— Отправить на рассмотрение туда, где работает, — отрезал Наплюйко.
— Далее, — продолжал Службин, — постановление о мерах, участии, подъеме и развертывании.
— Дайте немедленно телеграмму о получении, — выпалил Наплюйко, — существо доложите на той неделе.
— Ясно. И вот последнее. — Службин выпрямился во весь рост и, понизив голос, доложил: — Письмо от вашей мамы.
Глаза Наплюйко потеплели. Он с умилением посмотрел на голубой конверт.
— Так, так, от мамы, значит. Вкратце доложи, о чем там речь.
— Тоскует. Разлетелись, пишет, как голуби. Даже письмецом не побалуете. По-прежнему работает в школе, учительствует. На пенсию не желает переходить, Целует крепко. До свидания — пишет.
— Ответ, Службин, должен быть теплый, ласковый. Дескать, занят по горло, руководить — не фунт изюма. Буду в соседнем колхозе — навещу. И вот в таком духе. В конце напиши — с приветом.
— Ясно!
…Службин, охваченный творческим экстазом, ходил по приемной и фразу за фразой диктовал машинистке Смекалкиной ответы на все «входящие»…
Когда письмо родной матери от имени секретаря было закончено, Службин продиктовал послание обиженной матери, стараясь заклеймить поступки ее сына и обнадежить мать в там, что «сына исправим и воспитаем».
…Оба письма попали на подпись к Наплюйко. Он поставил свою размашистую подпись. Самодовольно погладил себя по начальной стадии животику и дал указание Смекалкиной:
— Отправить сегодня же.
— Будет исполнено, — ответила секретарь-машинистка, и озорные искорки, которые не очень нравились «шефу», с еще большей силой засверкали в ее глазах.
* * *
В далекую сельскую школу почтальон принес письмо во время перемены. С нетерпением разорвала конверт седая учительница.
— От сына? — с почтением спросили сослуживцы.
— Да, да… — ответила умиленная мать и устремила свой влажный взор на письмо. Там, на бланке учреждения темно-синим шрифтам было напечатано:
«Дорогой товарищ!
Письмо ваше получили, и все мы целиком разделяем Ваше возмущение. Ваш сын действительно ведет себя недостойно. Он оторвался от семьи, от собственной матери, которая дала ему жизнь, вырастила и сделала человеком. Тут имеет место зазнайство. Хотя таким людям не место в наших рядах, но мы поможем Вам, исправим Вашего сына, забывшего свой долг и погрязшего в рутине бюрократизма.
С приветом!».
Внизу стояла какая-то неразборчивая, размашистая подпись. Может быть, мать и разобрала бы ее (ведь это была подпись ее родного сына), но глаза перестали ей повиноваться, отдавшись в плен нахлынувшим слезам…
* * *
Очевидно, Смекалкина перепутала конверты при отправлении «исходящих». Но ошиблась ли она?
ПОСЛЕДНИЙ УПРЕК
Чтобы не искажать истины, скажу вам откровенно: не сразу моя жена разработала свою систему замечаний, упреков и укоров. Первые месяцы нашей супружеской жизни шли, как обычно, и ничто не омрачало семейного счастья.
Но счастливый период нашей супружеской жизни быстро подошел к концу, и начался мучительный период воспитания моего характера.
— В твои годы, — заметила как-то мне жена, когда я, усталый, пришел с работы, — пора прививать хорошие качества. Вот, к примеру, аккуратность. Ты заходишь в коридор в ботинках, а можно было бы снимать их на крыльце…
Я принял к сведению это ценное замечание и теперь в любую погоду — снег ли, дождь ли — я, прежде чем нажать кнопку звонка, — снимаю обувь и балансирую на носках, пока откроется дверь. Все дети нашего двора с величайшим удовольствием наблюдают эту сцену моего входа в квартиру и ради этого аккуратно встречают меня далеко за воротами, чтобы проводить до крыльца.
Но этим супруга не ограничила свою душевную заботу, стремясь воспитать во мне качества, как она говорила, порядочного человека.
— Ты знаешь, — определила она, — ты эгоист чистейшей воды. Какой же порядочный муж, — развивала она дальше свой тезис, — читает книги про себя? А, может, я с удовольствием тоже буду слушать…
Я вздохнул, признал себя эгоистом и дал торжественное обещание покончить с моей глупой привычкой — читать книги про себя. Больше того, я вообще перестал читать. Прежде чем приступить к чтению, я должен был это согласовать с нею, и, как правило, получал отрицательный ответ: она не желала, была занята, ей было не до этого. Несколько раз я пробовал читать вслух. Картина получалась занимательная: я располагался в гостиной за столом, читал, а жена управлялась по хозяйству по маршруту — гостиная, спальня, кухня. По мере удаления жены, я должен был повышать голос. И когда жена находилась на кухне, я на полную мощность заправлял воздухом свои легкие и буквально орал во всю мочь. К открытому окну стали подбегать ребятишки — и не только из нашего двора. Когда в другой раз к окну начали собираться и взрослые, я понял, что мой талант художественного чтеца по достоинству оценен, и впредь наотрез отказался читать вслух.
Но чем заполнять досуг?
В моем распоряжении, как я по наивности размышлял, был приемник. Приятно побродить по эфиру, найти по настроению музыку или хорошую литературную передачу… Но не тут-то было. Жена моя любит только частушки. Стоит мне подойти к приемнику, — она с просьбой:
— Поймай, пожалуйста, там саратовские страдания.
Но не каждую же минуту передают по радио частушки, и это обстоятельство действительно стало вызывать у меня… страдания.
Время шло и — надо признать — не в мою пользу. Система замечаний, упреков и укоров ежедневно все расширялась. Моя деятельность в присутствии жены подвергалась пристальному контролю и категорически осуждалась. Я — эгоист, неряха, невежа, неблагодарный, невоспитанный. В общем, ставьте «не» перед каждым хорошим словом и — это будет моя характеристика.
Однажды произошел такой достопримечательный случай. Вечером жена меня спрашивает:
— Ты сводку погоды на завтра слышал?
Я неосторожно ответил утвердительно и сообщил, что будет ясная, безоблачная, отличная погода. Она замочила белье, чтобы на следующий день заняться большой стиркой. Утром меня разбудил такой, знаете, приятный голос супруги:
— Довольно спать, вставай! Погляди, что на улице делается!
За окном действительно лил проливной дождь, стоял густой туман, нависли черные тучи. Я хотел оправдаться, сослаться на бюро погоды…
