из справедливых кази, обвиняемые доставлены на твой суд.
– Хорошо, – потер полные ручки судья. – Очень хорошо.
А Пулат изобразил на лице кривую улыбку и подбоченился.
«Спелись шакал и лиса, – подумал ходжа, видя, как Пулат едва не пускает слюни в предчувствии победы. – Ну, погодите же у меня! Одно плохо: судья, похоже, уже знает, кто я. Но вот тряпичный скряга, судя по всему, не догадывается. Ведь Икрам говорил, что он почти не выходит из дому, продукты ему доставляют торговцы, а его делами в двух лавках заправляет приказчик…»
Насреддин рванулся вперед, вскидывая руки.
– О кази!
Судья вздрогнул от неожиданности. Никогда еще ни один обвиняемый не позволял себе подобного в его присутствии. Обвиняемым полагалось бояться его и трепетать в предчувствии неотвратимости наказания за совершенные и, тем более, несовершенные проступки. Старик же повел себя очень странно. Поэтому кази вжался спиной в стену и на всякий случай загородился руками.
– О кази! – повторил Насреддин, выдвинувшись на середину комнаты. – Вы не поверите, но сегодня мне приснился удивительный сон: я видел самого Аллаха!
– Аллаха? – заинтересовался кази, опуская руки на округлый живот, выпиравший из-под халата.
– Да-да, именно его! Он сидел на небе в окружении ангелов и расхваливал вас.
– Расхваливал? Меня? – поерзал кази на курпаче, силясь сообразить, что слетает с уст старика – лесть или хитрая уловка.
– Именно так. Он говорил, какой вы справедливый и мудрый человек. И еще он говорил, что вы судите исключительно по вине и никогда не берете денег, и за это он приготовил вам лучшее место в раю.
– Хм-м, – рассеянно протянул кази, не понимая, чего добивается старик.
– А еще я встретил там моего почившего отца.
– Он тоже хорошо отзывался обо мне?
– Увы, ему не довелось знать такого честного судью, как вы, но, услыхав слова всевышнего, он прослезился и приказал мне поделить зарытый им клад с вами пополам.
– Клад? – заинтересовался кази.
– Именно так, о достойный кази, чье имя мне, к сожалению, неизвестно, – горько развел руками Насреддин.
– Меня зовут Шарифбек! А клад… он богатый?
– Очень! Отец сказал, что ему удалось скопить за долгую жизнь приличную сумму, он не был транжирой.
– Это хорошее качество. Очень хорошее, – покивал судья, перебирая пальцами край халата и мечтательно закатывая глаза. – Но давай все же перейдем к делу.
– Давайте, – согласился Насреддин и почесал левую ладонь пальцами правой руки, отчего кази задумчиво нахмурил лоб.
– Уважаемый торговец Пулат, – кази указал на стоявшего рядом с ним богатея, – обвиняет тебя, старик, и дехканина Икрама, что вы, пользуясь его добротой и щедростью, ограбили его, причинили ущерб его имуществу, а теперь отказываетесь возмещать. Что ты на это скажешь?
– Глупости все это! – сказал ходжа и опять почесал ладонь.
– Как?! Ты хочешь сказать, что уважаемый всеми торговец Пулат лжет? – свел кази мохнатые брови на переносице.
– Откуда же мне знать, о справедливый кази, если я даже не слышал, о чем говорил мой уважаемый сосед. К тому же, как я вижу, суд уже свершился, и больше нет никакого смысла выяснять истину. Вот я и сказал: «глупости все это»!
До появления старика в доме кази все было ясно как божий день, однако затеянный ходжой разговор о причитающейся кази части клада внес смятение в мысли судьи. С одной стороны, реальные десять монет, которые ждут его по завершении дела, а с другой – целая половина клада! Нет, здесь нужно хорошенько поразмыслить, не совершить опрометчивого поступка. К тому же у дома набилось множество оборванцев, которым было крайне любопытно посмотреть, как-то судья решит столь запутанное дело. Можно, разумеется, дать приказ страже разогнать толпу, но – клад! Да и возможность поправить пошатнувшуюся репутацию честного судьи в глазах нищего сброда тоже нельзя сбрасывать со счетов. И тогда доходы кази возрастут неимоверно, ведь в последнее время к нему мало кто обращается.
Так размышлял кази, оттопырив нижнюю губу и в сомнении поглядывая на старика, то и дело почесывавшего ладонь.
«Он чешет ее вовсе неспроста, – решил судья. – Один раз – это случайность, как и два. Но он делает так постоянно, будто намекает на что-то».
На что намекают, почесывая ладонь в присутствии судьи, известно было не только кази, но и остальным присутствующим. Пулат тоже неотрывно наблюдал за противным стариком, вполне могущим помешать исполнению договоренности с кази. Теперь уже Пулат вовсе не был уверен в положительном для него исходе столь простого, как он полагал, дела. И оттого богач заметно нервничал, а потом запустил руку под халат и принялся едва слышно позвякивать мошной, напоминая тем самым кази о себе. Но тот только поморщился.
Наконец кази принял решение.
– Ты неправ, старик, – важно произнес он. – Мой суд зиждется на справедливости, и только на ней. Поэтому уважаемый Пулат, разумеется, расскажет…
– О благородный кази, – склонил голову ходжа, – в том нет необходимости, поскольку я вполне осведомлен о предмете недовольства моего соседа Пулата: все дело в дыре в его стене.
– Это не моя стена! – сорвался Пулат, чьи нервы были уже на пределе.
– Вот видите, кази, – покачал головой Насреддин. – Он вновь взялся за свое. Если стена не его, то почему он пытается принудить нас заделать в ней дыру?
– Да, да, это очень важный вопрос, – обернулся кази к покрасневшему от негодования Пулату. – Поясни нам, уважаемый Пулат, в чем здесь дело.
– О кази, разве мы с вами не обсуждали это?
– Но вы не говорили мне, что стена не принадлежит вам! – начал изворачиваться хитрый кази.
– Разве так важно, кому принадлежит стена? – вновь позвенел мошной Пулат.
– Очень важно! Мой суд, как ты знаешь, справедлив, и я не могу допустить, чтобы был обвинен невиновный. Поэтому мы должны во всем как следует разобраться.
– Но как же… – растерянно поморгал Пулат.
– Не спорь со справедливейшим и мудрейшим кази! – гневно бросил баю ходжа и льстиво улыбнулся судье, склонив голову.
– Ты прав, старик, – похвалил его кази, взял в руки четки и начал их перебирать. – Со мной не надо спорить. Здесь не базар, а суд!
– С вашего позволения, уважаемый кази, вот тут у меня бумаги.
Ходжа достал документы и протянул их судье. Тот принял бумаги и с величественным видом проглядел их, а Насреддин вновь почесал ладонь.
– Перестань, наконец, чесаться! – не вытерпел Пулат.
– Разве человек уже не хозяин себе, что не может почесать собственную руку? – удивился ходжа.
– Да, да, уважаемый Пулат, – поддакнул ходже кази, – вы что-то уж слишком того. И знаете, я просмотрел бумаги… – Кази пожевал губами. Он все еще сомневался, чью сторону надлежит выбрать в споре.
