Случайная знакомая - Семён Давыдович Нариньяни

Семен Давидович Нариньяни родился в 1908 году в Ташкенте. Он начал печататься в 15 лет — был юнкором комсомольской газеты «Молодой ленинец Востока». Переехав в Москву, Нариньяни стал постоянным сотрудником «Комсомольской правды» со дня ее основания в 1925 году. Он работал во всех газетных жанрах — писал репортажи, корреспонденции, очерки, фельетоны.

В начале первой пятилетки Нариньяни совмещал труд журналиста с трудом рабочего — по комсомольской путевке поехал на строительство Сталинградского тракторного завода, работал там сначала каменщиком, потом фрезеровщиком. Позже был корреспондентом «Комсомольской правды» на строительстве Магнитогорского металлургического комбината и первой очереди Московского метрополитена.

Очерки, написанные Нариньяни в эти годы о молодых строителях, вошли в его сборники «Люди большевистских темпов», «На лесах Магнитостроя», «Дорога в совершеннолетие», «Сверстники» и др.

В годы войны Нариньяни был редактором выездных редакций «Комсомольской правды» в прифронтовых районах Сталинграда, Донбасса, Кривого Рога, Белоруссии, Литвы, Латвии.

С 1952 года Нариньяни работает фельетонистом «Правды». В текущем, 1968 году Семену Нариньяни исполняется 60 лет. Из них 45 лет он работает в советской журналистике и литературе. Опубликовано 25 сборников его очерков и фельетонов. В театрах Москвы и других городов было поставлено несколько комедий Нариньяни.

Фельетоны, собранные в этой книге, печатались в «Правде», «Комсомольской правде», «Крокодиле». Подлинные имена героев изменены — нет нужды повторять их спустя годы. Люди ведь меняются, а некоторые нравственные уродства, к сожалению, живучи. Иногда читатель вздохнет с облегчением — такого сейчас уже не найти, а иной раз, вероятно, подумает: это зло еще живо, с ним надо бороться и сегодня и завтра.

Когда аплодисменты в зрительном зале смолкли окончательно и занавес последний раз опустился перед публикой, герцог Мантуанский поцеловал руку Джильде, пожелал доброй ночи разбойнику Спарафучилю и, сбросив с себя кружевной воротник и ботфорты, отправился домой. Он только-только успел сесть за ужин, как в прихожей раздался телефонный звонок.

— Герцога Мантуанского вызывают к междугородному проводу.

— Зачем?

— Город Куйбышев приглашает его на гастроли и хочет знать, приедет он или нет.

Герцог встал из-за стола, взял трубку и пропел своим волшебным бельканто: «До-ми-соль-до».

Куйбышевским театралам так бы и не понять, что должен был означать этот музыкальный пассаж, да спасибо домашним герцога, которые сказали:

— Герцог в принципе за гастроли.

— На каких условиях?

— По этому поводу вы позвоните еще раз. Нынче герцог пел в «Риголетто» и все еще находится под впечатлением спектакля. Сами понимаете, смерть Джильды, последние аккорды оркестра…

Весть о том, что герцог Мантуанский в принципе за гастроли (театральные работники называли между собой герцога проще: Мантуан Мантуановичем), была встречена в Куйбышеве с большой радостью. Это и понятно. Ибо пел Мантуан Мантуанович превосходно, и каждому жителю города хотелось послушать его. И каждый звонил директору театра, чтобы узнать, на какое число назначен первый гастрольный спектакль. А директор и сам не знал, на какое. Директор пытался уточнить дату приезда. Он дважды соединялся по телефону с Мантуан Мантуановичем и все зря. Вместо прямого ответа тот пел директору свое загадочное «до-ми-соль-до».

И тогда из Куйбышева в Москву был командирован самый пробивной из местных театральных администраторов с наказом встретиться с глазу на глаз с Мантуан Мантуановичем (лучше всего у него на квартире) и уточнить, чего же в конце концов он хочет. Администратор поехал и пробился. Дверь заветной квартиры открыл перед ним кто-то из родственников артиста.

— Я из Куйбышева к Мантуан Мантуановичу, — сказал администратор.

— Ой, только не теперь. Мантуан Мантуанович пел вчера Альфреда в «Травиате» и все еще находится под впечатлением спектакля…

Но куйбышевского администратора трудно было растрогать сантиментами. Это был человек дела. Он вытащил из портфеля чистый бланк договора и сказал так громко, чтобы его было слышно за дверью:

— Хорошо, пусть Мантуан Мантуанович назначит свою цену за гастроли, только, пожалуйста, без запроса.

Администратор сказал это и почувствовал, что переборщил. «А что, — подумалось администратору, — если оскорбленный владелец чудесного бельканто выскочит сейчас в прихожую, схватит меня за ворот и спустит с лестницы считать лбом ступеньки?»

Владелец бельканто и в самом деле появился из-за двери. Но вместо того чтобы схватить администратора за ворот, он предупредительно взял его под руку, улыбнулся и крикнул на кухню:

— Поставьте на стол еще один прибор, у меня сегодня приятный гость к завтраку!

И вот два театральных деятеля мило садятся друг против друга и начинают такой разговор:

— Сколько вы дадите?

— А сколько вы просите?

— Сами понимаете, смерть Виолетты…

— Понятно, вы хотите получить удвоенный гонорар?

— Последний аккорд оркестра…

— Как, не удвоенный, а утроенный?

— Раскаяние Жермона…

— Даже учетверенный! Ну, этого я вам гарантировать не могу.

— Ах, не можете?..

Милая улыбка моментально исчезает с лица Мантуан Мантуановича. Герцог поднимается с кресла, давая этим понять, что аудиенция окончена.

Лишний прибор был поставлен напрасно. Завтрак с гостем не состоялся.

Сконфуженный гость бежит в редакцию.

— Пристыдите Мантуан Мантуановича в печати. Он хочет, чтобы театр платил ему за каждую гастроль повышенные гонорары.

— А это разве можно?

— Незаконно, но можно.

— Каким же образом?

А вот, оказывается, каким. Есть в Министерстве культуры приказ номер 752. Издан он был еще во времена бывшего Комитета по делам искусств. Этим приказом регламентировались ставки за концертные выступления актеров всех жанров. По этим ставкам, кстати, гастролировали в том же городе Куйбышеве народные артисты СССР Пирогов, Михайлов, Уланова, Лисициан, и никто из них не ставил вопроса о повышенном гонораре. Вот только Мантуан Мантуанович, прежде чем выйти на сцену, всегда долго и нудно спорит с устроителями концертов не о том, что спеть, а о том, сколько взять.

— Златолюбец, — говорят о Мантуан Мантуановиче артисты театра.

И этому златолюбцу давалось все, что он ни требовал.

— Почему, на каком основании?

— А все на том же «До-ми-соль-до».

— А что это значит?

— Вы разве не знаете? — спрашивает директор куйбышевского театра и поясняет: — «До» у Мантуан Мантуановича не обычное, а верхнее, вот за это ему все и прощается.

И точно, бывший Комитет по делам искусств ввел, к радости таких же златолюбцев, как Мантуан Мантуанович, специальное примечание к приказу номер 752, по которому устроителям концерта разрешалось платить гастролерам повышенные гонорары не только за верхнее «до»,