никогда не пытался осветить целый салон и не водил знакомства с наглыми евнухами, пришлось популярно объяснить основы пчеловодства. На молочко пчелы как мухи на говно за много километров слетаются, а запах яда сородичей служит сигналом к немедленной атаке. Звереют разом, насекомые тупые. Небось эта парочка ночами стены молочком по всей улице обмазывала, а потом склянку со сцеженным с тех же пчел ядом выливала.
Банально, аж зубы сводит.
Восковые свечи не воняют и горят дольше, поэтому ясный хрен, что свечник обосрался за свой бизнес. Или, судя по рожам, тетка обделалась. Она-то, поди, все это и выдумала. Даром про пчел так разглагольствовала — стопудово в семье какого-нибудь медовара выросла.
