А неприятности были не за горами. Сразу же после тихого часа Виктора вызвали в ординаторскую. В ординаторскую его провели два здоровенных санитара из бывших больных, если судить по выражению их морд. Втолкнули Виктора в кабинет и остались за дверьми.
По кабинету расхаживала высокая и стройная женщина лет тридцати.
Халат был небрежно накинут на облегающее красное платье. Короткий подол открывал крепкие ноги и кожаные сапоги выше колена.
– Садитесь, больной, – скомандовала дама, – Вот сюда.
Виктор сел на предложенный стул.
– Меня зовут Иродиада Николаевна. Я ваш лечащий врач. На что жалуетесь? – Иродиада Николаевна, обойдя стол, уселась перед Виктором и посмотрела ему в глаза пристально и жёстко.
– На судьбу, – пошутил Виктор, – и тут же пожалел, что пошутил.
– Молчать! – вдруг взвилась Иродиада Николаевна, – Молчать! И отвечать на мои вопросы! Ишь ты, шутник какой выискался. Гитлера он читает, сволочь этакая. Я тебе такого Гитлера покажу! Сапоги мои лизать будешь!
– Если вы не прекратите разговаривать со мной в таком тоне, – тоже завёлся Виктор, – то я вообще на ваши вопросы отвечать не стану.
– А куда же ты в жопу денешься? – удивилась Иродиада Николаевна и, вызвав санитаров, распорядилась:
– Cкажете Леночке, что я просила немедленно сделать этому храбрецу сульфазин пятнадцать кубиков.
В коридоре один из санитаров спросил другого:
– За что ему?
– Полковник… – неопределённо ответил второй и высморкался в угол.
В отделении медсестра, выслушав санитаров, засомневалась:
– Куда я ему, худющему, пятнадцать кубиков то вколю. Да он от десяти загнётся, – но всё же стала готовить укол – поставила разогревать в водяной бане на электроплитку бутылочку с жёлтой массой.
– Ты потом пей побольше, – инструктировала она Виктора, – я тебе бутылку дам, так ты её водой налей и поставь возле кровати. Я тебе, парень, всё-таки введу десять кубиков. Многовато для тебя пятнадцать.
– Спасибо большое, Леночка, – поблагодарил Виктор и подставил зад.
Укол был, как укол. Виктор поблагодарил Леночку за заботу и побрёл в отделение. Он решил посоветоваться с Лёней. Однако, советоваться с Лёней сегодня было не просто. Лёня сидел на своей кровати и, азартно сопя, пришивал на голое тело форменные металические пуговицы. Валера, тоже стараясь донельзя, рисовал шариковой ручкой на Лёниных плечах офицерские погоны.
– Я вам, блин, покажу, кто Ху есть Ху, – приговаривал Лёня, пришивая последнюю пуговицу на пуп. – Вы, блин, ещё все мне честь отдавать будете. А я не буду брать – на хрена мне ваша честь нужна. Вот только кокарду бы ещё на лоб прибить… гвоздь то у меня есть.
Подошёл Женя и успокоил Валерия:
– Не обращай внимания – это они колёс пережрали немножко. К завтрему пройдёт. Ну, как тебе Иродиада?
– Стерва, – сделал заключение Виктор, – она велела мне какой-то сульфазин сделать. Уже вкололи.
– Ну, братец, через неделю будешь жопу на руках в туалет носить.
– Почему это, – не понял Виктор.
– Потому что ходить больно, – объяснил Женя.
– Это ясно. А почему через неделю?
– Потому что раньше ты вряд ли встанешь. Тут это паскудство в чём? – Спросил Женя и сам ответил: – Всё паскудство в том, что сейчас температура будет под сорок, а через пять минут тридцать пять… Плюс бред с глюками…
– Что же делать, – спросил Виктор.
– А, что ты сделаешь? Терпи, – сказал Женя и исчез в инсулинке.
Подошла медсестра Леночка:
– Пошли, страдалец, я тебя в инсулиновой устрою.
Виктор забрал постель и перенёс в инсулиновую палату. Там было тихо.
Только бормотал Женя, варивший очередную порцию. В открытое окно проникал свежий воздух.
Снова пришла Леночка и сделала Виктору снотворное. Потом пришли фиолетовые слоны стали корчить рожи и трубить Шопена. Сонату № 5. Виктор кышнул на них – они послушались, поднялись и улетели в окно. Время от времени Виктор просыпался в ознобе, пил воду и, засыпая вновь, рассматривал бутылку – там в воде жили белые черви.
– Погоди, полковник, – грозились они, – Вот закопают тебя, тогда ужо мы потешимся.
– Не дождётесь, – говорил им Виктор и сжимал челюсти, чтобы получалось весомей.
Но черви на Виктора плевать хотели. Только смеялись ответ, показывая клыки. Потом один спросил потихоньку:
– На завтрак сможешь встать? Может, тебе сюда принести?
– Не дождётесь… – пробормотал Виктор. Тогда червяк испугался, у него от испуга сразу выросли уши и он превратился в Лёню. Лёня от вчерашнего уже отошёл, правда пуговицы с живота не срезал – решил покрасоваться.
Виктор поднялся, чтобы сходить в туалет – задница болела, ноги сводило в судороге, но потихоньку двигаться он смог. Умылся. Покурил. Прибежал Женя, вынул из кармана пижамы банку:
– На, глотни. Оттягивает. Я тебе потом анальгину принесу, чтоб не так болело. Ты держись – это только начало…
Виктор попил чифирю и решил держаться. Приняв такое хорошее решение, – побрёл в палату. Однако это было не так просто, как вначале казалось – инсулиновая палата исчезла, то есть может быть она и не исчезла совсем, но двери в неё спрятались – это было очевидно. Виктор, держась одной рукой за стену, ходил по бесконечному коридору взад и вперёд – всё был напрасно – палаты не было. Наполняясь отчаяньем, Виктор спросил у санитарки:
– А куда, собственно, инсулиновая палата исчезла?
– Ты что, родимый? – удивилась санитарка, – никуда она не исчезала. Здеся она, – и в удивлении крепко шлёпнула себя рукой по необъятному заду.
– А дверь где же?
– И дверь тутока, – тут санитарка согнулась и подняла юбки – точно! – вместо любимых советскими женщинами лиловых штанов с начёсом под юбками красовалась искомая дверь с табличкой «Палата инсулинотерапии».
Виктор вошёл и хлопнул дверью.
– Как вы себя чувствуете, больной? – спросил голос Иродиады Николаевны, – Больной Катин, как вы себя чувствуете?
Виктор открыл глаза – над ним парила верхняя половина Иродиады Николаевны, укутанная в душный сладкий запах. С её ресниц на Виктора чешуйками осыпалась тушь, кружилась чёрными снежинками. В глубоком вырезе платья волновалась грудь с четырьмя сосками, как у коровы.
– Я чувствую себя великолепно… Не дождётесь… – сказал Виктор почему-то с грузинским акцентом.
– Дождусь, хороший мой, дождусь, – заверила Иродиада Николаевна и поплыла к двери.
А тут, как раз, червяки в бутылке запели хором хорошую песню:»И вновь продолжается бой… там, там, там… И Ленин такой молодой… там, там..» Ленин обернулся, выходя в дверь, и сказал:
– Шаг вперёд, два шага назад, – и тоже вышел.
– Это всё мираж, – решил Виктор. И, как только он это решил, так сразу мираж и появился. Появился крылатыми кораблями, парящими над духотой песков, над жаждой, над Виктором, без сил лежащим на песке.
– Ещё немного, – бормотал Виктор, – ещё немного и будет вода. Нужно только потерпеть, – и всё полз и полз вперёд.
К вечеру он поймал варана и, перекусив ему горло, пил вдоволь горячую кровь. Женя был недоволен и ворчал:
– Чай пить нужно, дурила, чай. От этих твоих вывертов ещё хвост и лапы вырастут. На-ко, глотни первачка. Я свежий замутил.
Виктор глотнул – и сразу всё закончилось.
– Ну, ты и гнал парень, ну и гнал, – всё ворчал Женя, – мы уж думали, что ты кони бросишь.
– Я долго бредил? – спросил Виктор, мысленно обследуя своё тело. Всё, вроде, было в порядке, только во рту стоял неприятный вкус, да болели мышцы.
– Без малого неделя, – сказал Лёня и посоветовал:
– Ты, если Иродиада что предлагать будет, соглашайся. Не выдержать тебе…
– Не дождётся, – сказал Виктор со злостью и пошёл приводить себя в порядок.
Только и успел Виктор зубы почистить, как по отделению крик:
– Катин! К доктору!
И уже ждали в полной боевой санитары.
Иродиада Николаевна была без халата в гипюровом платье, под которым не было нижнего белья, и всё в тех же сапогах выше колена.
– Видите ли, Катин, – начала она энергично, – советская медицина нуждается в вашей помощи. Разработано великолепное средство, позволяющее некоторым образом влиять на психику таких вот уродов, как вы. Средство находится в стадии клинических испытаний. Но для испытаний нужны добровольцы. Вы сейчас подпишете мне документ о добровольном сотрудничестве и о том, что за последствия, кроме вас, никто не отвечает.
– Ни хрена я вам не подпишу, – ответил Виктор, холодея от злости.
У Иродиады Николаевны судорогой повело лицо. Она вскочила из за стола. Каким-то непонятным образом в её руке оказался хлыст с короткой рукояткой.
– На колени, сволочь! – прохрипела она и взмахнула хлыстом.
Виктор правой рукой закрыл лицо. Хлыст больно намотался на руку. Тогда Виктор вырвал хлыст у Иродиады Николаевны и насколько раз яростно ударил её по лицу.
Ворвались санитары. Помяли Виктора для острастки, надели смирительную рубашку. Повели в отделение. И уже через пятнадцать минут лежал Виктор привязанный накрепко к чужой кровати в общей палате и слушал боевую песню, которую распевал Кей, гуляя в проходе и постукивая кулаком по спинкам коек в такт своей песне:
