Подушка улыбнулся и пошел смотреть, кто лезет следующим. Это была Ира.
— Все, Подушка, лови, прыгаю, — сказала она. Парень демонстративно отошел к акации и поспешно отскочил и от нее и от Иры ко мне.
— Я же говорила, заразишься, — сказала я.
Подушка отмахнулся, Ира слезла, за ней Одеяло.
— Подержи Иру, я слезаю, — сказал Одеяло.
Мы с Подушкой благополучно ушли к эстонцам, которые уже были на улице. Все выставились на меня, как бараны на новые ворота, к нам поближе подошел их вожатый Дима. Я ему объяснила, что на завтрак мы не попали, нам сообщили, что можем пойти с ними. Подошли Ира с Одеялом, который все время пытался идти от нее подальше. Ничего у него, конечно, не получалось. Так мы и пошли на завтрак с дико оглядывающимися эстонцами, которые что-то лопотали. Подушка пару раз даже отвечал им (периодически путая русский с эстонским), после чего они надолго замолкали.
— Эта столовая больше на библиотеку похожа, — сказала я, в очередной раз заходя в столовую.
— У вас такие библиотеки? — спросил Подушка, смотря на столовую новыми глазами.
— Ну, не столовые точно, — заверила я его.
Я уселась с самого края стола, рядом со мной плюхнулся Подушка, за ним Ира, и Одеялу ничего не осталось, как сесть рядом с Ирой. Я болтала с их вожатым, выведывала у него планы на дежурства, рассказала про наши ночные непотребства (крайне сжато и не полостью, но в красках), а он мне рассказывал про прелести общения с эстонцами, которые по-русски понимают с пятого на десятое.
Мы покушали и вышли на улицу. Ну и жара!
— Выкиньте нас кто-нибудь в море, — попросила я у неба. Блин, эстонцам хорошо, они сняли футболки и все, а мы… — Потом только сами за мной будете прыгать, я плавать не умею.
Мы отправились на Греческую эстраду, и Дима сказал, что мы будем играть в шарады. Обалдеть! И как мы должны объяснять эстонцам с их весьма скудным словарным запасом на русском языке какие-то еще слова? Я поделилась своими опасениями с Подушкой, он тоже озадачился: ему эта мысль в голову не забредала. Дима вышел на эстраду первым и изобразил сорняк. Мы с Ирой быстро догадались и сказали эстонцам, те радостно повторили, и на эстраду пошел серенький. Дима задумался и во всеуслышание сказал «мяч». Серенький принялся изображать, что он играет с мячом, эстонцы дружно предположили «рука».
— Глухие! — воскликнул серенький. — ГЛУХИЕ!
— Мяч, — сказал кто-то. Наверное, это был самый хорошо слышавший из тех, кто более-менее понимал по-русски и склерозом не страдал. У него по-эстонски угадал Подушка. Хотя не исключено, что он просто предложил парню сменить его на эстраде. Мы-то эстонский не знаем, вожатый тоже. Подушка вышел на эстраду, перепрыгнув через дырку, разделяющую зрителей от актеров. Он получил слово в свое распоряжение и задумался. Подушка попрыгал немного по эстраде, никто не проникся, он снова задумался. Потом выпрямился и застыл.
— Подушка! — громко заявила я.
— Правильно! — облегченно сказал он. Наверное, воспользовался тем, что никто не понял, что я сказала.
На эстраду вышла я, мечтая получить нормальное слово.
— Греческая эстрада, — сказал мне Подушка, видимо догадываясь о тупости своих собратьев, и ушел со сцены.
Я потыкала пальцем в эстраду.
— Пьедестал! — сообщили мне. Вот какое умное слово!
Я потыкала пальцем в колонну.
— Колонна! — радостно воскликнули эстонцы.
— Какая?
— Гипсовая, — сообщили мне. Ёклмн!
— В какой стране?
— Эстония…
— Круто, — усмехнулась я. — Прилагательное от этого слова образуйте.
— Эстонский.
— Теперь страну смените, где в основном колонны были такие?
— Греция, — додумался Одеяло.
— А теперь прилагательное.
— Греческое.
— А теперь женский род.
— Греческая.
— А теперь, где мы находимся.
— Греческая эстрада, — раздался хор голосов.
— А теперь кто это сказал?!
На эстраду полез Подушка.
— Компромат, — сказала я ему.
— А что это? — оживился Подушка.
— Так, вопрос снимается. Если уж даже ты не знаешь, то остальные точно не у дел! Волнорез! — я потыкала ему пальцем в волнорез и ушла на место.
Подушка вооружился моей тактикой и стал тыкать в волнорез.
— Море, галька, песок, — предлагали ему.
— Где вы тут песок нашли? — поразился Подушка.
— Корабль, мелководье, вода, соль, чайки, лагерь, забор, земля, воздух!
Подушка закатил глаза и безнадежно потыкал волнорез.
— Ну, давайте еще молекулы кислорода, азота еще что там.
— А, точно! — спохватились эстонцы.
— О, господи, Подушка, мне тебя искренне жаль! — сказала я парню.
— О-о-о, — простонал Подушка. — Ну что там беленькое?
— Хм… что-то бетонное… — сказал кто-то.
— Ладно, волнорез, — сказала во всеуслышание я и пошла, загадывать ему второе слово. — Губная помада, и не говори, что ты это слово не знаешь!
— Я знаю, — кивнул Подушка.
Он изобразил, что красит губы.
— Рука! Губы, — предположили эстонцы.
Подушка отчаялся. Он похлопал себя по щекам.
— Пудра!
Подушка закивал и снова накрасил себе губы.
— Пудра?
Подушка изобразил полный комплект модницы с зеркалом, помадой и румянами. Потом поцеловал свою руку и сдул поцелуйчик к нам.
— Помада! — воскликнул Одеяло и пошел на эстраду.
Одеяло долго прыгал, я ничего не поняла, как и остальные, тогда он сказал слово по-эстонски, эстонцы перевели его на русский, и на эстраду побрела Ира. Я посоветовала Одеялу загадать птичку.
Ира долго летала по сцене, эстонцы долго перечисляли всех птичек, чьи названия знали по-русски. Вот, блин, гении, просто абстрактно «птичка» сказать они не могут. Я сжалилась над Ирой и перезагадала ей белочку на проводе. Ира попрыгала на эстраде.
— Тушканчик!
Ира полезла на колонну.
— Тушканчик лезет на колонну.
Ира изобразила хвост, эстонцы двусмысленно хмыкнули. Тут Ира увидела белочку и потыкала в нее пальцем.
— Белочка?
Ира кивнула и изобразила повешенного.
— Белочка повесилась!
Ира кивнула и стала изображать провод с током.
— Электрический ток.
— По чему он бегает?
Никто ничего не ответил.
— Ну, где ток?
— В розетке!
— Что мы вставляем в розетку?
— Вилку.
— А дальше?
— Электрическое прибор.
— А что между ними?
— Провод! — воскликнул Одеяло.
— Правильно, а теперь соедини.
— Белочка повесилась на проводе! — сказал он.
— А теперь без «повесилась».
— Белочка на проводе!
Одеяло пошел на эстраду. Он показал, что что-то ему упало на голову, и он что-то выдумал.
— Это, по-моему, Ньютон, — сказала я Подушке.
— Может быть, — кивнул Подушка.
Мы с Подушкой рассмеялись.
— Это ведь Ньютон? — повернулась к нам Ира.
— Я первая угадала? — сказала я.
— Иди, — сказал Одеяло.
— Не-е-е, — отказалась я.
— Первая буква! — сказал Одеяло и показал на нос.
— Первая буква нос? — удивился кто-то из эстонцев.
— Первая буква этого слова есть первая буква того слова!
— Н?
— Вторая буква — третья буква с конца алфавита! — сказал Одеяло.
Я «упала» в обморок Подушке на колени. Не охота падать на лавочку…
— Н Э Ьтон! Круто! — рассмеялась я.
— Ньютон! — воскликнул кто-то.
Гениально! Елки-палки! Всё, я больше в этом не участвую.
После этого мы прогулялись по пляжу. Я залезла в воду, собрала пригоршню воды и вылила на Иру. Удивительно, она меня поблагодарила! Я вытащила водоросль и кинула в Подушку, тот кинул ее в меня обратно и наловил еще. В итоге на обед мы пришли мокрые, но довольные, благо охладились!
Тут пришел наш отряд и выставился на нас, бравенько жующих рядом с эстонцами и о чем-то разговаривающими с ними же. Их разве что Кондратий посохом по голове не хватил.
— Ну, куда? Что, я опять голодать буду? — сетовал Подушка.
— На диету пора садиться! — сообщала я.
— Тебе! — огрызнулся Подушка, за что схлопотал подзатыльник.
— Ладно, мне, — покладисто согласился парень.
Девушки и рот открыли. К нам подошел Андрейка.
— Это что вы тут делаете? — возмутился Андрейка.
— А что, нельзя? Вы нас там заперли, вот мы и пошли с эстонцами, — сказала Ира.
— Кто вам разрешил? — бушевал Андрейка.
Мы тыкнули в Диму пальцем.
— Он.
— Да, — подтвердил он. — А что мне постоянно с этими эстонцами общаться? Хоть кто-то нормальный!
Мы оставили их разбираться дальше, а сами отошли к Капитошке. Тот уточнил, можно ли вести нас на абсолют, и мы потопали. На полдороге мы отделились от общей массы эстонцев и потопали в медпункт, где нас накормили таблетками.
— Ну что, теперь наелся? — подколола я.
