Герман Дробиз - Вот в чем фокус

И правда: я расчертила классики, немного попры­гала и вижу, папа уже возле продавщицы. Ему ананас взвешивают.

Я подбежала.

Продавщица спрашивает:

—   Это ваша девочка? Тогда имеете право два взять, раз вы вдвоем стояли.

Мы взяли два. Папа их за хвосты взял.

Я спрашиваю:

—   Мы еще будем гулять? Или пойдем домой ана­насы лопать?

Папа обрадовался:

—   Конечно, домой. Тем более по телевизору футбол через двадцать минут.

Мы пошли домой. Но тут папу окликнула из очереди какая-то тетя:

—   Володя, привет! Сколько лет, сколько зим! Ты очень торопишься?

Папа, конечно, торопился. Но он человек мягкий. Он говорит:

—   Не очень.

—   Тогда одолжи мне свою дочку. Смешно из-за одного ананаса стоять.

—   Хорошо,— говорит папа.— Лера, постой с тетей. А я в сквере посижу.

Что делать, я в папу: просят, значит, надо. Встала рядом с тетей. Она спрашивает, как меня зовут, сколько мне лет и все другое, что обычно спрашивают взрослые.

Когда наша очередь подошла, я испугалась, что продавщица меня узнает. А тетя нарочно говорит:

—   Доченька, подержи сумку, я деньги достану.

Продавщица ничего не сказала. Тетя купила два

ананаса, подвела меня к папе, поблагодарила, и мы пошли домой.

Но тут из очереди выбежал какой-то дядя и го­ворит:

—   Извините, вы не могли бы и мне вашу девочку одолжить?

Папа так удивился — не знает, что и сказать.

—   Нет, если вы торопитесь, тогда, конечно, изви­ните.

Ну, папа — большой чудак. Ведь мог бы честно ска­зать: «Да, тороплюсь». А он говорит:

—   Нет, не очень...

—   Большое спасибо,— говорит дядя.— Иди сюда, девочка. Не бойся. Какая ты большая. В школу ходишь? Молодец!

Мы с дядей стоим в очереди, а папа ходит в сторон­ке, ананасами помахивает. Он ими так помахивает, как будто они горячие и их надо остудить.

Вот дошла наша очередь. Дядя говорит:

—   Мне два.

—   Кто второй?

—   Дочка.

—   Где она?

А я испугалась, что на этот раз продавщица меня обязательно узнает, и за дядю спряталась. Он меня об­нял и подтолкнул к прилавку.

—   Вот она. Вот моя красавица. Продавщица говорит:

—   По-моему, эта красавица тут уже была со своим папой.

Дядя говорит:

—   Не может быть, я ее папа.

—   А как ее зовут?

Дядя задумался. Потом говорит:

—   Таня.

Продавщица меня спрашивает:

—   Тебя Таня зовут? Дядя на нее как закричит:

—   Какое вы имеете право? Что за допросы? Ваше дело торговать!

Продавщица говорит:

—   Чего вы раскипятились? Нате ваши ананасы! Папа подбежал:

—   Что тут случилось? Что происходит? Продавщица говорит:

—   О! Два папы. Счастливая девочка. Бывает, ни одного, а у нее сразу два.

А дяде она говорит:

—   Хорош ты гусь!

И один ананас бросает обратно в ящик. Но дядя не растерялся и говорит:

—   Послушайте, что же мне, при людях объяснять? При посторонних? Вы что, не знаете, как это бывает? Это ее первый папа, а я — второй.

—   Ас кем из вас ее мама живет? Дядя говорит:

—   Разумеется, со мной. И хватит допросов, давай­те наши ананасы, нас дома мамочка ждет.

Продавщица усмехнулась, положила на весы второй ананас.

Но тут папа говорит:

—  Это уж слишком, товарищ. Это уже чересчур что ее мама с вами живет. Это оскорбительно.

Дядя покраснел и говорит:

—   Да отвяжитесь вы тогда со своей девочкой, если вы такой чувствительный.

И тут вдруг мой мягкий папа как схватит его за рукав, как дернет:

—   Вот я вам сейчас по шее дам, нахальный вы тип!

Я испугалась, что они подерутся, как наши маль­чишки. У них, если один сказал другому, что он тип, всегда начинается драка.

Дядя действительно бросился на папу, они вцепи­лись друг в друга и задышали изо всех сил. А я заре­вела.

Из очереди закричали:

—   Как не стыдно! Девочку пожалейте!

Продавщица говорит:

—   Из-за ананасов. Мужчины называются.

Папа и дядя расцепились. Дядя говорит:

—   Я не нахальный тип, не надо так про меня думать. Просто мы порой немножко сходим с ума из-за этого заморского дефицита. Извините.

И он пошел. Продавщица кричит:

—   Ананас-то возьмите! Один ваш законный.

Но он так без ананаса и ушел. А мы пошли до­мой.

Я говорю:

—   Папа, больше меня никому не одалживай.

Папа говорит:

—   Больше никогда не буду. И чего мы за этими ананасами встали? В следующий раз, если пойдем гу­лять, ни в какие очереди не встанем. Даже если не ана­насы будут продавать, а говорящих попугаев. Да хоть дрессированных слонов.

Я говорю:

—   Нет, за слонами встанем.

—   Ну, разве только за слонами,— сказал папа.

Признаюсь: когда я впервые услышал о Мише Ч., то поначалу решил, что меня разыгрывают. Конечно, стремительное развитие спорта привело к появлению гимнасток с бантиками в тощих косичках и фигуристов, которые получают медали мировых чемпионатов значи­тельно раньше аттестатов зрелости. Но... пятилетний штангист?!

Понятно поэтому, с каким волнением я подошел к дверям квартиры в одном из домов Юго-Запада. Нужно сказать, родители Миши Ч. с большой неохотой согла­сились на контакт с представителем прессы, справедливо опасаясь, что шумиха вокруг необыкновенных способно­стей их сына может повредить незрелой психике малыша. Но я убедил их в необходимости срочной и объективной информации через газету, ибо слухи о силаче-дошколь­нике уже распространились по всему городу и, как это всегда бывает со слухами, реальные факты доросли до нелепых фантазий. Уже приходилось слышать, что Миша Ч., рассердившись на воспитательницу, заставляв­шую его спать во время тихого часа, будто бы вынес ее на руках из детского сада и перебросил через забор. Или — что он якобы удержал автобус, у которого на подъеме отказали тормоза. Нечего и говорить, что на самом деле он конечно же не перебрасывал воспита­тельницу через забор, а, наоборот, очень осторожно поставил ее на столбик ограды. И разумеется, не удер­живал никаких автобусов, а всего лишь подтолкнул забуксовавший «Запорожец».

Вот почему родители согласились, чтобы пресса внес­ла ясность в эти необычные, но отнюдь не фантастиче­ские обстоятельства.

Но мне пришлось дать слово, что я не назову ни их настоящих имен, ни адреса, по которому проживает будущий — в этом не приходится сомневаться — чемпион и рекордсмен мира.

Стоя у двери, я размышлял, как мне вести себя с этим богатырем, который, возможно, вымахал выше меня ро­стом и которому от роду всего пять лет. Едва я нажал кнопку звонка, как внутри квартиры раздались грузные шаги и дверь содрогнулась от тяжелого удара. Каково бедным родителям с таким озорным гигантом, подумал я, и тут дверь распахнулась. Я увидел мальчика и собаку. Сначала о собаке. Это был огромный черный дог, этакая собака Баскервилей, пуда на четыре весом. Теперь о маль­чике. Обыкновенная милая мордашка, живой смышленый взгляд. Ростом он был не больше и не меньше, чем полагается в его годы. Словом, в том, что я увидел, необычной была только поза собаки: мальчик держал ее под мышкой. Дог скреб когтями воздух и беспомощно повизгивал.

—   А вот не будешь на дверь кидаться! — сказал Миша Ч.— Какой шалун.

Он поставил пса на пол и легонько шлепнул его, отчего Джек (подлинную кличку, в целях конспирации, я также вынужден утаить) кувырком улетел в глубь квартиры. Я утерял дар речи...

— Необыкновенную силу нашего сына мы заметили не сразу;— сказал мне Николай Петрович.— Впервые на­чали что-то подозревать, когда нам пожаловались из дет­ского сада: дети заспорили, что находится внутри плюше­вого слона, и сын, недолго думая, разорвал его пополам.