Герман Дробиз - Вот в чем фокус

Из соседней комнаты доносится грохот металла: у Ми­ши — очередная тренировка. Ради конспирации я не имею права опубликовывать его тренировочные веса, скажу только, что они значительно выше, чем... Молчу, молчу.

—   Но однажды мы окончательно поняли, с каким феноменом имеем дело,— вступает в разговор Мария Сергеевна.— Год назад папа и Миша, возвращаясь с прогулки, застряли в лифте. Посторонней помощи не понадобилось: Миша легко раздвинул створки лифта. Естественно, мы обратились к врачам. С тех пор он находится под их постоянным наблюдением. В остальном он обыкновенный мальчик: рисует, любит мультики. Его очень любят в детском саду, и дети, и взрослые. Кстати, Миш 11не злоупотребляет силой, за исключением этого печального случая с воспитательницей.

—   Пришлось-таки наказать! — смеется Николай Петрович.— На неделю запретил ему тренировки. Очень переживал!

Покидая квартиру, я тепло попрощался с Мишей Ч. и его родителями. Джек протянул было мне лапу, но, покосившись на Мишу, заробел.

Затем я встретился с тренером.

—   Занимаюсь с Мишей около года,-— рассказал Иван Андреевич В.— Миша — настоящий спортсмен. Не пьет, не курит. Верен спортивным знаменам нашего города. Дело в том, что о мальчике неведомым образом пронюхали «селекционеры». Родителей уже не раз соблаз­няли переездом в более теплые края. Миша отказался наотрез. Сказал, что не мыслит себе жизни в другом детском садике. Такая принципиальность радует.

Наконец, встреча с кандидатом наук Р., специали­стом в области спортивной медицины.

—   Секрет силы Миши Ч.— в особой эластичности волокон его мускулатуры. При этом его феномен — не только счастливая игра природы, но и следствие здоро­вого образа жизни, который, как мы выяснили, вели минимум три поколения его предков.

Выйдя из института, где работает Р., я неторопливо шел по улице, размышляя, какие поистине неистощимые резервы заложены в нас природой.

—   Слыхал про пацана с Юго-Запада? — остановил меня попавший навстречу знакомый.— Про этого, кото­рый автобус остановил? Так он, говорят, знаешь, что отче­бучил? У соседей свадьба всю ночь гуляла, так он кулачонком трахнул по стене: мол, мешаете спать. Полсвадь­бы кирпичами завалил: «Скорая» до утра возила. Ужас!

Я посмотрел в округлившиеся глаза знакомого и окон­чательно убедился, как нужен этот репортаж.

Думаю, многочисленные нарекания, --раздающиеся в адрес так называемых подростков, звучали бы значи­тельно реже, если бы мы, взрослые, по-товарищески делились с юным поколением своим опытом, полезными советами нравственного, морального и практического характера.

Недавно мне удалось побеседовать с группой под­ростков нашего микрорайона.

Я заметил их, возвращаясь домой поздно вечером. Они стояли кружком, курили и по очереди пили из бутылки.

—   Здравствуйте, товарищи,— сказал я, подходя к ним поближе. Вежливое обращение, разговор на равных являются непреложным законом в общении с детьми, каковыми, в сущности, и являются совре­менные подростки при всем их незаурядном мускуль­ном развитии и подчас весьма высоком росте.

—   Разрешите по праву и долгу старшего товари­ща,— продолжал я,— заметить, что сами вы вряд ли виноваты как в отношении бутылки, так и в отношении сигарет. Думается, все было бы по-другому, если бы семья и школа с детства приучили вас бросать окурки в урну и сдавать бутылки в приемный пункт. Не правда ли, товарищ? — обратился я к подростку, выглядевшему немного старше других, интуитивно угадывая в нем заводилу.

В ответ он произнес несколько слов...

—   В связи с тем, что вы только что сказали,— от­ветил я,— хочется посоветовать: не употребляйте нецен­зурных выражений, значение которых вам малоизвестно. Лучше всего проконсультироваться у вашего классного руководителя, у отца, матери, наконец у старшего това­рища вроде меня.

С каждым словом я видел, как круг моих слушателей смыкается все плотнее и плотнее. Сначала между нами протянулись незримые, но прочные нити духовного обще­ния. Но потребность детей в контакте со старшим това­рищем была столь велика, что вскоре я начал ощущать физические прикосновения.

—   Разрешите заметить,— строго сказал я, стараясь удержаться на ногах,— что избивать ввосьмером одного прохожего не следует. Слишком велика вероятность приварить в лоб кому-нибудь из своих.

—   Теперь относительно денег,— продолжал я, вправ­ляя обратно карманы,— Откровенно говоря, беспокоюсь, сможете ли вы самостоятельно рассчитать свой бюджет. Было бы очень приятно, если бы часть этой суммы, пусть небольшую, вы потратили на подарок отцу или матери ко дню рождения.

—   Что касается лежачего,— сказал я в заключе­ние,— то его по давней традиции не бьют. Во всяком случае, не до смерти. Кроме того, пинки ногами быстро разрушают обувь, а в вашем возрасте пора уже воспи­тывать в себе бережливое отношение к вещам.— Я хотел развить эту мысль и от идей бережливости тактично перейти к пропаганде созидательного труда на благо общества, но почувствовал, что нити нашего духовного общения, а равно и физического, внезапно оборвались.

Собеседники равнодушно отвернулись от меня и не­торопливо направились к противоположному концу квартала. Там, в зыбком свете далекого фонаря, пока­залась одинокая женская фигурка. Я поднялся и хотел было отправиться домой, но понял, что не могу оставить детей в назревающей ситуации. Я догнал их в тот момент, когда они были уже у самой цели.

—   Товарищи,— взволнованно обратился я к ним.— Одну минутку, товарищи. Хочу уберечь вас от крупной ошибки. Поверьте, ни в коем случае нельзя приставать к незнакомым девушкам на плохо освещенных улицах. А вдруг это ваша учительница?

Вероятно, мой взволнованный вид подействовал на них. Подростки переглянулись. Затем они взяли девушку под руки, подвели к фонарю и принялись пристально разглядывать.

—   Он прав,— сказал заводила через некоторое вре­мя.— Здравствуйте, Марья Кирилловна.

—   Спасибо, что предупредил,— добавил он, крепко пожимая мне руку.— Век не забуду.

С тех пор мы с ним настоящие друзья.

Однажды на ночь глядя я неосторожно прочел две статьи: одну — в научно-популярном журнале, где речь шла о необходимости ускорить компьютеризацию школы, и другую — в газете, где учитель возмущался тем обстоя­тельством, что под компьютеризацию отбирают учебные часы у литературы. Сегодня, писал учитель, Гончаров мешает изучать алгоритмы, завтра для манипуляций с процессором сэкономят на правописании деепричастных оборотов — чем же это кончится?

—   Чем же это кончится? — тревожно размышлял я, засыпая.

Мне приснился двадцать второй век, странный шаро­образный актовый зал, заполненный малышами, и человек на трибуне...

«Дорогие детворишки, директор я есть имею быть, хэлло! Хочу поздравливать вас с поступайлингом в нашу обучалку. Наша обучалка древновата жуть-жуть, имеет большие традиционы. Наша традицион — два древних предмета. Каждый год будете иметь один урок «литера­тур» и один урок «грамматик». Древний предмет «лите­ратур» изучал объекты недостоверной информации: легенда, поэма, драма, роман. В их создании ручной труд преобладать был, что давало низкое качество совре­менных композиторских машин супротив.

Древний предмет «грамматик» обучал правильно писать-читать чтобы. Теперь тоже не нужен: хочет детворишка склонить, хочет спряжить—компутер скажет, дисплюшка покажет.

Теперь проверочный вопрос: отвечайте вашу детсадов­скую программу знать! «Алгол», «фортран», «бейсик» — какие языки, кто знай? Мышиные? Некоррект. Мушиные? Некоррект. Машинные? Коррект! Какой имя твой есть будет был? Иванова Катерин? Молодуха, Катерин! Что значит, детворишки, когда человечка веривельски знай родную языку!»

...В этот момент я имел место проснуться и погру­зился в размышляйнинг:

— Неужели наших детворишек ожидает такой жуть- жуть футур? Академия педнаук, рассчитай тебя компу­тер — отвечать будешь, нет?!

Рассказ милиционера

Тихим летним вечером я возвращался домой с дежур­ства. Окна всюду были распахнуты. Звучала музыка. Пенсионеры поливали цветы на клумбах. Куда-то спешили нарядно одетые девушки и юноши. Изредка попадались родители, гуляющие с детьми. Приятно было, что вечер такой спокойный, такой мирный, такой не требующий моего милицейского вмешательства. Не успел я об этом подумать, как в одном из окон первого этажа услышал крики, шум и хорошо знакомое моему опытному слуху звяканье энергично швыряемой посуды. Я подбежал к этому окну, подтянулся на руках и сел на подоконник.