— С чего вы взяли, что я кому-то там подражаю?
— А я такого вовсе и не говорил, — улыбнулся Доктор. — Я только спросил, кто этот уверенный в себе человек, с которым вы, судя по всему, успели свести довольно близкое знакомство.
— Не ваше дело, сэр.
— Ого. Что ж, прекрасно. Жаль, что вы не можете позаимствовать эту манеру раз и навсегда — тогда бы вам мои услуги больше и не понадобились! Но для этого ваше состояние еще недостаточно стабильно, Джейкоб. К тому же — ведь вы не можете так себя вести, когда вы в его обществе, не правда ли? И тем не менее я рад, что вы научились принятию роли. Вы, вероятнее всего, подготовили этот сюрприз специально для встречи со мной: человек с характером этого вашего приятеля никогда не позволил бы полоумному чудику с охапкой идиотских методик над собой измываться, а?
— Вы правы, Доктор, — сказал я; и пар из меня понемногу вышел весь.
— Это лишний раз доказывает, что вы, и с терапевтической точки зрения тоже, готовы к переходу на Мифотерапию — поскольку, сами того не сознавая, уже ее практикуете. Но было бы лучше, если бы вы четко себе представляли, что вы, собственно, делаете, чтобы не ляпнуться по незнанию. Насколько помню, я некоторое время назад рекомендовал вам заделаться экзистенциалистом. Вы читали Сартра?
— Кое-что, не все. Честно говоря, я вряд ли родился экзистенциалистом.
— Вы уверены? Ну что ж, теперь это уже не слишком важно. Мифотерапия построена на двух допущениях: что человеческая экзистенция предшествует человеческой эссенции, если оба эти термина и в самом деле хоть что-нибудь означают; и что человек волен не только выбирать свою эссенцию, но и менять ее по своему усмотрению. И то и другое — недурные экзистенциалистские посылки, а истинны они или нет, для нас в данном случае не важно: в вашем случае они полезны.
И он стал объяснять основы Мифотерапии.
— В жизни, — сказал он, — не бывает персонажей, по сути своей основных или второстепенных. С этой точки зрения вся беллетристика, все биографические и большая часть историографических сочинений лживы насквозь. Всяк есть герой своего собственного романа. «Гамлета» можно пересказать от лица Полония и озаглавить «Трагическая история Полония, гофмейстера датского». Вряд ли он сам считал себя второстепенным персонажем в чьей-то там чужой истории. Или, допустим, вы шафер на свадьбе. С точки зрения жениха, он и есть тут главное действующее лицо; всем прочим, в том числе даже и невесте, уготовано играть свиту. С вашей же точки зрения, вся эта свадьба — не более чем проходной эпизод в увлекательнейшей истории вашей собственной жизни, а жених с невестой играют в массовке. И вы сами принимаете роль второстепенного персонажа: вам, может быть, просто нравится притворяться фигурой менее значительной, чем — и вы это прекрасно знаете — вы есть на самом деле, как это делает Одиссей, когда, преображенный, теряется среди свинопасов. И каждый участник свадебной церемонии видит себя именно протагонистом, который снизошел до того, чтобы зайти посмотреть на спектакль. В таком ракурсе беллетристика не ложь, а истинное воплощение свойственного человеку способа искажать действительность.
Далее, мы ведь не только главные действующие лица наших собственных историй, мы еще и сценаристы и отводим всем прочим участникам роль второстепенных персонажей. Но, поскольку ни одна человеческая жизнь не является, как правило, последовательным изложением одного и того же сюжета, нам постоянно приходится придумывать героя заново, а заодно — в соответствии с ним — и множество второстепенных ролей для всех остальных участников. Это общая закономерность. Если человек изо дня в день, с утра до вечера предстает в одном и том же образе, это означает, что либо он напрочь лишен воображения, вроде актера, способного играть одну-единственную характерную роль, либо же воображение у него настолько всеобъемлющее, что он во всякой частной жизненной ситуации видит эпизод некоего огромного сверхсюжета и способен таким образом все эти ситуации искажать, чтобы один и тот же герой был в состоянии с ними справиться. Но это в высшей степени нетипично.
Этот способ наделять людей ролями есть мифотворчество, а когда он применяется — осознанно или бессознательно, в целях защиты или повышения статуса собственного эго, — он и становится Мифотерапией. Вот мы и подошли к сути вопроса: ступор, каковой нашел на вас на вокзале, возможен исключительно в том случае, если по тем или иным причинам человек, его испытывающий, отказался от Мифотерапии. Тогда, на скамейке, вы не были ни главным, ни второстепенным действующим лицом: вы вообще не были действующим лицом. И, поскольку с вами такое однажды произошло, мне приходится объяснять вам вещи, с которыми другие люди рождаются. Это вроде как заново учить паралитика ходить.
Теперь: значительная часть так называемых жизненных кризисов случается именно оттого, что роль протагониста, принятая человеком для какой-то конкретной ситуации или ряда ситуаций, не отвечает ситуации, пришедшей ей на смену, или — что дает нам тот же результат — оттого, что человеку просто недостает воображения, чтобы исказить, приспособить новую ситуацию к прежней роли. Это сплошь и рядом происходит с родителями, когда вырастают их дети, или с любовниками, когда один из них начинает охладевать к другому. Если новая ситуация слишком значима, чтобы ее можно было игнорировать, человек может стать шизофреником — последняя, так сказать, маска — или просто невротиком. Как только вы начинаете говорить о человеческой цельности, данное обстоятельство нельзя не принимать во внимание, потому что цельный человек — это человек, верный тому сценарию, который он для себя написал.
Как я уже сказал, ваше состояние слишком нестабильно, чтобы позволить вам играть все время одну и ту же роль — и воображение у вас тоже не бог весть, — так что справляться с кризисами вам будет проще всего, меняя сценарии по ходу, столько раз, сколько потребуется. С этим вы справитесь; только не забывайте, вам необходимо постоянно отдавать себе отчет в том, что вы в данный момент творите, чтобы не оказаться вдруг совсем без сценария или в сценарии, не подходящем к данной ситуации. Очень, кстати, было неплохо для начинающего: как вы сегодня сюда вошли — уверенно, чуть ли не с вызовом — и приписали мне роль шарлатана. Но вы должны научиться мгновенно менять маски: на тот случай, если мне вдруг каким-то образом удастся сделать вашу стартовую позицию проигрышной. Допустим — это всего лишь первое пришедшее на ум предположение, — вы могли бы представить меня, ну, скажем. Мудрым Старым Ментором, этаким Гибридом Нестора и Макиавелли, а себя — Простодушным Но Подающим Надежды Молодым Протеже, юным Александром, который в один прекрасный день применит все полученные знания на практике и уйдет много дальше, затмит учителя своего и наставника. Суть уловили? Или — идейка дрянная, но на крайний случай сойдет — Негодующим В Глубине Души Молодым Человеком, который терпит бредни Престарелого Дурика, но ни за что на свете не позволит ему задеть себя за живое. А дрянная она потому, что, если вы когда-нибудь попробуете надеть эту маску, вы тем самым отрежете себе путь к знаниям.
Для вас необычайно важно отдаваться каждой роли всей душой. И не думайте, что там, в глубине, под маской есть что-то еще: ни черта там нет. Эго означает я, я означает эго, а эго по определению есть маска. Там, где отсутствует эго — вроде как у вас тогда, на скамейке, — там отсутствует «я». Если у вас иногда появляется ощущение, что ваша маска лишена искренности — словечко-то какое! — так это просто потому, что одна из ваших масок никак не сочетается с другой. Нельзя же напяливать по две за раз. Отсюда конфликт, а конфликт между масками, как и отсутствие маски, есть источник иммобилизации. Чем острее вы сможете драматизировать ситуацию и четче определить собственную вашу роль и роли каждого из участников, тем в большей вы будете безопасности. С точки зрения Мифотерапии абсолютно безразлично, играете вы в данном случае главную роль или же второстепенную — до тех пор, пока она четко прорисована; однако, в силу общей природы вещей, роль вы берете на себя, как правило, все-таки главную. Ну, теперь скажите что-нибудь вы.
Я не мог.
— Говорите! — приказал Доктор. — Действуйте! Войдите в роль!
Я честно попытался хоть что-нибудь придумать, но у меня ничего не вышло.
— Черт вас подери! — взвился Доктор. Он пинком отправил стул куда подальше, прыгнул на меня, свалил на пол и принялся молотить что есть силы.
— Эй! — завопил я, ошарашенный этим внезапным нападением. — Прекратите сейчас же! Какого черта! — Преимущество и в силе, и в весе было на моей стороне, и мне довольно скоро удалось его с себя сбросить. Мы стояли друг против друга, отдуваясь, с трудом переводя дыхание.
