— Не понимаю, о чем вы вообще! — завопила Вера.
— Теперь нас таких двое. А, ну конечно, ваш муж попытался убить троих Понтсонов. Что ж, я его понимаю. Одного жулика Аля хватило бы.
Вера полоумно вытаращилась на него.
— Я этого не говорила. Не надо вкладывать в мои уста лишнего, — заныла она, желая, чтобы кто-нибудь вложил туда нелишнее.
Старший инспектор приложил все усилия, чтобы прояснить собственное сознание, и начал заново:
— Скажите мне одно: кто пытался убить двоих? Больше я ничего не хочу знать.
— Хорэс.
— И Хорэс — это ваш муж?
— Конечно. Мы женаты двадцать лет.
— Хорошо. Понял. Сейчас он чем-то болеет и, как вы утверждаете, попытался убить Эсмонда. Эсмонд — ваш единственный сын?
— Да. Он кидался на него с разделочным ножом.
Старший инспектор задал ей вопрос, который счел совершенно уместным:
— А Эсмонд — в самом деле ваш сын? В смысле, может, ходили налево и булочка-то в духовке запеклась от другого?
Таких выражений Вера прежде не слышала.
— Это как? Я ужин готовила в тот момент.
— Я имел в виду, что у вас, может, случился роман на стороне, а не с мужем, и вы забеременели, когда он в вас эякулировал?
— Когда он в меня что? — уточнила Вера, чьи романтические чтения ограничили ее словарь.
— Когда он в вас слил.
— Слил? В смысле?
— Ладно, скажем — когда вы занимались любовью.
— Если б даже мы и занимались, он должен был быть там. Но мы и не занимались.
— Ладно-ладно, забыли. Я пытаюсь разобраться, почему ваш муж хотел заколоть вашего сына. Вот и все. Должна же быть какая-то причина.
— Он сказал, это оттого, что Эсмонд — вылитый он.
— Я бы предположил, что это как раз гарантирует ему, что вы не изменяли ему с другим мужчиной, — сказал старший инспектор.
— Я же вам сказала — я не такая. Я всегда была абсолютно верна.
Старший инспектор запросто готов был в это поверить. Даже сексуальный маньяк не положил бы глаз на Веру Ушли. И муж у нее, скорее всего, страшилище. На этой ноте он закончил беседу и отправился поглядеть, как себя чувствует начальник участка. Никак. Швы легли плохо, пришлось переделывать.
— Ад и ужас. Еще немного, и я сам слечу с катушек.
— Да и я тоже. В деле чуднее мне разбираться еще никогда не приходилось.
Хорэсу путешествие тоже не нравилось. Стоило им выбраться из Темзы и отплыть от Англии, как начался шторм, а до Голландии было еще далеко. Трамповый пароход явно соответствовал своей репутации и болтался в волнах Северного моря так, что Хорэс Ушли не на шутку обеспокоился. Волны то колотили судно в нос, то, когда ветер менялся, лупили поочередно в борта, и Хорэса, спрятавшегося в убогой каюте, бросало так, что в конце концов начало немилосердно тошнить. Умывальника в каюте парохода, понятно, не было, ему пришлось, спотыкаясь, безуспешно искать туалет, и он просто выблевал все за борт, отчаянно вцепившись в ржавые леера и промокнув насквозь. Пароход меж тем, судя по движению воды, стоял на месте, за кормой Хорэс не увидел никакого дыма, а значит, двигатель был заглушен, а винты застопорены. Знай Хорэс хоть что-то о мореплавании, он бы понял, почему корабль постоянно меняет курс. И его это понимание взволновало бы куда сильнее. Его буквально смертельно тошнило, и он искал ведро — забрать с собой в каюту и блевать там. Теперь он жалел, что не полетел самолетом. Даже если бы самолет рухнул, смерть наступила бы мгновенно. Но этот путь для него был закрыт. Пришлось бы показывать паспорт, а в чемодане почти наверняка нашли бы все его деньги.
Когда двигатель снова завелся и корабль двинулся к водам поспокойнее, он наконец уснул.
Наутро Хорэс вылил содержимое ведра в иллюминатор и извлек купленную в Лондоне карту Европы. Ему пришлось смириться с тем, что совсем не умеет выдерживать качку и еще одной ночи в подобных жутких условиях просто не осилит. Он сойдет на берег в Голландии и по-прежнему сможет сохранять в тайне свой маршрут, если двинется дальше разными поездами так, как ни один пассажир дальних рейсов не стал бы делать. Но карта оказалась недостаточно подробной — на ней не было никаких железнодорожных линий, кроме основных — скоростных междугородних.
Наверстывая упущенное, Хорэс решил добраться до Берлина самым изощренным путем, какой сможет придумать. Бросив большую часть багажа, он сошел с парохода, но в Берлине оказался лишь через неделю после того, как отчалил из Лондона. По прибытии немедленно обменял крупную сумму в фунтах на евро — понемногу в разных банках и обменных пунктах. В тот вечер он сел на автобус в восточной части города, которая когда-то была под русскими, и провел ночь в наидешевейшей гостинице, какую только смог отыскать. Он решил чередовать поезд и автобус и выехать из Германии зигзагами. У него была единственная цель — замести следы, и где бы он ни останавливался, везде называл новое имя. Он удачно купил паспорт у одного пьяного англичанина, приехавшего в Мюнхен на футбольный матч, а потом и еще один — у человека с бородой в Зальцбурге. Два дня он безуспешно пытался отрастить усы, но в итоге при пересечении итальянской границы не пригодились ни усы, ни паспорт.
Пребывая в Щупс-холле, Эсмонд понятия не имел, какой фурор произвело их с Белиндой исчезновение.
Отчасти потому, что ему неоткуда было почерпнуть информацию, а отчасти — по причине остаточного похмелья и снотворного, которым его пичкали каждый вечер. Снотворное несильное, но его хватало, чтобы держать его в дремоте. Прозываться Джо Щупсом и обращаться к тете Белинде «дорогая», а не «тетя» — все это усугубляло и без того непостижимую ситуацию. Временами он выбирался из постели и выглядывал в окно — в надежде увидеть что-нибудь понятное, хотя бы какие-нибудь дома, но кругом сплошь расстилались поля жесткой клочковатой травы, а вдали виднелась серая каменная стена. Поближе к дому паслись овцы, а под окнами свиньи рыхлили копытами и рылами сырую землю. По просторам имения свободно бродили два черных быка.
Шума проезжающих машин, к которому он так привык на Селхёрст-роуд, тоже не было слышно. Лишь иногда порыв ветра колыхал траву. Временами Эсмонду казалось, что доносятся голоса из комнаты снизу. Один точно был вроде как мужским — глубже и сдержаннее, чем те, которые он счел женскими, хотя не был уверен. Пол слишком толстый, да еще и проложен мхом — все звуки тонули в нем, но изредка он различал краткий смех, а потом разговор — или спор — возобновлялся.
На самом же деле оставшиеся члены семьи Щупсов — Мёртл и Белинда — в основном обсуждали проблему, как бы им избавиться от «форда», на котором Белинда прибыла из Эссексфорда. Он все еще стоял в сарае, но если кто-нибудь об этом узнает, у полиции возникнет хорошая зацепка. Белинда с помощью Старого Сэмюэла уже сняла номера, а тот изуродовал их до нечитаемости тупой стороной здоровенного тесака, но вот избавиться от самой машины было гораздо труднее.
— Мы можем загнать его в старую шахту и завалить тоннами грунта, — предложил Сэмюэл.
— А как тогда будем добывать уголь для печи, если завалим главную штольню? — спросила Мёртл.
— Да там полно боковых тоннелей, угля в них давно не осталось. Нужно просто загнать туда машину и обрушить перекрытия.
— А если кто-нибудь докопается?
— Намотаем колючей проволоки, да побольше, — нашелся Старый Сэмюэл, сильно увлекшись. — Ярдов двадцать лежит под крышей. Можем еще сделать железные ворота и запереть их на замок — чтоб никто уголь не воровал.
— Да сюда никто не пройдет — мимо быков и собак.
— Это правда, но на всякий случай…
— А как ты собираешься обрушить перекрытия? — спросила Белинда.
— Взрывчаткой.
— Взрывчаткой?
— Не берите в голову. Зачем вам подробности? — хохотнул Старый Сэмюэл. — Но парень мне в помощь все же потребуется.
Идея применить наконец запасы взрывчатки сильно вдохновила Сэмюэла, и он поспешил вон, захлопнув за собой дверь.
Оставшись одни, женщины принялись обсуждать будущее Эсмонда.
— Теперь давай про женитьбу, — сказала Мёртл. — Организуем в часовне. А если он тебе не наделает девочек, мы его вышлем к отцу с матерью в Кройдон и поищем другого.
— Или оставим здесь, — торопливо добавила побледневшая Белинда, представив, как Эсмонд возвращается домой и рассказывает матери или своему дяде Альберту, где его держали в заложниках и кто его сюда привез. — Нам на ферме нужны мужчины, а тут, между быками и овцами, навалом места для украдки. Хотя времени у него на это не будет. Старый Сэмюэл его всякому фермерскому и шахтерскому научит.
Женщины громко захихикали, и Эсмонд, вслушиваясь у себя в спальне, в очередной раз задумался, над какой такой шуткой они смеются.
